Оживление Берлина

Германия намерена в будущем проводить более напористую внешнюю политику. По мнению членов нового правительства ФРГ, пришло время дистанцироваться от "исторического чувства вины" и положить конец "культуре силового невмешательства". Немецкие эксперты восприняли этот поворот неоднозначно. "Давно пора",— убеждены одни. "Речь идет о войне",— предупреждают другие.

Елена Черненко

В конце минувшей недели Москву с первым официальным визитом посетил новый глава МИД ФРГ Франк-Вальтер Штайнмайер. 58-летнего социал-демократа в России знают хорошо: он уже занимал этот пост в 2005-2009 годах, а потому лично знаком с большинством ныне действующих лиц российской внешней политики. Собеседники "Власти" в российском МИДе возвращение Штайнмайера на пост главы германского внешнеполитического ведомства восприняли с нескрываемым воодушевлением.

При его предшественнике, либерале Гидо Вестервелле, у Москвы и Берлина дела как-то не складывались. Плохими отношения вроде и не были, но и хорошими их не назовешь. Экономические связи развивались, все остальное пробуксовывало. Немаловажную роль в этом играло (и продолжает играть) отсутствие "химии" между главами государств — президентом Владимиром Путиным и канцлером Ангелой Меркель. Тем не менее в Москве рассчитывают, что со Штайнмайером общий язык будет найти куда проще и двусторонние отношения получат новый импульс.

Первый, пусть небольшой, но с точки зрения Москвы позитивный шаг в этом направлении уже сделан. Штайнмайер убедил Ангелу Меркель заменить координатора правительства ФРГ по отношениям с Россией Андреаса Шоккенхоффа, резко критиковавшего Кремль за ущемление прав человека в России, на более сдержанного Гернота Эрлера.

Второй позитивный сигнал Штайнмайер послал Москве в своей программной речи. Выступая в начале февраля на Мюнхенской конференции по безопасности, новый глава МИД ФРГ причислил налаживание отношений с Россией к шести приоритетам внешней политики своей страны. "Нам необходимо найти общие точки с Россией, чтобы более конструктивно развивать наше сотрудничество. Только с помощью России мы можем решить иранскую проблему и уничтожить химическое оружие в Сирии,— заявил он.— Европейская политика против России не имеет будущего". Накануне же своего визита в российскую столицу Штайнмайер в интервью "Коммерсанту" высказал надежду, что отношения между Москвой и Берлином вновь станут "доверительными и конструктивными".

"Применение военной силы — это крайнее средство. Но культуру невмешательства нельзя путать с культурой отстраненности"

С этим, впрочем, могут возникнуть трудности. Гидо Вестервелле в Москве хоть и особо не любили, но и раздражения он здесь не вызывал. В России его ценили за политику, названную им же самим "культурой силового невмешательства". Ярким примером этой политики был отказ Германии от участия в ливийской кампании, инициированной ее партнерами по Североатлантическому альянсу. ФРГ тогда оказалась единственной страной--членом НАТО и ЕС, не поддержавшей резолюцию Совбеза ООН N1973 по Ливии (установившей бесполетную зону над этой страной и в целях защиты мирного населения разрешившей наносить авиаудары по войскам Муаммара Каддафи). Меркель якобы была против этого, но Вестервелле настоял. Кроме того, Германия вывела из-под командования НАТО свои корабли в Средиземном море и приостановила свое участие в натовском проекте по совместному обслуживанию разведывательных самолетов AWACS.

В период вероятности удара США по Сирии позиция Германии была менее однозначной: Берлин призывал Вашингтон дождаться выводов экспертной комиссии ООН по изучению химической атаки 21 августа 2013 года, в целом поддерживая идею необходимости наказания режима Башара Асада в случае доказательств его вины. Однако, в отличие от своих соседей — французов, датчан и поляков, немцы не выражали желания принимать участие в интервенции в Сирии.

Эта политика сдержанности и осторожности вполне устраивала Москву. Раздражать своих российских коллег Гидо Вестервелле начал лишь под самый конец своей карьеры на посту главы МИДа, когда он вдруг объявился на киевском майдане в компании украинских оппозиционеров.

Как поведет себя Франк-Вальтер Штайнмайер в случае, если Германии вновь придется принимать решение об участии в военной операции ее союзников, неизвестно. Отношения с Россией были лишь шестым пунктом его мюнхенской речи. Первым же был следующий: "Германия должна быть готова действовать в плане внешней и оборонной политики быстрее, решительнее и содержательнее". "Применение военной силы — это крайнее средство. Но культуру невмешательства нельзя путать с культурой отстраненности,— заявил Штайнмайер.— Наша страна слишком велика, чтобы всего лишь комментировать мировые события, сидя на галерке".

До Штайнмайера со схожим заявлением там же, в Мюнхене, выступил президент ФРГ Йоахим Гаук, призвавший сограждан брать на себя больше ответственности на мировой арене. По мнению Гаука, Германия "должна быть готовой вносить больший вклад в обеспечение безопасности, которую в течение десятилетий поддерживали другие". В унисон Гауку и Штайнмайеру звучала и речь нового министра обороны ФРГ Урзулы фон дер Ляйен, высказавшейся за расширение военного присутствия Германии в кризисных регионах.

Для многих заявления этой тройки стали сенсацией. До чемпионата мира по футболу 2006 года в Германии считалось едва ли не неприличным вообще как-то проявлять патриотизм, а уж о необходимости усиления роли ФРГ в мире тем более никто не говорил. Бывший президент страны Хорст Келер пытался было дистанцироваться от "исторического чувства вины", объясняя участие немцев в военной операции в Афганистане национальными (в том числе и экономическими) интересами Германии, но подвергся жесткой критике и был вынужден уйти в отставку.

В ходе недавней предвыборной кампании об активизации внешней и оборонной политики тоже никто вслух не говорил — эта тема до сих пор находит мало отклика среди широких слоев населения. Более того, судя по опросам, большинство немцев считают даже нынешнее присутствие своего контингента за рубежом (всего около 5 тыс. солдат) излишним. Тем не менее, по данным немецких СМИ, обнародованная мюнхенской троицей инициатива вызревала в чиновничьих кабинетах и околоправительственных think-tanks как минимум на протяжении года.

О некоторых причинах разворота в немецкой внешней политике чиновники говорят открыто. С одной стороны, это проводимая президентом США Бараком Обамой политика, в соответствии с которой Вашингтон перестал брать на себя роль абсолютного глобального лидера, инициирующего военные кампании и несущего в них основное бремя. С другой — это возросшее недовольство внешнеполитической отстраненностью Германии со стороны тех же США и ее европейских соседей. Из-за последствий финансового кризиса многие страны ЕС, включая "экономический локомотив еврозоны" — Германию, урезали свои военные бюджеты. Другие сочли это безответственным. Особой критике подвергся Берлин — соседи давно призывают его действовать в соответствии со своим статусом в Европе. В качестве третьей причины чиновники приводят появление близ границ Евросоюза все большего числа очагов нестабильности, к которым в Берлине с недавних пор причисляют и Украину.

Есть у этой тенденции как минимум две неафишируемые причины. Обе связаны с попыткой угадать настроения электората. Во-первых, эксперты говорят о разочаровании США в немецких элитах, возмущенных недавним скандалом вокруг прослушки американскими спецслужбами мобильного телефона Ангелы Меркель. В этом смысле гражданам ФРГ должна прийтись по душе более независимая (от Вашингтона) и решительная внешняя политика Берлина. Вторая причина связана с раскладом внутри сформировавшейся большой коалиции. Для социал-демократа Штайнмайера внешняя политика — хорошая возможность проявить себя и повысить рейтинг своей партии (они рассчитывали на портфель министра финансов, но он им не достался). На это же, по мнению многих экспертов, надеется и представительница ХДС/ХСС министр фон дер Ляйен, которая может возглавить партию на следующих выборах.

"Политики не хотят употреблять слово "война". Но именно о ней идет речь, когда Штайнмайер говорит о "действенной внешней политике""

Как бы там ни было, но большинство немецких экспертов и СМИ заявления "мюнхенской тройки" восприняли позитивно. "Германия повзрослела,— объявил обозреватель газеты Die Zeit Михаэль Туман.— Давно пора было положить конец этой прозрачной игре, при которой Германия пыталась одновременно быть гигантом экспорта и гномом внешней и оборонной политики". "Спящей красавице пора проснуться,— подхватил тему его коллега из Die Welt Клеменс Вергин.— Мы не можем быть супердержавой внутри Евросоюза, а за его пределами, там, где реальные проблемы,— строить из себя самодостаточную Швейцарию". "Нельзя постоянно отворачиваться, будто проблемы тебя не касаются, это не только не по-партнерски, это трусливо,— резюмировал Себастиан Крист в немецкой версии Huffington Post.— Если ничего не менять, то Германию будут воспринимать как соседа, которого видно и слышно только тогда, когда на соседнем участке праздник с бесплатным пивом".

Всеобщую эйфорию портили лишь отдельные скептики, вроде Якоба Аугштайна из журнала Der Spiegel, обвинившего инициаторов смены внешнеполитического курса в лицемерии. "Политики не хотят употреблять слово "война". Но именно о ней идет речь, когда Штайнмайер говорит о "действенной внешней политике", а Гаук призывает сограждан "повернуться к миру"",— убежден эксперт. Он напоминает: в ходе операции в Афганистане погибли 54 немецких военнослужащих. "Между тем эта кампания была совершенно бессмысленной,— считает Аугштайн.— Коррупция, радикальный исламизм, господство племен — все, с чем Запад боролся, расцветет вновь, как только международный контингент покинет страну". По мнению Аугштайна, если бы власти ФРГ действительно хотели проявить большую внешнеполитическую ответственность, то не стали бы на следующий день после Мюнхенской конференции заключать крупную сделку по продаже оружия с Саудовской Аравией.

Ряд экспертов, впрочем, полагают, что до кардинальных изменений во внешней и оборонной политике Германии дело не дойдет. Судя по первым — уже после Мюнхена — шагам нового правительства, скорее всего, так оно и будет: Германия объявила о намерении задействовать один из своих заводов в операции по уничтожению сирийского химоружия, пообещала увеличить количество своих солдат в Мали с 180 до 250 и выразила готовность подумать над предоставлением нескольких самолетов в распоряжение миссии ЕС в Центрально-Африканской Республике. Такой внешней политике и Москва будет рада.