Фестиваль балет
На сцене Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко Пермский театр оперы и балета представил программу "Три балета в манере поздней неоклассики", один из которых — "The Second Detail" Уильяма Форсайта — выдвинут на "Золотую маску" в номинации "Лучший балетный спектакль". Претендента оценивает ТАТЬЯНА КУЗНЕЦОВА.
Балет "The Second Detail", поставленный в 1991 году на электронную музыку Тома Виллемса, по праву венчает программу "поздней неоклассики". Кроме очевидной отсылки к баланчинским фирменным синкопам и смещенным вертикалям поддержек в нем невооруженным глазом можно разглядеть академические позиции (пусть и с нарушенной центровкой), добродетельные классические па и позы (хоть и разреженные нарочито косолапыми releve или "собачьими" вывороченными аттитюдами) и выверенные десятилетиями стандартные комбинации (пусть и исполненные в кажущемся хаосе: кто танцует спиной, кто лицом к залу, кто вовсе боком — будто зритель сидит в кулисах). Все это выглядит так, будто строгий педагог на минутку отлучился из зала и его скучающие ученики устроили классный шабаш, утрируя, пародируя, кривляясь и нарочито нарушая все задолбленные правила.
Но этот, казалось бы, образцово-инструментальный балет, конфликт которого заключается в конструировании и деконструкции сугубо хореографических композиций, имеет скрытый сюжет. И табличка с определенным артиклем "The", которую в начале спектакля один из танцовщиков торжественно устанавливает на авансцене, вовсе не означает определенности. Когда после череды микросоло (преимущественно женских) в неоклассическом духе, после кульминационного tutti, в результате которого все, вдрызг утанцевавшись, валятся на пол и лежат недвижимо, когда после нового витка плясок, в котором мужские соло утрачивают неоклассический акцент, превращаясь в движущийся и подскакивающий клубок заплетающихся конечностей, на сцене появляется босоногая солистка в подобии белого хитона, становится очевидно, что прототипом этой беззаконной простоволосой плясуньи, выбрасывающей корявые ноги во все стороны и загребающей воздух цепкими руками, является не кто иной, как Айседора Дункан, родоначальница всемирного авангарда.
Босая солистка завладевает авансценой и всеобщим вниманием. Однако смешавшаяся было толпа самоуверенно шалящих "неоклассиков" постепенно обретает невиданную дотоле стройность: геометрия рисунка (ровные ряды, правильные круги, стрелы диагоналей) и канонические связки па (особо показательно сочетание глиссадов и па-де-ша — главного движения ивановских лебедей) успешно противостоят волюнтаризму как бы импровизационных движений харизматичной солистки. И когда в финале возмутительница спокойствия сникает на полу белой бессильной кучкой, а табличку "The" опрокидывают легким движением ноги, открывается тайный смысл балета. Получается, что никакой поступательности в процессе развития танца нет, что классика, как и век назад, готова свалить на обочину любые новации, что прогресс в искусстве — понятие относительное. Однако автора, заигрывающего с классикой, но в любой момент готового сорваться в экстремальные телесные эксперименты, это нисколько не огорчает.
Этот сложнейший во всех отношениях балет в России поставлен впервые, и танцуют его только пермяки. Даже столичные гранды не рисковали покушаться на столь изощренный опус. В нем каждый из 14 участников получает свою минуту славы — личное соло, и в смысле исполнения "The Second Detail" куда труднее знаменитого и куда более эффектного "In the Middle Somewhat Elevated" — там-то за пятью главными персонажами легко спрятать середнячок вторых солистов. Амбициозность пермского балета и его руководителя Алексея Мирошниченко, выбравшего из немалого наследия Форсайта именно "Вторую деталь", внушает уважение. Однако благие намерения все же не совпали с возможностями: 14 солистов, способных подняться над традиционной классикой на такую высоту, чтобы жонглировать ею по-форсайтовски вольно, весело и отважно, в труппе не нашлось. Героев вечера трудно перечислить поименно — в программке все участники демократично записаны одной строкой, по той же причине нелегко назвать и аутсайдеров. Но именно потому, что и те и другие попеременно завладевают вниманием публики и скрыться в тени не удается никому, балет выглядит неровным, как американские горки: то дух захватывает, то сердце в пятки. На сцене, словно следуя сюжету "Второй детали", напористая раскованность лидеров боролась с классической зажатостью тех, кому эта хореография не по ногам. И в полном соответствии с форсайтовским финалом пермский академизм все-таки оказался сильнее.