Не нытьем, так катаньем

Специальный корреспондент «Коммерсантъ-BoscoSport» АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ стал свидетелем битвы фигуристок, развернувшейся не только на льду «Айсберга», а и в раздевалках спортсменок, и в коридорах подтрибунных помещений, и перед выходом на лед. Битва закончилась победой Аделины Сотниковой и этим репортажем.

Около раздевалок спортсменок в громадные полиэтиленовые пакеты были сложены цветы и игрушки. Они были хорошо примяты, чтобы больше вошло, но все равно пакетов здесь было очень много. Они были подписаны и предназначались японке Акико Судзуки. Японские болельщики приехали на Игры, чтобы отдать себя и эти цветы своим спортсменам, и сосредоточились на фигурном катании.

В коридоре, уже на коньках, танцевала китаянка Ли Чжун; на мой взгляд, с некоторыми ошибками, главная из которых состояла в том, что нельзя же так нервничать перед стартом. Немка стояла, прижавшись спиной к стене. Они ждали разминки.

Мимо прошла Юлия Липницкая с тренером Этери Тутберидзе. Вернее, мимо прошла Этери Тутберидзе с Юлией Липницкой. Высокая красивая грузинка во всех смыслах заслоняла, казалось, собой эту девушку в ярко-красном спортивном костюме, который, впрочем, никак не бросался в глаза на фоне серебристого олимпийского пальто ее тренера.

Подошли тренеры японки (тоже, собственно говоря, японцы) и стали рассматривать букеты и мягкие игрушки. Они их сортировали. Сортировали долго и придирчиво, отобрали всего пару букетов и три-четыре игрушки. Коридор теперь, когда пакеты были открыты, застилал густой запах роз. Можно даже сказать, что нечем было дышать. По крайней мере, и китаянка, и немка смотрели на японцев без одобрения: им еще выступать, а помешать могло все.

Например, нестерпимый запах роз запросто мог сбить им дыхание. А японцы его тут так легкомысленно распространяли.

Пока китаянка и немка выступали, в коридоре появилась Юлия Липницкая. Она долго шнуровала ботинки. Делала она это так. Просто ложилась к себе на колени — чтоб не напрягать, видимо, лишний раз спину. Ей так было удобней. Косточек и хрящиков в ее позвоночнике и в самом деле, кажется, не было.

Ее тренер стояла рядом. Сказать, что она была в напряжении,— значит соврать. Она была как струна, готовая, мне казалось, лопнуть при любой ошибке, тем более при падении ее Юли. Да той достаточно было просто, не дай бог, запнуться.

— Можно тебя поддержать? — к ней подошел кто-то из их команды.

Она кивнула. Он взял ее под руку.

— Теперь улыбнись!

Она вдруг роскошно улыбнулась. Эта улыбка была так же хорошо поставлена, как тройной ритбергер у ее подопечной, потому что ее нужно было постоянно исполнять на публике, в ожидании оценок и особенно после их объявления.

Конечно, и то и другое ведь ставил один человек.

Наконец они пошли к выходу на лед. Липницкая шла так сосредоточенно и напряженно, никого не замечая перед собой и видя в окошко двери перед ними только лед, что я не мог не подумать о том, что опасно же так нацеливаться на результат. Можно же так и сгореть в огне этого сухого, в сущности, льда.

— А где наш пупсик? — спросила хореографа Петра Чернышева подошедшая к раздевалке тренер Аделины Сотниковой Елена Водорезова.

Пупсик еще не подошел.

А мимо уже шли набравшие в кафе для спортсменов кока-колы и фанты китаянка и канадка. Они были веселые: им нечего было терять, потому что они сделали все, что могли, и уже все потеряли.

Юлия Липницкая тоже, наверное, сделала все, что могла. Но она упала, да и каталась с ошибками, так что итальянские тренеры, смотревшие ее выступление по монитору перед дверью у выхода на лед, огорченно вздыхали и негромко перешептывались между собой, явно не испытывая восторгов по этому поводу.

Здесь, в коридоре, вообще было очень тихо. Любое громкое слово ранило всех остальных. Концентрация энергии, воли, волнения, страсти, уверенности и неуверенности в себе была такой же густой и чувствовалась здесь так же явно и физически сильно, как тот умопомрачительный запах цветов.

Петр Чернышев и Елена Водорезова ждали Аделину Сотникову у выхода из раздевалки. Время от времени дверь приоткрывалась и оттуда выскальзывала чья-то спортсменка.

Петр Чернышев неодобрительно посмотрел на камеру, висящую прямо над входом в раздевалку, так что в приоткрытую дверь должно быть хорошо видно все, что там происходит:

— Старший брат смотрит за ними…

— Да и люди, которые мимо ходят, глазами постреливают,— сказал я.

Я, конечно, знал, о чем говорил.

Наконец Аделина Сотникова вышла из раздевалки на коньках. Она кивнула тренеру, походила на коньках, словно пробуя их и себя на прочность, и ушла на разминку. Ей, как и всем остальным, ничем уже нельзя было помочь, да и нечего уже сказать. Все было сделано и сказано. На это ушли годы.

Когда она ушла, Петр Чернышев все-таки сказал, но не ей, а Елене Водорезовой:

— Эмоцию никакую нельзя давать. Она сама придет.

Я даже сначала подумал, что он обращается к Сотниковой, но она же ушла. Но вот когда они все-таки начали разговаривать со своим пупсиком.

Вернувшись с разминки, Аделина тут же, в коридоре, сняла коньки, надела кроссовки и сделала несколько пробежек по коридору. Она тоже, конечно, была сосредоточенной, но какой-то очень живой и даже, не побоюсь этого слова, интерактивной. Она реагировала на всех людей, которые шли мимо или подходили к ней, и главное, вообще воспринимала окружающую действительность. Это было даже странно на фоне ее замороженных предстоящим льдом коллег.

И снова Аделина Сотникова зашнуровывала ботинки. Кроссовки она оставила тут же, в коридоре, около стула.

Из раздевалки вышла итальянка Каролина Костнер, оглянулась по сторонам, неожиданно кому-то подмигнула и пошла выступать.

Потом появилась кореянка (во всех спортивных протоколах ее пишут Ким Юна, а у нас в попытке назвать очень правильно называют ее по-всякому и гораздо вычурней: Ен А Ким, Ю-На-Ким или, не дай бог, Ким Ён А), главная до сих пор претендентка на золото. После короткой программы у нее было первое место. Она неподвижно стояла лицом к стене, подняв руки и прижав к стене пальцы, и что-то шептала себе. Потом, когда она прохаживалась на коньках по коридору, все время машинально одергивала короткое платьице, словно она была не южнокорейская фигуристка, а северокорейская.

Сюда, к раздевалке, опять принесли полиэтиленовые пакеты. Их было вдвое, втрое больше, чем досталось японке. Да нет, вчетверо, впятеро. Эти пакеты принадлежали Юлии Липницкой. Она собрала, как всегда, огромный урожай цветов и подарков.

Там, в микст-зоне, она давала сейчас интервью, отделываясь короткими, мало что значащими фразами. В нескольких метрах стояла ее тренер и тоже разговаривала с журналистами.

И Юлия Липницкая, и Этери Тутберидзе были, конечно, ужасно расстроены. Понять это постороннему человеку нельзя, почувствовать тоже. Впрочем, Юлия Липницкая держалась. У ее тренера это получалось хуже.

Этери Тутберидзе отчитывала журналистов:

— Да это вы ее вчера узнали. А в Японии ей рукоплещут залы! А вы постоянно пытаетесь что-то найти против нее!!!

— Да мы ее любим!..— слабо возражал кто-то.

— Ну да! — нервно смеялась Этери Тутберидзе.— А тогда что вы копаетесь в ее жизни! Один (она назвала фамилию журналиста.— А. К.) стал выяснять, где ее папа. Да какое вам дело! Отстаньте от нее! Кого вы из нее делаете?!! А она просто спортсменка! И она годами занимается только тем, что тренируется, и все!

Такие же слабые голоса журналистов, что ее любят не только они, а миллионы, остались без внимания.

Поведение тренера в микст-зоне, куда приходят именно для того, чтобы поговорить с журналистами, которых Этери Тутберидзе прокляла, оставляло желать лучшего.

Хотя по-человечески ее можно было понять: во-первых, она была расстроена неудачным выступлением ее подопечной, во-вторых, для нее, кажется, все стало на свои места — во всем виноваты журналисты. Они, как обычно, оказались крайними.

Пока она шла обратно к раздевалке, ее обнял пожилой итальянский тренер и стал утешать. Она кивала, но оставалась, конечно, безутешной. Я понимал, что она еще не выговорилась. И она это понимала.

— Ну вот, а вот вы! — обратилась она ко мне.— Скажите мне, почему какой-то… (она снова назвала фамилию журналиста.— А. К.) пишет про мужа ее мамы, что где он, почему его тут нет? Они ищут, где муж!!! Говорят, что жена его в армию отправила. А можно 28-летнего человека в армию отправить? Что значит «отправила»?!! Он взрослый человек! А еще одна (опять фамилия.— А. К.) вообще смешала ее с грязью, просто так взяла и смешала. За что?

Она отказывалась понимать, что к Юлии Липницкой, хотя она, видимо, и не возьмет медалей на этой Олимпиаде, уже пришла слава, пришла сама собой, без посторонней помощи, потому что в этой девушке есть что-то, за что ей и дальше будут поклоняться миллионы, а кто-то будет ее ненавидеть, причем именно за это. И все вот эти издержки, все те, что Юлии Липницкой сопутствуют уже сейчас, будут ее сопровождать всю жизнь. И ее тренера тоже — если они, конечно, будут вместе.

Но сейчас Этери Тутберидзе отказывалась понимать это.

— Почему,— спрашивала она меня,— на мой личный мобильный телефон с утра до ночи звонят какие-то люди и требуют интервью?! Или просто что-то постоянно говорят?!

— Смените вы номер телефона, и все,— предложил я.

— Да не хочу я! Он есть у моих друзей и знакомых!

— А им отправьте эсэмэски с новым номером. Сразу легче станет.

Она задумалась:

— Да не буду я так делать!.. А Юля! Этот ребенок читает все! Интернет… Она читает все!

— Попросите, чтобы не читала,— предложил я.— Это хороший способ. Им многие пользуются.

— Да о чем вы! А зачем в ее раздевалке установили прослушку (называет издание.— А. К.)?! Думали, она какие-то гадости говорить будет про соперниц? А она не сказала!.. Ну вот, из-за вас я все пропустила! Кто там выступает?..

— Прослушка — это гадость,— согласился я.— Послушайте, может, еще сегодня все будет хорошо. Может, вы и в тройку войдете.

Все, конечно, понимали, что в тройку она не войдет.

— Да мы сюда не за местом ехали! — воскликнула она.— Мы ехали чисто откататься!

— Нет людей, которые не едут за первым местом,— возразил я.— Мечтают хотя бы.

— Мы рассчитывали на бронзу,— вдруг призналась она.

Рядом разминалась Аделина Сотникова. Я не чувствовал, что она испытывает какое-то напряжение. Она, как и итальянка, была очень легкой, когда выходила на лед.

Откатала она, как известно, прекрасно. И оценки все видели (а здесь речь идет о том, чего не видел никто). Елена Водорезова, сказав несколько слов (совсем не таких, как Этери Тутберидзе) журналистам, обняла Петра Чернышева:

— Господи, я такая счастливая! Господи!

— Девушка, хотите водички?! — предложил ей кто-то из друзей.

Она очень хотела.

Но еще не выступила кореянка.

— Да это же!..— говорила еще один тренер Сотниковой.— Это же напиться можно!

— Да! — повторяла Водорезова.— Немножко можно выпить!..

Ей позвонили.

— Светка, я просто не могу кричать! Это такое!!! Такое!.. Да в любом случае, как бы ни закончилось… То, как мы катали!..

Ее кто-то обнимал, а она выскальзывала из объятий:

— Подождите, мы на всякий случай ругаем еще ее!

— Это минимум второе место,— сказал кто-то в коридоре.

— А максимум? — заинтересованно переспросили его.

Юля Липницкая прошла в раздевалку, даже не заметив тренера. Этери Тутберидзе быстро ушла туда же и так же быстро вернулась. Может быть, она хотела посмотреть по телевизору, как выступила кореянка.

Но как вышла в коридор Этери Тутберидзе! На ней была надета та самая улыбка, которой ей, наверное, часто приходится пользоваться: красивая и безупречная.

Мы услышали, как взревели и застонали трибуны.

Елену Водорезову чудом не сшибли с ног ее помощники и вдруг появившиеся здесь в большом количестве какие-то другие люди (Этери Тутберидзе успела посторониться).

— А-а-а-а! — кричала Водорезова.— Бог на свете есть!!!

Смех, восторженные стоны… Вряд ли бывает по-другому.

— А где Юля? — спросил какая-то женщина, выйдя из раздевалки.— Я там Юлю не вижу.

— Ушла плакать в душ,— сказали ей.

— Есть Бог! — повторяла Елена Водорезова.— Как мне хорошо! Я, конечно, на таблетках сейчас… А как хорошо! Ну вот! Нас и так, и так, а мы крепчаем!

Она, наверное, еще одного своего подопечного, Максима Ковтуна, имела в виду.

— А кто нас сфотографирует?! — воскликнула она.— Снимите психически ненормальных женщин!

Потом они ушли куда-то на лед, а в коридор влетела и бросилась в объятия к одному из тренеров тоже плачущая, по противоположной причине, Аделина Сотникова. Спросила, где тренер, услышала, что там, у льда, и бросилась туда.

Я успел спросить ее, выступала ли она и за того парня.

— Да, конечно! — воскликнула она, все поняв, потом остановилась и тщательно вытерла слезы, прежде чем убежать на лед.

Появилась Татьяна Тарасова, которая тоже работает в команде Аделины Сотниковой:

— А где чемпионка-то?

Шла цветочная церемония.

— Борь,— услышал я голос одного из тренеров чемпионки,— у тебя есть что-нибудь? 50 граммов есть? О, мы к тебе придем!

Я спросил у Татьяны Тарасовой, по заслугам ли получила кореянка, и могла ли она получить, к примеру, золото, если бы судьи не были к ней слишком строгими.

— Я бы второе место отдала Каролине Костнер,— сказала Тарасова.— У кореянки была слишком простая программа. А уж первое место ну никак не могла.

Конечно, не могла. Если бы я обратился к корейским тренерам, вот они бы могли и по-другому ответить.

И я обратился к ним: двое стояли тут же, ждали свою девушку с цветочной церемонии.

— Сотникова — чемпионка,— сказал один.

Другой молча с виноватой улыбкой развел руками.

— Да машины и те ломаются, а уж люди… — говорила Татьяна Тарасова Этери Тутберидзе.

Та слушала ее с улыбкой.

Из раздевалки вышла Юля Липницкая — с похожей между прочим улыбкой, только давалась она ей, кажется гораздо тяжелей. Да легкие красные пятна на щеках выдавали ее. И она не смогла улыбаться долго.

Ей показали мешки с цветами, она покачала головой: ну надо же (через дверь раздевалки стояло не меньше мешков с цветами и игрушками Аделины Сотниковой).

Юле Липницкой предложили выбрать что-нибудь и взять прямо сейчас. Она задумалась. Ее, по-моему, здесь не было сейчас.

— Вы же все равно лучшая! — сказала ей девушка-волонтер.

Юля вернулась.

— Да, конечно,— неожиданно спокойно и уверенно согласилась она.

— И когда будет ближайшая золотая медаль? — спросил я ее.

— На мира,— ответила она и тут вдруг улыбнулась безо всякого напряжения.

Похоже, эта мысль понравилась ей самой.

Чемпионат мира и в самом деле скоро.

Мимо прошла Аделина Сотникова. По-моему, они не заметили друг друга. По крайней мере, не делали вид, что не заметили.

Организаторы усиленно звали Сотникову на пресс-конференцию, это обязательно по правилам МОК. Она и пошла наконец, и быстро.

— Аделинка, коньки-то сними! Кроссовки вон там стоят!

Она засмеялась. Она и правда пришла бы на пресс-конференцию на коньках.

С другой стороны, в чем родилась, в том и пришла.

Она вернулась, расшнуровала коньки (я подумал, сколько сотен часов в ее жизни уходит на то, чтобы расшнуровывать их и зашнуровывать) и ушла на пресс-конференцию все-таки в кроссовках.

Появился президент Олимпийского комитета России Александр Жуков. К нему бросилась Татьяна Тарасова и стала говорить, что она же до последнего умоляла: в командных соревнованиях надо было в короткой программе выпустить Липницкую, а в произвольной — Сотникову. И никак. Не послушали ее.

Я понял, конечно: Тарасова хотела, чтобы Сотникова стала двукратной олимпийской чемпионкой. Это было бы законно.

— Но, может, и к лучшему для Аделины получилось,— сказал Жуков.

Один из спортивных организаторов подошел ко все еще стоявшей в стороне Юле Липницкой.

— Ну что мы можем сделать для тебя, скажи,— спрашивал он.— Мы сделаем. Ты не расстраивайся, ты сделала что могла… Что можем сделать мы?

— Можете,— сказала она.

Я думал, может, она квартиру, что ли, попросит. Вернее, я так не думал.

— Можете,— повторила Юля Липницкая.— Скажите, пожалуйста, дяде Саше (Александру Жукову.— А. К.)… Можно, я не буду давать интервью?

Это, видимо, прозвучало полной неожиданностью:

— Нет, ну как…

— Понимаете,— сказала Юля,— я хочу отдохнуть. Я проиграла не потому, что на меня было какое-то давление извне. Не потому, что про меня писать стали много… Я проиграла не потому, что травмы какие-то мешали… Я просто очень устала. Я проиграла, потому что устала.

— Да, наверное,— неуверенно ответили ей.— Но…

— А она,— закончила Юля Липницкая,— старше меня на два года!

Когда одной 15, а другой 17, это звучит убедительно.

Андрей Колесников