«Понятно, что мы не оптимисты,а реалисты по отношению к ценам»
— Виталий Натанович, сейчас центральный вопрос для всей отрасли — цены на металл. Однако «Полиметалл» продолжил наращивать объемы производства, это как-то подстраховало вас от спада?
— К сожалению, цены упали слишком значительно, чтобы было возможно компенсировать это падение увеличением производства. В 2013 году, по сравнению с 2012 годом, в среднем цена на золото сократилась на 24%, цена на серебро на 38%. Понятно, что как бы мы ни старались, на такие темпы роста не способны. Что касается дальнейшей ситуации с ценами. Сразу говорю, что я тут могу прогнозировать не как генеральный директор компании, а именно как обыватель, потому что какой-то специальной информации у меня нет. Я ничего хорошего по ценам на драгметаллы в 2014 году не жду. Мне кажется, что восстановление произойдет только после того, как сократится мировое производство золота и серебра. И я ожидаю начала восстановления цен где-то к концу 2015 года. То есть нас еще ждет где-то полтора года напряженного труда. Мы уверены, что в 2014 году, несмотря на то что цены останутся низкими, наши экономические показатели подрастут, как за счет роста объемов, так и за счет повышения производственной эффективности. У нас каждый год проходит общий сбор командного состава, я ставлю задачи. Вот, например, по итогам последнего сбора наш ответ на кризис: «Быстрее думать, быстрее делать, больше бурить, меньше воровать».
— Кто-то из золотопромышленников продал часть активов, кто-то отложил запуск проектов. В чем стратегия «Полиметалла»?
— Ключевых проблемы в российской золотодобыче две. Первое — это отсутствие инженерного образования у руководства компаний. Я сам по первому образованию не горный инженер, потом только получал второе высшее. Но даже без высшего образования можно добиться базового понимания в геологии, в горных работах, в переработке. К сожалению, во многих компаниях руководство подобными вещами не заморачивается. В результате — дорогостоящие ошибки и провалы.
Второй блок — горизонт планирования в горной отрасли не может быть один-два-три года, и даже пять лет не может быть. Горизонт планирования должен быть минимум 10 лет. Если преобладает краткосрочное целеполагание, то неизбежно вылезают проблемы. Мы никуда не спешим и планируем всегда минимум на 10 лет — это удерживает нас от излишне амбициозных проектов и от взрывного роста. Зато позволяет стабильно, устойчиво и — что очень важно — предсказуемо развиваться.
Стратегия нашей компании не зависит от колебаний цен на рынке. Понятно, что мы являемся не оптимистами, а реалистами по отношению к ценам на серебро и золото. А стратегия — это постоянные инвестиции в геологоразведку, восполнение минерально-сырьевой базы, реализация не очень масштабных, но реалистичных и прибыльных проектов. В 2013 году мы объемы поисково-оценочного бурения в Магаданской области сохранили на уровне 2012 года, хотя в других регионах пришлось их сократить. На 2014 год план пока еще окончательно не сформирован, но я ожидаю, что объем бурения вырастет на 25-20%. То есть, в отличие от многих компаний в отрасли, мы считаем, что кризис — это не повод сокращать разведку, наоборот, ее надо наращивать, чтобы в случае дальнейшего падения цен иметь возможность работать на более качественной сырьевой базе. Эта стратегия у компании неизменна с 2005 года, когда мы начали серьезно вкладываться в геологоразведку. И турбулентность на рынках драгметаллов не повлияла на нашу стратегию.
— Вы рассматриваете возможность закрытия ряда производств?
— У нас есть представление о том, при какой цене на золото и серебро конкретные производственные мощности будут выводиться из эксплуатации. Я думаю, до уровня $1000 за унцию (в течение последней недели апрельский фьючерс на золото на нью-йоркской бирже Comex торговался выше $1300 за унцию.— „Ъ“) за золото ничего мы закрывать не будем. А если будет катастрофическое падение, придется что-то, конечно, приостанавливать. Месторождение с наименьшим запасом прочности по экономике добычи — это, в настоящее время, Майское (золотосодержащее месторождение в Чукотском автономном округе, вся логистика завязана на морские поставки через порт Певек.— „Ъ“). Что касается серебра. У Дуката (Дукат и Лунное — золотосеребряные месторождения в Магаданской области.— „Ъ“) такой запас прочности, что если будет цена, скажем, $5 за унцию, можно еще думать. А если говорить про менее богатые месторождения, то же Лунное — это уровень $12-13 за унцию. Там запас прочности очень большой.
— Судя по годовому отчету, на многих дальневосточных месторождениях — в частности, на Хакандже, Омолоне, Дукате — вы активно переходите к подземной фазе разработки. Значит ли это, что их ресурсы скоро будут исчерпаны? Кроме того, для подземных работ нужны совсем другие кадры?
— Если говорить в целом по Дальнему Востоку, то единственное месторождение, где реально есть угроза, связанная с низкой обеспеченностью запасами, это Хаканджа (золотосеребряное месторождение в Хабаровском крае.— „Ъ“). Там запасов осталось на четыре года. В Магаданской области все действующие предприятия имеют достаточно комфортную позицию по запасам, на ближайшие 10 лет проблем не будет нигде. А на Дукате и на Лунном просматривается более 20 лет добычи.
Что касается перехода на подземные работы — это неизбежное явление на большинстве месторождений. Мы в 2015 году перейдем на подземные работы и на Биркачан, и на Цоколе (месторождения золота в Магаданской области.—„Ъ“). Понятно, что одной из основных задач является подготовка персонала. У нас уже опробован механизм перехода на подземку. Начинает подземные работы наше специализированное подразделение «Полиметалл — Шахтопроходка». Опытные специалисты обучают людей других специальностей, как раз на стадии первоначального строительства подземного рудника, которая обычно длится полтора-два года. Мы осуществляем такой переход, инженерный, кадровый, с одного метода добычи на другой. Но в целом тенденцию вы подметили правильно — когда я начинал работать в «Полиметалле», в 2003 году, Лунное было карьером, на Дукате две трети добычи — из карьера. Сейчас и Лунное, и Дукат — это стопроцентная подземка. Но никакого экономического, инженерного и управленческого дискомфорта подземные горные работы у компании не вызывают. Мы владеем технологиями, это наша ключевая компетенция, поэтому однозначно никаких проблем не будет. «Серебро Магадана» (ЗАО «Серебро Магадана», одно из двух предприятий «Полиметалла» в области. Второе — ООО «Омолонская золоторудная компания».— „Ъ“) — это вообще кузница кадров, в том числе и по подземным горным работам. Сейчас на нашем самом новом месторождении — Майском на Чукотке — работают достаточно много воспитанников «Серебра Магадана», включая управляющего директора.
Вообще кадры для нас, я имею в виду для всей отрасли, это самая больная тема. Хотя в России в СМИ постоянно звучит точка зрения, что добыча природных ископаемых — это какая-то не очень интеллектуальная деятельность, хочу вас заверить, что труд геолога, горного инженера, обогатителя — это интеллектуальная работа, с большим количеством нестандартных решений. Поэтому мы готовим не роботов на конвейерную линию, у нас должны работать люди, которые понимают, что они делают, и в состоянии изменить свои действия на рабочем месте при изменении обстановки.
«Надо нюхать, чем пахнет»
— Как отразилась ситуация в отрасли на зарплатах, на соцпакете ваших работников?
— Вы знаете, у нас общая стратегия в части социальных программ и условий работы сотрудников достаточно консервативная. Мы отдаем себе отчет, что у нас не самая высокая средняя зарплата в отрасли. Но зато человек, который приходит работать в «Полиметалл», уверен, что он, если не пьет и не безобразит, сможет работать на нашем предприятии 10-20 лет. Месторождение переходит на подземку — мы его переучиваем, месторождение истощится — мы его переведем. При этом он будет жить в качественном вахтовом поселке, где ему будут обеспечены достойные социально-бытовые условия, хорошее питание, безопасный труд. Для нас это база. Потому что без этого люди не будут держаться за рабочие места, им будет неприятно находиться в вахтовом поселке, если они там спят друг у друга на головах и не имеют чистого белья и вкусной еды.
— Вы говорили о том, что надо «меньше воровать». У вас есть какие-то подсчеты, выкладки — насколько борьба с коррупцией позволяет снизить внутренние издержки компании?
— Я думаю, что оценить в конкретных деньгах результативность этих мер не представляется возможным. Можно сказать, что конкретные случаи коррупции вскрыты, но по ним обычно экономический эффект небольшой. Тут основной смысл — это профилактика. Это не выявление уже совершенных хищений или злоупотреблений, а предотвращение новых. То есть, если работники компании видят, что злоумышленников обнаруживают, их наказывают, то это предотвращает такое нелояльное, недобросовестное поведение.
— Как решаете проблему с алкоголем — ведь, как показывает практика, это самая распространенная причина производственных травм, конфликтов — «коррупциогенный фактор», словом?
— Ну, это вечная проблема, мы в России живем. Мы применяем стандартные методы: досмотр при заезде на вахту, жесткие санкции к транспортным подрядчикам, которые провозят алкоголь, рейды, ежесменное освидетельствование перед выходом на рабочее место. Тут, к сожалению, ничего нового не изобрели. Надо нюхать, чем пахнет, вот и все. У нас корпоративная политика нулевой терпимости к употреблению алкоголя на рабочем месте. За один случай — сразу увольнение. Это не шутки.
«Магаданские активы более прибыльные»
— Какие ключевые проекты были запущены «Полиметаллом» в 2013 году?
— Для компании главными стали два события. Первое — это запуск нового предприятия на Майском. Мы успешно запустились и вышли на проектную мощность, произвели первые где-то две тонны золота в концентрате. А второе — выход на проектную мощность Амурского комбината (АГМК в Хабаровском крае.— „Ъ“), нам пришлось приложить немало сил для того, чтобы предприятие заработало по проекту. И я испытываю большое удовлетворение от того, что мы со всеми инженерными проблемами справились. Сейчас мы являемся единственной золотодобывающей компанией в бывшем Советском Союзе, которая овладела реально технологией автоклавного выщелачивания. Я уверен что в долгосрочной перспективе эта технология, несомненно, будет иметь для «Полиметалла» очень большое значение.
— Планы на этот год?
— Продолжим инвестиции в геологоразведку и приступим к освоению новых объектов в Магаданской области. Начнется подготовка к освоению месторождений Ороч и Бургали в Северо-Эвенском районе, месторождения Ольча в Среднеканском. Крупнейший инвестиционный проект этого года —это Ороч, где будет происходить строительство инфраструктуры, водоотводного канала, и, я надеюсь, мы успеем начать горные работы.
Магаданская область остается наиболее важным активом компании, по объемам производства она заняла около 45% в нашем портфеле и около 60% в прибыли. То есть в среднем магаданские активы более прибыльные. Это связано с тем, что Майское в прошлом году пока еще ничего не заработало, я имею в виду — денег. Ну и рентабельность на Хакандже и в Казахстане пониже, по объективным причинам, из-за качества минерально-сырьевой базы. Предприятие Албазино в Хабаровском крае и месторождение Воронцовское в Свердловской области тоже очень прибыльные.
— У компании есть еще несколько интересных проектов в Хабаровском крае — Кутын, Светлое. На какой они стадии?
— По Светлому мы недавно успешно защитили запасы в ГКЗ, это фактически открывает нам дорогу для освоения месторождения. Я думаю, что в этом году мы подготовим проект и сдадим его в Главгосэкспертизу. При положительном решении по проекту в начале следующего года должны получить разрешение на строительство, и, я думаю, первый металл будет в 2017 году. По Кутыну еще не защищены запасы, проекта нет — начало активного освоения, если будет принято решение о строительстве, предположительно 2018 год.
— «Полиметалл» долгие годы придерживался курса на биметаллический портфель, то есть ваши основные активы — это золото и серебро. Теперь к ним прибавилась платина. Планируете ли разработку платины на Дальнем Востоке?
— Нет, не планируем. Россыпные месторождения нас не интересуют, а коренная платина на Дальнем Востоке в условиях отсутствия сетевой инфраструктуры нас также не интересует.
— Логистика?
— Дорогое электричество. Сейчас у нас два проекта по платиноидам — Свердловская область и Карелия. В любом случае, да, логистика присутствует, там на месторождение можно приехать на легковой машине. И дешевое, доступное электричество. Содержание металла в коренных месторождениях платиноидов низкое. Поэтому наличие дешевой электроэнергии — это ключевой фактор в успехе проекта. Поэтому платиной мы будем заниматься только в европейской части России.
— Другие металлы?
— Мы добываем свинец, небольшое, правда, количество. В принципе, нас интересует медь, в настоящее время мы производим ее на нашем предприятии в Казахстане. В Магаданской области мы успешно защитили запасы и сейчас будем конвертировать поисковую лицензию в добычную на месторождении Перевальное, недалеко от Дуката. Это полиметаллическое месторождение — серебро, медь, цинк. Конечно, основной упор в геологоразведке делается на драгоценные металлы, но если будут результаты, допустим, по меди, мы не откажемся.
«Тогда это будет жизнь»
— Сколько нужно вложить, чтобы найти абсолютно новое месторождение в регионе? Это вообще реально при существующей инфраструктуре, при не запредельном объеме инвестиций?
— Конечно, реально. Абсолютно реально. Дальний Восток очень слабо разведан. Есть такой показатель — плотность бурения, количество метров бурения на квадратный километр территории. Если брать Дальневосточный федеральный округ, то плотность бурения здесь в тридцать раз меньше, чем в Соединенных Штатах, в десять раз меньше, чем в Австралии и Канаде. Самое страшное — в три раза меньше, чем в Буркина-Фасо. Вот и все. То есть, конечно, он недоразведан. Сколько денег нужно? Тут узким местом являются, наверное, даже не деньги, а интеллектуальные ресурсы, наличие геологов. Но, я думаю, от лицензии до месторождения, готового к промышленному освоению, надо рассчитывать минимум на десять миллионов долларов.
— Вы неоднократно заявляли, что развитие геологоразведки в России сдерживается отсутствием юниоров (юниорская компания получает основные средства для финансирования геологоразведки за счет выпуска собственных акций.— „Ъ“). Ситуация не меняется?
— Первый барьер — и он, наверное, самый главный — это лицензирование. Мы говорим о том, что юниоры — это западные деньги. И для западных инвесторов ждать два, три года лицензии — это невозможно. Это не «Полиметалл», у которого, повторюсь, горизонт планирования очень длинный. Мы выбрали объект и потом долбим, долбим систему, бумажки, разговоры... и в конце концов получаем лицензию. Естественно, юниоры — это фактически венчурные капиталисты — не будут три года сидеть ждать лицензию, и два года не будут.
В Канаде от подачи заявки на участок до получения лицензии проходит обычно три недели. В Западной Африке, которая для инвестиций в геологоразведку сейчас является самым популярным регионом в мире — в среднем три месяца. Вот это, я понимаю, сроки. Вот когда у нас будет, ну ладно, не надо нам три недели, и три месяца, может, даже слишком хорошо... Но можно полгода? Вот когда это будет — не три года, а полгода — вот тогда это будет жизнь!
— Прошедший год показал, что «золотой пузырь» сдулся, то есть до этого металл был переоценен. Какую цену на золото вы считаете «справедливой», при всей условности этого выражения?
— Если обратиться к экономической теории — там есть такая концепция, как цена стимулирования новых инвестиций. Это цена, при которой возникает экономический стимул строить новые предприятия. Я думаю, что для золота в настоящий момент этот уровень по всему миру — где-то $1500-1600 за унцию. Вот эта цена, думаю, является теоретически и экономически обоснованной.
— А по России?
— По России, наверное, повыше, потому что сырьевой базы нет. Почитаешь отчеты Роснедр — там тысячи тонн. Но они все иллюзорные, эфемерные. Их невозможно экономически осмысленно освоить. Поэтому для России в долгосрочной перспективе важна не цена на золото в настоящий момент, а законодательный режим в геологоразведке. Чтобы пришли деньги, появились какие-то новые, качественные месторождения, и потом они превратились бы в предприятия. А пока мы в другую сторону идем, к сожалению. Проекты откладываются, и если цены не поднимутся — в этом году мы увидим закрытие предприятий в отрасли в России.