Фестиваль балет
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
На Новой сцене Большого театра завершился демонстрационный цикл авангардных балетных спектаклей, номинированных на "Золотую маску",— это "Квартира" шведского хореографа Матса Эка и "Весна священная" в танцевальной редакции балетмейстера из Екатеринбурга Татьяны Багановой. О том, что навеки сплотило две постановки,— ЕКАТЕРИНА ИСТОМИНА.
"Квартира" была поставлена Матсом Эком в 2000 году для Парижской национальной оперы — и вне сомнений, это мимический балет исключительного западноевропейского производства и качества. Между тем достаточно познакомиться с планировкой "Квартиры", чтобы понять, как же коварно близки сюжеты, придуманные шведом, рядовому российскому (в прошлом чаще всего советскому) гражданину. Балет "Квартира" представляет собой подшивку коротких бытовых новелл: "Биде", "Телевизор", "Пешеходы", "Плита", "Странная игра", "Вальс", "Пылесосы", "Эмбрионы", "Дверь", "Оркестр", "Ансамбль". Комические и драматические герои "Квартиры" — это в определенной степени и наши русские "маленькие люди", их можно сравнить с персонажами из рассказов Михаила Зощенко, пьес Александра Вампилова и даже сценариев Василия Шукшина. На сцене (в глубине сидят невозмутимые музыканты шведской группы Flashquartet) возникает почти классический советский реквизит: унитаз, продавленное кресло, дымящаяся плита, непокрашенная дверь или же бодрый отряд пылесосов. Впрочем, если кто-то вдруг почувствует эффектное желание сравнить унитаз из "Квартиры" с унитазом-манифестом от "самого Марселя Дюшана", то эту революционную фантазию следует немедленно подавить. Скорее уж этот фарфоровый объект "Квартиры" будет родом из необъятной коммуналки где-нибудь на 8-й линии Васильевского острова. Унитаз — русская, родная сердцу вещь, как и продавленное кресло, ржавая плита, облезлая дверь.
Балет Матса Эка устроен воздушно: из всех новелл "Квартиры" можно выбрать несколько любимых, что и происходит. Успех этого крохотного спектакля настолько велик, что многие зрители приходят смотреть его несколько вечеров подряд и ждут именно своей любимой истории. Кому-то больше нравятся хлесткие любовные дуэты новелл "Плита" или "Дверь": в них пары становятся психологическими дуэлянтами, а реквизит, вынесенный в название историй, оказывается третьим героем. Плита дымится: под этот постоянный пожар семейная пара выясняет отношения, которые за бегом быта давно утрачены, и итогом коммунально-семейно-любовной схватки оказывается обугленный младенец из духовки. Не менее пронзительна и "Дверь" (солист этой новеллы Денис Савин является номинантом "Золотой маски" в сложной позиции "Балет--Современный танец. Лучшая мужская роль") — с явным, но ненужным всклокоченным женским объяснением в любви, от которой юноша прячется за дверью. Или любимые публикой "Пылесосы" — роскошная юмористическая сага, которую стоит прокомментировать знаменитым советским лозунгом "Уважайте труд уборщиц". И пылесос в руках танцовщиц становился то боевым испанским быком, то гимнастической лентой, то единственным в танце любовником.
"Весна священная" Татьяны Багановой (хореограф номинирована в "Маске" в линейке "Балет--Современный танец. Работа балетмейстера-хореографа") — бешеная танцевальная притча о жажде жизненной воды, отчаянное высоковольтное действо, которое в своем начале и внешне способно напомнить, к примеру, произведение "Крутой маршрут". На стенах — пронумерованные вешалки-гвозди, танцовщицы и танцовщики — в темных робах, танцовщики — с лопатами-костылями в руках, а в качестве молоха — циклопический водопроводный кран, из которого издевательски высыпается красный песок или надменно выдувается зеленая капля. О некоей тоталитарной истории, истории коммунального восстания напоминает и выезжающий циклопический колосник: раскрашенное мужское лицо в круглых очках, и этот лик трактуется по-разному: сам композитор Игорь Стравинский, второй прокурор СССР Андрей Януарьевич Вышинский или просто бюрократ, заточивший эту толпу в каменный мешок, лишивший ее воды,— в любом случае колосник раздирается протестующими на части, и от рокового портрета остается деревянный остов. Кран и колосник, красные, с номерками траншеи-могилки, экспериментальный деревянный стол со слепящей ленинской лампочкой, длинное корыто с серой пылью, и как единственное противостояние этим предметам поставлена изломанная в геометрии мускулистая человеческая пляска. Но в финале артисты всей труппой екатеринбургских "Провинциальных танцев" попадают под душ: настоящая вода щедро брызжет на сцену и в оркестровую яму из черной рамки, словно на пол обыкновенной квартиры. Столь разные "Квартира" и "Весна священная" в объединении оказываются вдруг близкими: и не только потому, что танец здесь адресуется бездушным предметам, крутится вокруг них. Их объединяет и что-то неутихающее советское — будь то народное восстание или страсти в изношенной коммунальной квартире.