Особенности национального провенанса

28 декабря 1932 года Корнелиус Гурлитт, бывший ректор Высшей технической школы Дрездена, писал незапланированное письмо сестре. Регулярное время семейной переписки закончилось буквально накануне — он только что поздравил сестру с Рождеством и пожаловался на то, что руки, глаза и память в 82 года его уже почти не слушаются. Но почти сразу же появился новый повод: у младшего сына Корнелиуса Гурлитта, Хильдебранда, 28 декабря родился первый ребенок. Мальчика назвали в честь деда.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Предыдущая фотография

Следующая фотография

1 / 6

Ханс Кристоф. "Пара", 1924 год

Фото: AP

Антонио Каналетто. "Св. Джустина в Прато делла Вале", после 1750 года

Фото: AFP

Джованни Доменико Тьеполо. "Борьба верхом на лошади" ("Похищение женщины сатирами"), без даты

Фото: AFP

Фриц Маскос. "Задумчивая женщина", 1922

Фото: Courtesy Lost Art Koordinierungsstelle Magdeburg via Getty Images/Fotobank.com

Эжен Делакруа. "Эскиз двух мужских фигур", без даты

Фото: STAATSANWALTSCHAFT AUGSBURG

Оноре Домье. "Дон Кихот и Санчо Панса", ок. 1865 года

Фото: STAATSANWALTSCHAFT AUGSBURG

Корнелиус-внук проживет совершенно незаметную жизнь и наделает большого шума, лишь дожив, в свою очередь, почти до 81 года, в ноябре 2013-го. Это из его мюнхенского подвала полиция изъяла те самые 1280 художественных полотен, совокупную рыночную стоимость которых журналисты на глазок оценили в €1 млрд, а потом скромно уценили до 50 млн.

Со стороны история самой сенсационной художественной находки послевоенного времени выглядит как серия чистых недоразумений. Начать с того, что таможенник вовсе не должен был три с половиной года назад, в сентябре 2010-го, обыскивать 78-летнего Корнелиуса Гурлитта в поезде Цюрих--Мюнхен. Но даже если и обыскал! Нашли-то у него €9000, а по закону возить наличностью можно до €10 000. Только зачем же он сказал таможеннику, что у него вообще нет наличных? Или служащий не так расслышал? И действительно ли таможенник что-то заподозрил, или, как говорится, "был сигнал"? Ну хорошо, могут же у немецкой прокуратуры быть свои маленькие секреты.

Лишь через год после столкновения с таможней, в сентябре 2011-го, прокуратура выписала ордер на обыск в мюнхенском доме господина из поезда, которому между тем почти исполнилось 79 лет. Вообще-то, имея подозреваемого в таком возрасте, можно и поторопиться, но — удивительное дело! — между ордером на обыск и самим обыском прошло еще несколько месяцев. И только в феврале 2012 года 30 сотрудников правоохранительных органов явились к Корнелиусу Гурлитту и в течение четырех дней упаковывали то, что они нашли в его квартире.

Сотни и сотни картин, листы и полотна, в рамах и без рам, картины маслом, акварелью и карандашом упаковали и вывезли в полицейское хранилище. Там, собственно, они и находятся до сих пор.

Вслед за этим воцарилась тишина, в самом буквальном смысле. С февраля 2012-го по ноябрь 2013 года дела как будто не существовало. Корнелиус Гурлитт, тяжело расстроенный и надорванный вторжением в свою жизнь, вел очень медленную переписку с прокуратурой. Следствие изучало биографии арестованных картин, среди которых был весь цвет европейского "дегенеративного" искусства во главе с Шагалом и Матиссом, но к тому же еще и Курбе, и Каналетто, и некоторое количество романтических пейзажей и портретов. Ни один звук об этом деле не доносился до СМИ или общественности. Вплоть до 6 ноября 2013 года, когда произошел очевидный "слив" в прессу, и дальше история пошла гулять по страницам и сайтам, обрастая по дороге подробностями, подлинными и сочиненными. Хотя, имея такие факты, грех к ним что-то еще и сочинять. Вот, к примеру, через месяцы после первой "утечки", в феврале 2014-го, история, казалось бы, вошла в затяжную фазу "следствие идет, мы сами все скажем, когда придет время". Но именно в это февральское затишье попало официальное сообщение о том, что у владельца мюнхенского подвала обнаружился еще один подвал в Зальцбурге. И тоже не пустой. Дело о забытых шедеврах приобрело трагикомические черты — кажется, какой-то фокусник собрался вытащить из своего цилиндра готовый музей искусства ХХ века. Только как он там оказался, в этом цилиндре?

Если пересказывать суть дела совсем коротко, то отец Корнелиуса Гурлитта в 20-е — 30-е годы был признанным специалистом по современной европейской живописи — а когда большую часть его героев нацистское государство объявило общественно опасными сумасшедшими, Хильдебранду Гурлитту, как эксперту и торговцу, нашлось новое занятие. Он ездил сначала по Германии, а затем по Европе и сортировал изъятое из музеев и частных коллекций "дегенеративное искусство" — одну часть потом сожгли на площадях, вторую убрали с глаз долой в разные хранилища, а третью "из-под прилавка" тихонько распродали, в основном за рубеж. Третий рейх совершенно не возражал против того, чтобы неофициально зарабатывать валюту на искусстве, которое официально было объявлено враждебным. Во всем этом никогда не было никакого особенного секрета. Но, как оказалось, была и четвертая часть — работы, которые Хильдебранд Гурлитт оставлял себе. При этом аккуратно оформляя их покупку (были ли те покупки реальными или фиктивными — сразу после войны этот вопрос уже был предметом расследования, но сегодня его задают заново). В 1956 году Хильдебранд Гурлитт попал в автомобильную аварию, от последствий которой вскоре скончался, а функция хранителя на следующие 55 лет перешла к его сыну Корнелиусу. Но всему на свете когда-то приходит конец, и, конечно, радости мало, если он приходит в виде полицейской зондеркоманды.

Мне не попадалось, но где-то обязательно должно найтись предположение о том, что вся история Гурлитта — всего лишь роскошная промоакция к выходу в мировой прокат "The Monuments Man". Горы картин, найденные в подвале наследника одного из четырех главных "агентов" культурной политики фюрера. Человек-невидимка, через 69 лет после окончания войны продолжающий жить в своем личном бункере и в одиночку охранять Либермана, Бекмана, Шагала, Франца Марка, Кирхнера, Матисса, Отто Дикса от враждебного мира. Готовый сценарий.

Так вот идеальным протагонистом этой сенсационной истории Корнелиус Гурлитт оказался — так бывает — за счет своей удивительной бесцветности. Человек без биографии, плоскость для проекции коллективных и индивидуальных фантазий. Белые пятна каждый журналист заполнял в меру своих способностей. Большая история удалась только журналу "Шпигель": корреспондент, съездивший с Гурлиттом в путешествие через пол-Германии, в результате написал трогательную историю "человека-фантома", интересующегося только своими картинами, человека без привязанностей, без настоящего образования, никогда не работавшего, не имевшего ни друзей, ни любви, ни детей, всю жизнь охранявшего свой клад и теперь вынужденного осознать, что миссия провалена.

В результате, конечно, все равно получился персонаж из анекдота про партизан, которые через 50 лет после конца войны живут в землянках и по-прежнему пускают поезда под откос. Странный такой мюнхенский партизан с 50 млн в подвале — ну какой город, такие и партизаны!

Экзотика и эксцесс, конечно, всегда ужасно живописны. Но кроме экзотики в истории мюнхенского клада есть и еще одно немаловажное свойство, которое, говоря вслед за Ханной Арендт, хочется назвать банальностью.

Сенсационность дела Гурлитта описана в подробностях. Банальность дела Гурлитта никого не интересует. И напрасно. История "клада Гурлитта" — это на самом деле еще и история одной немецкой семьи. Если внимательнее посмотреть не на провенанс найденных картин, а на провенанс их владельца, можно обнаружить массу увлекательного — и кстати, детективного. А так как с семейными ценностями в проклятой Европе, не поверите, все обстоит довольно неплохо, то изучать этот самый провенанс можно почти беспрепятственно. (К примеру, упомянутая в самом начале Высшая техническая школа Дрездена хранит у себя семейный архив деда Корнелиуса Гурлитта, бывшего ректора этой самой школы, о котором речь шла в самом начале. Одна только опись этого архива занимает почти 300 страниц. А "гугл" оцифровал более 50 манускриптов разных представителей этого талантливого семейства.)

Родоначальник, Иоганн Август, прожил 81 год (с 1774-го по 1855-й), занимался изготовлением золотой пряжи и произвел на свет, по одним сведениям, восемнадцать, а по другим — шестнадцать детей. Из, скажем, шестнадцати в истории остались трое — один поэт, один композитор и один художник. Эммануэль, Корнелиус, Луис. Все вольные и невольные участники "картинной" истории — прямые потомки художника.

Луис Гурлитт провел значительную часть жизни в путешествиях по Европе, аккуратно перерабатывая все, что попадалось ему на глаза в респектабельные романтические ландшафты, на которых небо всегда немного тревожное, а дом, замок или дерево всегда немного одинокие. Как и у отца, жизнь у него была длинная — с 1812-го по 1897-й, а детей за эту жизнь родилось семеро. Из них история с благодарностью запомнила четверых. Археолога Вильгельма Гурлитта — за развитие классической археологии. Педагога Людвига Гурлитта — за понятие "естественного воспитания" и за множество других антиавторитарных идей (к сожалению, в 30-е годы значительная их часть оказалась прекрасно совместима с принципами гитлерюгенда). Галериста Фрица Гурлитта — за первую в Германии выставку импрессионистов. Искусствоведа Корнелиуса Гурлитта — за первые фундаментальные труды о барокко на немецком языке и за создание основ систематической охраны памятников архитектуры и истории.

Все они жили долго и почтенно. Старались по возможности проводить жизнь на одном месте. Переезжали тем не менее — неохотно,— если требовало дело или ждала новая должность. Охотно участвовали в комиссиях и комитетах, вообще же просто очень много работали, каждый за время жизни успевал сменить несколько родственных занятий, все время чему-то учились и в каждом деле стремились создать нечто фундаментальное. Вот как Корнелиус, по образованию архитектор, со своими исследованиями барокко: искусствоведы их до сих пор изучают. Гуманитарное знание, образование для всех Гурлиттов представляло абсолютную, неоспоримую ценность и цель. Но при этом гуманитарии из них получались какие-то основательные, ремесленные, дедовская золотая пряжа так и просвечивает. Все жили в сравнительном достатке — но не в богатстве. Был именно достаток служащих людей, занимающих высокие посты с хорошим жалованьем. Единственным исключением был, кажется, галерист Фриц, у него было дело самое легкомысленное — да и не дожил он даже до 40 лет, скончался в 1893-м, оставив галерею, художественное издательство и пятилетнего сына Вольфганга.

И вот вся эта довольно размеренная, такая разветвленная по континенту и такая устоявшаяся жизнь, в которой люди развивали археологию, охраняли памятники, изучали барокко, пропагандировали импрессионистов, сохраняли любовь и почтение к отцовским романтическим пейзажам,— без особых потерь перешла в ХХ век и дожила до начала 30-х годов. И им самим даже казалось, что ХХ век их не уничтожит, что такие вот основательные, образованные, благонадежные, общественно значимые, патриотичные, многодетные Гурлитты непобедимы.

Кажется, что какой-то фокусник достает из цилиндра целый музей

Я перестаю лазать по генеалогическим зарослям, здесь уже можно остаться с главными действующими лицами истории, то есть с четвертым поколением. У Корнелиуса Гурлитта было два сына: Манфред, композитор и дирижер, и искусствовед Хильдебранд. У рано умершего галериста Фрица остался сын Вольфганг, тоже галерист. В 30-е годы ситуация всех троих постепенно стала двусмысленной. При всей своей бюргерской и классической основательности Гурлитты высоко ценили современность и верили в прогресс, в том числе и в искусстве.

Так что на рубеже 30-х годов Манфред Гурлитт сочинял современную музыку, а кузены Хильдебранд и Вольфганг торговали современной живописью. И то и другое в один прекрасный год было объявлено занятием выродков. Кроме того, у Вольфганга были долги, и у всех троих была еврейская бабушка (жена Луиса, автора романтических пейзажей). Ни у одного из троих не было ни малейшей предрасположенности к героическому сопротивлению режиму, жизни во внутренней эмиграции или к лаврам врагов народа.

Первую попытку "договориться по понятиям" сделал композитор Манфред — он провозгласил себя внебрачным ребенком, чтобы избавиться от еврейской бабушки в биографии, а в 1933-м стал членом партии национал-социалистов. Не помогло — через четыре года его исключили, и дальнейшая жизнь Манфреда Гурлитта прошла в эмиграции, умер он в Японии, в 1972-м.

О том, как "договаривался" Хильдебранд Гурлитт, уже было сказано. Но есть одно важное обстоятельство. Хильдебранд Гурлитт обследовал музеи и коллекции Европы не только на предмет конфискации вредоносного искусства. Одновременно он же был консультантом и поставщиком так называемого "музея фюрера". То был проект сугубо созидательный. Гитлер еще до войны запланировал создать в австрийском Линце музей, который превзойдет и Лувр, и Прадо. Альберт Шпеер начертил гигантоманскую беломраморную площадь с театром, кинотеатром, отелем и музейным комплексом. Гитлер даже знал уже, что будет написано на фронтоне: "Немецкому народу", разумеется! И все годы войны эксперты фюрера не прекращали стаскивать, как белка в дупло, все больше и больше полотен. Главных же белок-экспертов было четверо, и Хильдебранд Гурлитт был одним из четырех. Личный художественный вкус Гитлера проявился в том, что в центре экспозиции его сверхграндиозного музея должна была находиться немецкая романтическая живопись XIX века. То есть как раз все те тревожные небеса и одинокие деревья, что рисовал дедушка Хильдебранда, Луис Гурлитт. А вокруг были бы Рембрандты с Караваджо. Не знаю, думал ли сам Хильдебранд о том, на какой странной спирали ему приходится встречаться со своей семейной историей — но в любом случае это объясняет то обстоятельство, что в мюнхенском подвале, кроме "дегенеративного" искусства, обнаружилось немало романтических пейзажей.

Под конец — о самой мутной части истории "мюнхенского клада" и самом странном персонаже семейной хроники: Вольфганге Гурлитте, кузене Хильдебранда и дяде Корнелиуса. Самое удивительное в нем то, что его до сих пор почти никто не упомянул. А между тем...

... Вольфганг Гурлитт, как и Хильдебранд, был экспертом по европейскому искусству, которое до определенного момента называлось современным, а после стало называться дегенеративным. Вольфганг, как и Хильдебранд, был одним из поставщиков "музея фюрера" в Линце. Вольфганг во время войны поселился в Австрии, в местечке Бад-Аусзее — то есть в нескольких километрах от тех самых соляных шахт, в которых нацисты устроили один из главных депозитариев для конфискованных картин. У Вольфганга, как и у Хильдебранда, после войны осталась большая собственная коллекция картин, состав которой напоминает древнесоветскую шутку "что охраняем, то и имеем". Вот только распорядился он своей коллекцией не так, как кузен Хильдебранд и племянник Корнелиус. Сразу после войны Вольфганг переехал жить, знаете куда? В город Линц, который так и не дождался беломраморной красоты от Альберта Шпеера, вскоре перекочевавшего в тюрьму Моабит. Так вот вместо несостоявшегося "музея фюрера" город Линц получил Вольфганга Гурлитта и его коллекцию. Уже в 1946 году Вольфганг начал переговоры с городом, в 1948-м Галерея нового искусства города Линца открылась — и работала под его руководством до 1956 года. Правда, Вольфганг Гурлитт отличался от своей родни еще и тем, что всю свою жизнь умел залезать в долги. Известным должником он был и при империи, и в Веймарской республике, и в Третьем рейхе — ну и, разумеется, в послевоенной Австрии. И так уж вышло, что в 1953 году коллекция Вольфганга Гурлитта стала собственностью города Линц.

Самое примечательное во всей этой истории то, что после обыска у Корнелиуса Гурлитта художественная галерея города Линца выпустила лишь одно краткое сообщение о том, что собрание одного Гурлитта не имеет к собранию другого Гурлитта никакого отношения. Полиция пока это заявление не опровергает. Тем не менее если Джордж Клуни соберется снимать сиквел "The Monuments Man", то у меня будет пара предложений по сюжету.

Ну и последнее. После того как дело Гурлитта практически закрыли, а его адвокат создал в интернете страничку, на которой весь "провенанс" коллекции изложен как ясная, абсолютно законная и благонадежная история,— почва под ногами его клиента снова слегка заколыхалась. Корнелиус Гурлитт внезапно вспомнил, что у него в Зальцбурге есть заброшенный дом, а в доме этом хранятся еще 60 картин, среди которых есть и Ренуар, и Матисс, и Пикассо. Как говорится, много вас, дегенератов, всех не упомнишь. Делом между тем занялась специальная международная комиссия, своего рода искусствоведческий спецназ, получивший название вполне в стиле "The Monument Man": Gurlitt Taskforse.

Ольга Федянина