Татьяна Алешичева о «Роковой страсти» Джеймса Грея
1921 год. В Нью-Йорке с корабля, пересекшего Атлантику, сходят полячка Ева (Марион Котийар) и ее сестра, которая даже перед инспектором по иммиграции не может сдержать кашель и сразу попадает в карантин на перевалочной базе на острове Эллис. Еве грозит депортация через полгода — родственники не встретили, а в бумагах фигурирует отметка, что она "женщина легкого поведения". И только вмешательство некоего господина Бруно (Хоакин Феникс) помогает ей вырваться с острова — чтобы оказаться в клубе "Бандитский ночлег", куда Бруно нанимает девушек для танцев, а потом продает посетителям клуба для плотских утех. Для спасения сестры Еве нужна большая сумма, и она начинает принимать мужчин под присмотром сутенера Бруно, который ею одержим. Но скоро в ее жизни появляется другой поклонник — кузен Бруно фокусник Орландо (Джереми Реннер) — и уговаривает ее все бросить и уехать с ним.
Режиссера Джеймса Грея часто называют классицистом, очевидно, имея в виду, что он "подражает античным образцам" — в его фильмах масса аллюзий на киноклассику 1960-1970 годов. В "Роковой страсти" фактура будто срисована из второго "Крестного отца" (прибытие юного Вито Корлеоне на остров Эллис и нищая жизнь в Бронксе в 1920 годы). А героиня Котийар похожа и на Кабирию Феллини, и на Надю из "Рокко и его братьев" Висконти. Вокруг нее кипят роковые страсти, но это драматургия оперного образца, в которой очень много условности — недаром за кадром звучит музыка Пуччини, а в качестве персонажа появляется великий тенор Карузо. Весь этот постмодернизм с оглядкой на оперу и старое кино оборачивается эмоциональной бедностью. Из любовного треугольника Грей намеренно вычитает секс — Ева спит со всеми, кроме двоих влюбленных в нее мужчин, а с ее лица не сходит страдальческая мина самопожертвования. Градус страстей высок, но Грей будто специально ставит заслон зрительской вовлеченности — а в итоге действие выглядит искусственным и отстраненным.
В прокате с 20 марта