«Мы превращаемся в собственных надзирателей»
Адам Брумберг и Оливер Чанарин о своем собрании лиц XXI века
Британские художники Адам Брумберг и Оливер Чанарин — хитрые наследники Брехта, мастера концептуальной фотографии и ехидной критики наличного политического порядка. В прошлом году за свой проект "Хрестоматия войны — 2" они получили важную фотографическую премию Deutsche Boerse. Следующая же работа связана с Россией. Недавно российской компанией Vocord была разработана новая технология видеонаблюдения — камеры, составляющие объемную маску любого человека, на секунду возникающего в поле их зрения. При помощи этой технологии Брумберг и Чанарин создали серию 3D-портретов. Источником вдохновения для них стали "Люди ХХ века" Августа Зандера. Фотограф начал работать над своим проектом в 1910-х, в 1920-х стал видной фигурой немецкого модернистской культуры, а в следующем десятилетии — запрещенным автором. Нацисты уничтожали его фотографии, но сам зандеровский типологический подход был им по-своему близок, из науки он превратился в способ систематизации врагов. Брумберг и Чанарин таким же образом фотографируют людей разных профессий и социальных типов, составляя своего рода каталог подозрения. В проекте британского дуэта есть и вторая часть, представляющая защиту от всевидящей технологии: художники предлагают присылать им связанные вручную балаклавы — то, что скрывает лицо, спасает его от превращения в объект параноидальной политики. Игорь Гулин поговорил с Брумбергом и Чанариным о зарождении проекта, мутациях фотографии и о том, что такое лицо в современном мире.
Как вы вообще наткнулись на эту компанию, которая производит камеры слежения? Легко было договориться с аффилированным с государством русским бизнесом?
Это было во время встречи "Большой двадцатки" в Санкт-Петербурге. "РИА Новости" запустило большой проект, фотографам всех стран двадцатки предлагалось документировать какой-нибудь аспект российской жизни. Тогда мы и узнали о существовании компании, вышедшей на передний край в разработке слежения и техники распознания лиц, а они были счастливы предоставить нам свою аппаратуру. И мы затеяли собственный проект.
Зандер начал своих "Людей ХХ века" в 1911 году, социальная структура мира сильно изменилась за прошедшие сто лет. Кем были люди, которых вы фотографировали? Как выбирали прототипов для обобщенных героев?
Это на самом деле не "фотографии", скорее — фотороботы, собранные из главных компонентов человеческого лица, 80 узловых точек, образующих цифровой код. Но все же они напоминают работу Зандера, потому что это — портреты. И, как у Зандера, они образуют типологию. Мы выбирали тех же героев — от банкира до булочника, от инвалида до революционера. Брали зандеровские архетипы и пытались воспроизвести их. Однако этот процесс мы старались максимально политизировать, кастинг проходил среди людей, участвовавших в протестах. На роль политика мы взяли Алексея Навального, который скоро оказался в тюрьме, а революционером выбрали Екатерину Самуцевич из Pussy Riot. На самом деле образы, которые создает эта 3D-программа, больше напоминают работы зандеровского современника — Хельмара Лерски. Он тоже фотографировал мужчин и женщин разных профессий, но отказался от классического гуманистического портрета человека перед камерой. Вместо этого снимал своих героев с разных углов, иногда до 60 раз. Лерски был уверен, что сфотографировать личность невозможно,— только поверхность, кожу.
Вполне возможно, что наши лица нам больше не принадлежат
Серия Зандера была использована пропагандой Третьего рейха, в его типологизации обнаружился скрытый фашистский потенциал. Вы пытались в свою очередь угадать категории людей, которые могут стать исключенными в обществе будущего?
Наш проект связан с подобной объективацией, но немного по-другому. Важнее было появление нового типа портрета. С самого изобретения фотографии в ней всегда присутствовало сотрудничество, отношения между фотографом и объектом. Не обязательно на равных — власть обычно принадлежала человеку за аппаратом. Эта новая технология все изменила. Тут больше нет отношений. Разработчики программы объясняли, что главной задачей было научиться фиксировать образ человека, не осознающего, что он находится в объективе камеры, никоим образом не позирующего.
Ваш проект основан на некоем противоречии между холодной современной технологией (камеры наблюдения) и теплым рукоделием (балаклавы). На какой стороне ваши симпатии — очевидно. Но хочется спросить, где в этом противостоянии место, откуда говорит искусство.
Для нас важнее поставить вопрос, чем делать искусство,— начать разговор о статусе человеческого лица в современности. Вполне возможно, что наши лица нам больше не принадлежат. С тех пор как появились возможности фиксировать, собирать человеческие лица, государство и рынок пытались колонизировать их, присвоить себе. С изобретением технологии распознания лиц без участия людей ситуация становится еще тревожнее. Эти средства наблюдения не только распространяют идею паноптикона Фуко (всевидящей точки контроля.— Weekend) в общественное и гиперпространство. Они ведут к внутреннему контролю: мы превращаемся в собственных надзирателей. Что касается балаклав — мы затеяли компанию по вязанию, чтобы создать платформу, с помощью которой люди смогут обсуждать, что происходит с лицами в нашем обществе.