Из всех экономических и политических блокад, пережитых СССР в довоенное время, едва ли не самой тяжелой оказалось "моральное эмбарго", введенное Соединенными Штатами 2 декабря 1939 года. В Вашингтоне объявили, что наказывают русских за бомбардировки Финляндии, в Москве отрицали это и утверждали, что санкции введены за отказ от военного союза с Англией и Францией.
Фото: Коммерсантъ / РГАКФД/Росинформ
Фото: Коммерсантъ / РГАКФД/Росинформ
Фото: Коммерсантъ / РГАКФД/Росинформ
"Притом в расширенной форме"
Во время войны даже экономические бои между нейтральными странами могут оказаться крайне тяжелыми и приводить к огромным потерям. Первой это почувствовала на себе Япония, когда Госдепартамент Соединенных Штатов запретил американским компаниям продавать японцам отдельные виды сырья, признанного стратегическим. Называлось это моральным эмбарго и подразумевало, что сами руководители компаний исходя из своего морального долга не будут продавать оборудование и сырье, которые потенциальный агрессор мог бы использовать в будущем для нападения на их собственную страну или ее союзников.
Советский Союз попал в число подозрительных стран в августе 1939 года, после того как подписал с Германией пакт о ненападении. Однако в первые недели недовольство американцев тем, что СССР не стал союзником Франции и Англии, а выбрал противоположную сторону, не выходило за рамки газетных нападок. Пресса писала о необходимости ограничить доступ советского "Амторга" к стратегическому сырью. Ведь из СССР эти материалы могут попасть в Германию.
Особое подозрение вызывало то, что для Советского Союза стали закупать значительно больше олова и каучука, которые запрещалось продавать Германии. При этом пресса обращала внимание на то, что оправдания из уст советских дипломатов и амторговцев звучат как-то неубедительно. Хотя в действительности ничего странного в этом не было. Не могли же они на весь мир заявить, что СССР усиленно готовиться к войне с той же страной, с которой только что подписал пакт о ненападении.
Однако при всем том распространение на СССР "морального эмбарго" стало для советских дипломатов в Вашингтоне весьма неприятным сюрпризом. 13 декабря 1939 года полпред в Вашингтоне К. А. Уманский писал наркому иностранных дел В. М. Молотову о президенте Соединенных Штатов:
"В момент обострения нашего конфликта с Каяндерами — Таннерами Рузвельт развил бешеную активность. Если уже в процессе наших переговоров с финнами он грубо отступил от своей же традиции прошлых лет — обращаться с "умиротворяющими" посланиями одновременно к ОБЕИМ конфликтующим сторонам, то в дни 30 ноября — 6 декабря Рузвельт как балласт стал выбрасывать из окна одну традицию за другой: а) его заявление о "спровоцированных" бомбардировках было фактическим поощрением и благословением финских "ответных" бомбардировок, на которые Рузвельт явно надеялся; б) если заявление о "моральном эмбарго" в отношении Японии он раньше предоставлял Хэллу (госсекретарь США.— "История"), то на этот раз он сделал его сам, притом в расширенной форме, включив "материалы, необходимые для производства самолетов"".
В число этих материалов включили молибден, алюминий и авиабензин.
"Мы вправе требовать ответа"
Очень скоро советские представители почувствовали на себе действие санкций. Инженеров-приемщиков перестали пускать на заводы фирмы "Райт", выполнявшей советские заказы. Начались проблемы с фрахтом судов для доставки в СССР грузов, начали срываться заказы. Советское руководство сначала пыталось действовать по дипломатическим каналам. Заместитель наркома иностранных дел С. А. Лозовский 28 марта 1940 года дал указания полпреду Уманскому о предстоящей беседе с госсекретарем Хэллом:
"В центре разговора Вам нужно поставить вопрос о "моральном эмбарго" и о том, что "моральное эмбарго" превращается в простое эмбарго и в создание дискриминационного режима по отношению к СССР. В то время как США снабжают Англию и Францию всеми видами вооружения, по отношению к нейтральному СССР создаются препятствия даже по реализации старых заказов и покупке необходимых для советской промышленности машин и сырья. Скажите Хэллу, что дискриминационные мероприятия ведут к значительному сжатию торгово-экономических отношений между СССР и США".
Одновременно Лозовский сообщал, что его переговоры с американским послом в Москве, по сути, не дали результатов:
"Эти вопросы я затронул в своей беседе с Штейнгардтом, обосновывая меморандум. Штейнгардт ответил, что правительство США не имеет никакого отношения к "моральному эмбарго", которое является результатом сентиментализма американского народа, он отрицал наличие дискриминационного режима, утверждая, что антисоветская кампания пошла на убыль с конца февраля, что недопуск советских инженеров на американские заводы объясняется военной обстановкой, что невыполнение советских заказов и отказ от продажи некоторых видов сырья объясняются огромными и выгодными заказами, полученными от Англии, что отзыв американских специалистов из СССР и отказ в посылке в СССР специалистов согласно контрактов есть дело отдельных фирм, а не правительства".
Хотя в Москве уже прекрасно знали, что высокий моральный уровень бизнесменов, в принципе довольно беспринципных и готовых на все ради прибыли, поддерживался с помощью агентов ФБР, которое специально для этой цели значительно расширило свой штат. Не было тайной и то, что в организации "морального эмбарго" участвовал и Госдепартамент, чиновники которого, узнав о существовании подозрительного контракта с попавшей под действие "морального эмбарго" страной, начинали проверки и убеждали руководителей фирм отказаться от неправедных денег. Поэтому переговоры Уманского в Госдепартаменте не принесли практически никаких результатов. 13 апреля 1940 года Уманский докладывал в НКИД:
"Американцы заявили, что Госдепартамент против применения каких-либо дискриминационных мер, выходящих за пределы перечисленных "моральным эмбарго" товаров. На мое заявление, что "моральное эмбарго" деморализовало все отрасли СССР, США и что ввиду планового характера нашей экономики мы вправе требовать ответа, когда прекратится дискриминационный режим и будут ли восстановлены предпосылки для нашей торговли и, как указал Молотов, возможности расширения нашей торговли, ибо иначе советские заказчики должны перестроиться, американцы ответили, что заинтересованы в продолжении торговли с нами, ибо если бы не были заинтересованы, то не было бы роста торговли, наблюдающегося за последние месяцы. Я возразил, что дискриминация уже привела к сокращению нашего импорта в феврале вдвое против января".
"Не может разрешить проблему"
Ничего не дал и испытанный прежде прием — перенос заказов в Германию. Во время войны условия для размещения заказов там значительно ухудшились. В справке Наркомвнешторга, составленной 20 мая 1940 года, говорилось:
"В связи с военной обстановкой и распространением морального эмбарго на Советский Союз размещение наших заказов в США и поставки уже размещенных наталкиваются на ряд препятствий как со стороны правительства США, так и отдельных фирм... Условия размещения наших заказов в США ухудшились. При размещении наших заказов теперь требуется внести 20% аванса и безотзывный аккредитив. Если фирма по рекомендации правительства США откажется выполнять принятый заказ, то 10% аванса остается в пользу фирмы. В связи с вышеуказанным возникает вопрос о целесообразности перенесения нашего импорта из США на Германию на основе торгово-хозяйственного соглашения СССР с Германией. Но размещение наших заказов в Германии ограничивается, во-первых, размером кредитного соглашения между СССР и Германией, во-вторых, условиями хозяйственного соглашения (номенклатура товаров) и, в-третьих, загрузкой немецкой промышленности внутренними заказами. Частично немцы принимают наши заказы (кроме указанных в соглашении), желая получить валюту. Частично наши импортные объединения уже перенесли заказы из США в Германию, Станкоимпорт, например, перенес заказ 24 станков. Условия размещения наших заказов в Германии нельзя назвать хорошими: срок выполнения вышеуказанных 24 металлообрабатывающих станков для Станкоимпорта по сравнению с США в два раза длиннее, цена же выше на 20-30%... Перенесение наших заказов из США в Германию возможно только частично, по некоторым заказам, например нефтеоборудованию, авиационным новинкам, совсем невозможно. Другими словами, торгово-хозяйственное соглашение с Германией не может разрешить проблему нашего импорта из США на данном этапе".
Только после того, как стало известно, что в Германии обсуждаются планы нападения на СССР, действие "морального эмбарго" начало смягчаться. Отставной американский адмирал Я. Стирлинг-младший в статье, опубликованной 13 августа 1940 года в ведущих американских газетах, писал:
"Наши отношения с Москвой в течение многих периодов за последние 20 лет не были сердечными. Тем не менее в основном СССР и США должны были быть друзьями. Нам не нужно одобрять их правительственную систему, но нам нужно понять, что во многих отношениях наши практические интересы параллельны интересам СССР. Отсюда логически ясно следует, что тенденция, недавно обнаруженная Вашингтоном, в направлении более дружественных отношений с Москвой должна быть усилена".
И адмирал не ошибался. После того как общность позиций стала очевидной, Госдепартамент 15 января 1941 года согласился на обмен письмами с полпредом СССР об отмене "морального эмбарго". Тем самым продемонстрировав, что любые соображения уходят на второй план, когда речь заходит, по существу, о взаимодействии для защиты Соединенных Штатов.