И Сергей Доренко, и Евгений Киселев, причем, надо полагать, не сговариваясь, опять посрамили формальную логику. Исполненная плюралистической гармонии картинка с пролукашенковским государственническим ОРТ и антилукашенковским либеральным НТВ рухнула, не успев сложиться. "Итоги", словно раньше они и не клеймили Лукашенко Кровавого, вполне раздумчиво констатировали, что в Москве, любя предсказуемость, не хотят смены президента Белоруссии. Зато программа "Время" показала кадры колючей проволоки, на фоне которой была пущена давняя запись речей диалектического Лукашенко: рассуждая о Гитлере в стиле "с одной стороны, с другой стороны", он находил у вождя национал-социализма достойные подражания добродетели.
Раскаявшись в такой неосторожной болтливости, белорусский президент затем уверял, что это "фальшивка", и отныне лишь победа на референдуме сгладит его обиду на комментатора первого канала. Получив удар с неожиданной стороны, Александр Лукашенко может горестно воскликнуть: вчера еще в ногах лежал, равнял с китайскою державою; враз обе рученьки разжал, жизнь выпала копейкой ржавою. И в самом деле, ветреный Доренко, неделю назад только что не лобызавшийся с президентом Белоруссии, враз обе рученьки разжал именно в ночь перед референдумом, что при желании можно трактовать как давление на избирателей иностранного государства, да еще к тому же накануне голосования.
Вряд ли первый канал целенаправленно желал позорного провала Лукашенко. В России продуманный макиавеллиевский план говорит только об отсутствии Макиавелли. Неожиданная примирительность Киселева, по всей видимости, тоже носила вполне спорадический характер. Наблюдение "Итогов", что Кремль, любя предсказуемость, полюбил и Лукашенко, вообще-то парадоксально. Что же бывает непредсказуемее нынешнего президента Белоруссии? Предсказуемый или непредсказуемый, хоть черт в ступе, но пока он ратует за объединение, Лукашенко объективно выгоден Кремлю — надо лишь прикрыть глаза, делая вид, что все время их держишь открытыми.
Для такой цели два канала, имиджево разведенные, подходят как нельзя лучше. Медоточивое ОРТ действует государственническим пряником, жестоковыйное НТВ — либеральным кнутом, но не одновременно, как то случилось в прошлый раз, что немного какофонично и бессмысленно, а поочередно, когда нужно пустить общеславянскую слезу, выступает ОРТ, а когда общедемократическую слюну — НТВ. Порядок вещей сообразуется с любой стройностью, безразлично, какой именно. Хуже всего девичья переменчивость. Естественный расклад сил предстал на минувшей неделе в травестированном обличье. Киселев с Доренко поменялись ролями, точно отразив тот хаос, который царит наверху. Развивая роман с Белоруссией, Кремль, понятное дело, хочет и рыбку съесть, и проч., без всякого, кажется, плана: Макиавелли нет на телевидении, но нет его и выше.
Произвести шум, непонятно зачем — кажется, главная задача воскресного политика, во всяком случае Доренко, который, появившись на экране и, по обыкновению дьявольски иронизируя, предупредил: "Всех, кто не верил в Рената Акчурина, президент будет шунтировать собственноручно". Смысл этой обобщающей шутки остался неясным, зато она определенно девальвировала те вполне частные и даже неглупые замечания, которые делал ведущий.
Напомнив, что за назначение Скуратова хлопотал Коржаков, Сергей Доренко предложил: "Было бы чрезвычайно логичным и остроумным отстранить Скуратова от должности генерального прокурора в ответ на требование парламента отстранить Чубайса и Ильюшина. В самом деле, согласно скандальной публикации разговора Чубайса, Ильюшина и Красавченко в одной из московских газет, злокозненные Чубайс с Ильюшиным собирались просить Скуратова о незаконном и неприличном поступке — замять дело с долларами в коробке до второго тура выборов президента. И вот смотрите: они-то будто бы только собирались попросить, а он сделал. Кто же больше виноват? Несомненно, Скуратов. Ну как же тут его не отстранить?"
Но с такой холодной, не лишенной изящества рассудочностью никак не вязалась вся предшествующая доренковская пылкость: "Вот сенсационная новость, которую мне не удалось раскопать до конца". Далее последовал рассказ первого вице-премьера коалиционного правительства Чечни Мовлади Удугова о лицах в ближайшем окружении Ельцина, которые вели взаимовыгодные сепаратные переговоры с чеченцами, т. е. торговали политикой Кремля. Желая услышать имена злодеев, и без того понятные любому пикейному жилету, Доренко наскакивал на Удугова; видеоматериал, очевидно, неоднократно отсмотренный, неоднократно вздрагивал от тех страданий, что причинили ему бдительные ножницы, и все вместе производило впечатление какого-то общего заикания и мучительной недоговоренности, куда большей, чем та, на которую рассчитывал ведущий.
Намного спокойнее и осмысленнее этот сюжет предстал у Сванидзе, чье "Зеркало" оказалось вообще на порядок лучше программ конкурентов. Вся передача была построена как очень последовательная и грамотная защита Чубайса. К месту вмонтированный сюжет об американских гастролях Лебедя и его союзе с Лужковым образовал контекст скандального разоблачения чеченца, который со Сванидзе, кстати, был несколько откровеннее, чем со "Временем". Но главным воскресным политиком следует признать самого Мовлади Удугова, совсем не даром отвечавшего за пропаганду и при прошлом, и при нынешнем президенте вольнолюбивой Ичкерии.
Отвечая на вопрос Сванидзе, кто выиграл чеченскую войну, Удугов пустился в софистику, которая бы сделала честь Талейрану. Конечно же, войну выиграла Чечня. Она выжила, а, значит, победила. Но, конечно же, войну выиграла и Россия. На протяжении всей своей истории стремясь к расширению за счет других народов, она впервые остановилась. Отказ от уничтожения Чечни — величайшая победа России. И теперь у нее появился шанс завоевать Кавказ мирным способом.
По-восточному тонкая и по-западному просвещенная, образцово-либеральная лесть Мовлади Удугова представляет режим, который принято называть бандитским, и не то что бы совсем безосновательно. Но его речь весьма поучительна для многих: для косноязычных российских пресс-секретарей, для простодушных воскресных политиков, для прогрессивной московской интеллигенции. Впрочем, менее всего для последней — она и так ее повторяет.
АЛЕКСАНДР Ъ-ТИМОФЕЕВСКИЙ