Премьера балет
Премьера балета "Тщетная предосторожность" в хореографии Фредерика Аштона состоялась в Михайловском театре. Рассказывает ОЛЬГА ФЕДОРЧЕНКО.
"Тщетная предосторожность" считается старейшим балетом, сохранившимся до настоящего времени: премьера его состоялась в 1789 году в Бордо в постановке известного французского танцовщика, хореографа и ловеласа Жана Доберваля. Собственно, сохранился лишь сюжет — о двух деревенских влюбленных, которые смогли пожениться, несмотря на все предосторожности: заботливая мать, приберегая дочку для брака с богатым дурачком, запирает барышню в комнату, куда она чуть ранее спрятала возлюбленного. Милая сельская идиллия за более чем 200-летнюю историю постоянно привлекала внимание всех хореографов. На русской балетной сцене "Тщетная предосторожность" была любима и танцовщиками, и зрителями, которые, бывало, слезами заливались, наблюдая, как Фанни Эльслер кур кормит (а Матильда Кшесинская корм этим самым курам раздавала, скромно украшенная подаренными поклонниками бриллиантами). Да и после революции сюжет про деревенскую бедноту пользовался популярностью. На Западе этот балет сохранился благодаря русским балеринам-эмигранткам — спектакль лондонского Королевского балета 1960 года в постановке Фредерика Аштона консультировала одна из лучших русских Лиз — Тамара Карсавина, которая, несомненно, подарила постановщику как минимум старинную хореографию некоторых танцев главной героини и пантомимные детали, которые господин Аштон бережно вплавил в свою версию. Именно этот спектакль танцуют теперь и на площади Искусств в Санкт-Петербурге.
"Тщетная предосторожность" — спектакль замечательный во всех отношениях, и его появление в репертуаре Михайловского театра — поистине счастливое событие. Яркий, красочный, веселый и динамичный, в котором занята почти вся труппа. В нем легко впасть в детство, вспомнив школьные игры в "резиночку" и "змейку", представить себя в зоопарке и изо всех сил желать погладить по шелковой челке милейшего пони (кастинг лошадок проводил сам правообладатель), громко хохотать в голос, глядя на уморительный танец петуха и четырех бройлерных курочек. Виртуозная классическая хореография обильно снабжена милыми пейзанскими деталями, которые ее усложняют еще больше: здесь танцуют со снопами, серпами, бутылками, лентами и флейтой, выделывают балеринские па в деревянных сабо и летают на зонтике. Наивная архаика пантомимы оттеняется танцевальными ультра-си. Колен запросто, словно реактивный самолет, взмывает в воздух, чтобы, совершив какой-то особенный выворот, остановиться как ни в чем не бывало: а я тут, мол, сено собираю. Или потрясающий по продолжительности апломб-трюк: медленное вращение стоящей в аттитюде на пальцах балерины, которая держится буквально за воздух,— туго натянутые ленты в руках у ее подруг.
Спектакль 27 марта танцевали Анастасия Соболева, недавно переехавшая в Санкт-Петербург из Большого театра, и Виктор Лебедев. Они рассказали историю о влюбленных Лизе и Колене с изящной куртуазностью. Госпожа Соболева, восхитительная в традиционном романтическом репертуаре, снивелировала разбитной характер своей героини. Ее Лизу, наверное, в детстве выкрали из аристократической семьи и подбросили престарелой вдове Симоне: утонченность ее натуры слишком явна, стрельба глазами и лукавые попытки одурачить мамашу являются подступами к финальному "свадебному" па-де-де. Его госпожа Соболева исполнила в трепетнейшей романтической манере, с затаенными вздохами и безмятежными полетами, словно любопытствующая Ундина заглянула в фермерский дом на бокал сидра. В партии разгильдяя Колена, предпочитающего уборку сена другим радостям в этом самом сене, Виктор Лебедев выделяет его жизнерадостный характер, который позволяет мириться с отдельными техническими неясностями. Это, пожалуй, самый "аполлонистый" Колен, которого мне доводилось видеть: идеальное физическое сложение, античные пропорции и самые что ни на есть благородные черты лица: можно предположить, что в крестьяне пошел обанкротившийся владелец модельного бизнеса. Чуть страдали точностью окончания танцевальных связок, не всегда однозначно уверенно выглядели поддержки (ужасно сложные, что и говорить!), но этот душка-Колен предстал поэтической натурой, пылким и одновременно целомудренным кавалером. Да, при всем очевидном эротическом подтексте балета, пара Соболева--Лебедев танцевали именно пионерскую дружбу, и — даже когда они, смущенные, взявшись за руки, стояли на пороге комнаты,— не было никаких сомнений: добродетель подверглась испытанию, но устояла.
А собственно, о тщетных предосторожностях поведал Майкл О'Хейр, исполнивший на премьере партию Лизиной мамаши, вдовы Симоны. Это был превосходный балетный мистер Бином, продемонстрировавший весь набор мимических и пластических гэгов. Его мадам Симона не понаслышке знает, от чего надо уберегать Лизу. Этот микросюжет прочитался в знаменитой чечетке второго акта. Вдова буквально впрыгнула в деревянные сабо и, мгновенно скинув несколько десятков лет, прошлась в такой умопомрачительной дроби, что в этих нескольких минутах промелькнула вся бурная жизнь девицы Симоны вплоть до ее похищения бравым гусаром, чей конный портрет красуется на стене в последней картине балета. И если бы "Тщетная предосторожность" внезапно перетекла в другой балет Михайловского театра — "Привал кавалерии", то мамаша Симона Майкла О'Хейра запросто разделалась бы с этим войском.