Сегодня в Москве хоронят художественного руководителя МХАТ им. Чехова Олега Ефремова. Он умер уже неделю назад в своей московской квартире на 73-м году жизни. Прощание отсрочили на столь необычно долгий срок прежде всего потому, что ждали, пока соберутся из отпуска артисты театра "Современник" и вернется с гастролей на Тайване труппа чеховского МХАТа. Оба театра обязаны покойному как отцу. "Современник" — как родному отцу, потому что Ефремов подарил ему жизнь. Художественный театр — как приемному, потому что Ефремов спас его от неминуемой гибели в начале 70-х годов.
Нет смысла повторять, что Олег Ефремов был великим актером и выдающимся режиссером. Чем-чем, а актерскими талантами в заканчивающемся веке Бог Россию не обидел. Однако был у Ефремова еще один очень дефицитный (и не только в нашем отечестве) дар: он умел создать жизнеспособный театр. Причем в такое время, когда на свет появлялись только идеологизированные уроды. Впрочем, рождение "Современника" в 1956 году как раз и означало конец сталинской эпохи.
Театр этот родился на энтузиазме, но не на казенном комсомольском энтузиазме. Просто молодому режиссеру Ефремову и собравшимся вокруг него еще более молодым артистам, выпускникам мхатовской театральной школы, надоело постное официозное вранье, которым кормил зрителей театр сталинского разлива. А со сцены театра "Современник" естественными голосами, без пафоса и фальши говорили простые люди. "Что особенного, это же просто старый добрый МХАТ",— удивлялись некоторые зрители, не понимавшие, что "старый МХАТ" к тому времени уже еле дышал, замученный склоками народных артистов и самодовольной глухотой. Сам Ефремов-актер был камертоном новой "оттепельной" человечности, которую зрители, замирая от радости, открывали для себя в маленьком душном зальчике первого "Современника" на площади Маяковского.
Ефремова и его учеников вдохновлял идеал театра как веселого братства талантливых людей, имеющих за душой нечто большее, чем простые актерские навыки. Вообще, на такой романтической идее серьезное дело долго держаться не может. Но Ефремов был последователен. Он решительно порвал со всякой учрежденческой иерархией. "Современник" был построен на доверии и честности. Артисты заранее отказались от почетных званий, а какую кому платить зарплату, определял совет театра, решения которого были обязательны для всех и обжалованию не подлежали. Новый театр рождался в бесконечных ночных репетициях, заседаниях, в папиросном дыму и чувстве причастности важному общественному делу. В Олеге Ефремове художник и гражданин гармонично уживались — как ни в каком другом большом советском художнике.
Он был мастер, как принято говорить, кризисного управления. Когда жизнь вокруг него становилась стабильной, входила в накатанную колею, когда критики привычно хвалили, а актеры дисциплинированно играли, в такие моменты Ефремов скучнел и злился. Когда в 70-м году он принял предложение возглавить МХАТ, современниковцы восприняли это как предательство, как угрозу жизни их театра. Но на самом деле Ефремов ушел, потому что понял: его детище проживет и без него — дело поставлено крепко и надолго. Время показало, что он был прав. "Современник" и 30 лет спустя процветает и собирает полные залы.
А Ефремов все эти 30 лет пытался спасти Художественный театр, беспрерывно реформируя его изнутри. Так он понимал свою миссию. За свою жизнь он не произнес ни одной громкой или патриотической фразы. Но каждый, кто с ним общался, чувствовал его огромный социальный заряд. Он искренне сострадал всему, что переживала страна. "Если я честный, я должен" — фраза розовского героя из "Вечно живых", которого Ефремов сыграл на заре "Современника", прошила насквозь его собственную жизнь и стала своего рода паролем целого поколения. Сам он слово "поколение" не любил, но был одним из главных шестидесятников, а для всего российского театрального сообщества служил последним непререкаемым авторитетом.
Ничто — никакое общественное мнение, никакое высокое начальство — не могло остановить Ефремова, если он был уверен в собственной правоте. Так произошло с разделом Художественного театра в середине 80-х годов. Потом его обвиняли чуть ли не в том, что, разделив главный театр страны, он накликал распад самой страны. Но просто Олег Ефремов острее многих чувствовал время — длинную, растянувшуюся почти на полвека послесталинскую эпоху. Она закончилась — он ушел. Лишним он быть не умел.
РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ