"Необходимо идти на опережение"

Если ничего не менять в отечественной нефтегазовой отрасли, то добыча нефти будет колебаться в ближайшее десятилетие на уровне 500 млн тонн, а после 2020 года и вовсе может снижаться. Полагает ЮРИЙ ШАФРАНИК, председатель Высшего горного совета, а также совета Союза нефтегазопромышленников и комитета Торгово-промышленной палаты РФ по энергетической стратегии и развитию топливно-энергетического комплекса (ТЭК).

— Вы согласились стать сопредседателем оргкомитета выставки "Нефтегаз-2014" и возглавить программный комитет форума ЭНЕРКОН? Серьезная ответственность, да и просто большой объем работы! В чем значимость этих мероприятий для нефтегазовой отрасли и для вас лично?

— Среди многочисленных отраслевых мероприятий на территории России "Нефтегаз" — крупнейшая ежегодная выставка во всей Восточной Европе, а ЭНЕРКОН — ее главная конференциальная площадка, предназначенная для обсуждения и выработки решений, необходимых для развития нефтегазовой отрасли. Это, безусловно, базовая площадка для продуктивного общения отечественных и зарубежных специалистов. Кстати, выставка проводится в 15-й раз, а форум — в 5-й. Поэтому коллегами и партнерами наработаны определенные традиции, наметился широкий круг постоянных участников — компаний, где уверены, что их представители получают ценную информацию, определяют явные или нарождающиеся тенденций развития углеводородного рынка.

Я решил, что в какой-то мере могу способствовать повышению отдачи от названных мероприятий, тем более что все минувшие 15 лет Высший горный совет НП "Горнопромышленники России" и Союз нефтегазопромышленников России неизменно поддерживали выставку "Нефтегаз" и созданный при нашем участии ЭНЕРКОН.

— В последние несколько лет Россия показывает рекордные объемы добычи нефти и газа. По некоторым же прогнозам, в ближайшие 10-20 лет добыча может значительно снизиться. А ваше мнение?

— Достижения последних лет нельзя вырывать из исторического контекста. Общий спад промышленного производства в 1990-е годы повлек за собой резкое сокращение добычи углеводородов, так как в ближнем зарубежье крайне сузились возможности их потребления. Вдобавок накладывалась тяжелая финансово-экономическая ситуация, когда даже за полученное сырье потребители просто не платили. Приходилось идти на различные "нецивилизованные" варианты, включая бартер, который тоже изрядно задерживался.

В 2000-х годах в период оживления и восстановления экономики нефтегазовый комплекс и углеводородная энергетика в целом на основе достаточно правильно принятых еще в начале 1990-х мер структурного реформирования и соответствующего законодательства сумели восстановить свои ресурсы по нефти, газу и углю. Но именно восстановить, а не приумножить.

К 2010 году восстановительный период (протекавший на базе производственных мощностей, созданных преимущественно до образования Российской Федерации) завершился. Действительно, очень заметно выросли объемы добычи нефти и газа, улучшилась система переработки и транспортировки углеводородов. Мы даже превысили показатели, достигнутые в советские времена. К тому же был осуществлен ряд новых крупных проектов, в том числе инфраструктурных, которые позволили нам обеспечить выход на Восток (трубопроводная система "Восточная Сибирь--Тихий океан" (ВСТО)), увеличить в два раза экспорт нефти по сравнению с советским периодом за счет новых терминалов, Балтийской трубопроводной системы, реконструкции и увеличения пропускной способности транспортных перевалов на Черном море, за счет Каспийской трубопроводной системы.

То есть произошло серьезное восстановление нефтегазового комплекса. Но нет его интенсивного развития. Наступил период, когда нужно осваивать новые месторождения. Что в общем-то и происходит (есть богатое нефтью Ванкорское месторождение, газовые кладовые Ямала: знаменитое Бованенково, осваиваемое "Газпромом", месторождения НОВАТЭКа). Но все-таки мы уже приблизились к этапу, когда не будет не только рекордных объемов добычи нефти (с газом дела обстоят лучше), но и вполне вероятен ее спад. Потому что крупные месторождения, подобные Ванкору, в ближайшие годы освоены не будут. К ним еще не подобралась геологоразведка.

Или возьмите месторождения вдоль трубопровода ВСТО. Там есть и газ, и газоконденсат (например, в Ковыкте), и нефть, и гелий, но добывать их нужно непременно комплексно. А это уже совершенно другие затраты. Причем разработка данных кладовых, добыча и глубокая переработка сырья (вплоть до полимерных материалов) суть отдельные суперпроекты. И для их реализации обязательно нужны партнеры, причем утвердившиеся на мировом рынке. Значит, нужны особый экономический подход, особый и весьма дорогой бизнес-проект. И без привлечения зарубежных (можно даже сказать — международных) сил и средств тут не обойтись. Следовательно, надо срочно решать ответственную политико-экономическую задачу: откуда и какого партнера пригласить, как и на каких условиях встроить его в дело, чтобы проект бесперебойно осуществлялся 10-20-30 — сколько угодно лет в интересах России, данного региона и, конечно, каждого партнера, вложившего сюда оборудование, финансовый и интеллектуальный капитал.

То есть у нашей нефтегазодобычи впереди очень непростые годы. Хотя сейчас и проблемы видны, и меры определены, но, считаю, действовать нужно целенаправленнее и активнее. А ориентироваться есть на кого и в России, и за рубежом. Возьмем Татарстан, один из старейших нефтяных регионов страны. Уже на протяжении 22 лет там не только не падает, но постоянно увеличивается объем добычи — во многом за счет трудноизвлекаемых запасов. Применение в республике новых методов извлечения и нефтеотдачи дает возможность добывать более 30 млн тонн ежегодно. В Татарстане основательно задействована нефтегазохимия, работает шинное производство.

Очень яркий пример демонстрирует штат Техас — старейший после Пенсильвании нефтяной район мира. За последние шесть-семь лет последовательными мерами, не открывая гигантских месторождений, подобных нашему Самотлору, здесь больше чем на 40% нарастили объем добычи (в немалой степени благодаря тысячам мелких месторождений и малых компаний). При этом стоимость газа для промышленных предприятий за тот же период уронили с $212 до $90 за 1 тыс. кубов. Представьте, какой мощный экономический импульс получил регион всего за несколько лет! И что, какое-то чудо произошло? Нет, конечно. Это закономерный результат целенаправленных, скоординированных действий центральной и региональной властей, учитывающих общемировые тенденции, которые уже очевидны или только предсказаны. В результате в Техасе 500 л в день добывать выгодно, а у нас 5 тонн невыгодно брать с новых месторождений — огромные затраты и налоги.

— Какую из задач вы поставили бы на первое место?

— Чтобы только удержать нынешний объем добычи, надо бурить скважины в объеме не менее 40 млн м в год, а лучше 50 млн м, причем бурение должно быть современным, высокотехнологичным. Это, в частности, относится к проходке горизонтальных стволов. Напомню, что в 2013 году в России пробурен 21 млн м. Для сравнения: чтобы увеличить добычу нефти и газа, за последние шесть лет Америка с 60 млн м вышла на 100 млн м проходки в год.

Вот где наши главные проблема и задача. Все остальные тоже сложные, требующие взаимодействия между нефтяной промышленностью и Минфином, Минэкономики. Говорю о том, что связано со стимулированием, переходом на другую систему налогообложения. Нужно, чтобы у этих органов исполнительной власти с помощью промышленников появилась правильная модель развития отрасли на длительный период, потому что любые отраслевые метания я считаю преступными, так как речь идет о сложном капиталоемком бизнесе и его нельзя стимулировать сегодня так, а завтра иначе.

Известно, что у нас самые высокие налоги в нефтегазовом секторе на планете — от 40% до 65%. В Америке они не превышают 32%. Более того, нацеленность российской фискальной системы на налогообложение выручки, а не на финансовый результат компаний делает добычу на большинстве разрабатываемых месторождений нерентабельной. Необходимо ориентировать налоговую политику на стимулирование привлечения инвестиций в отрасль, переходя на новый режим, основанный на изъятии сверхдоходов. Введение налога на добавленный доход активно обсуждается около двух лет, но пока мы не продвинулись на пути к внесению соответствующих изменений в Налоговый кодекс. Без этого по-настоящему стимулировать отрасль невозможно. Принятие точечных решений по конкретным участкам недр, по конкретным запасам сложно и неэффективно.

ЛУКОЙЛ, одна из самых могучих наших компаний, имеет чистую прибыль около $9 млрд. У ExxonMobil она превышает $40 млрд. А ведь все геологоразведочные и буровые работы, ввод новых месторождений, модернизация нефтепереработки осуществляются за счет той самой чистой прибыли.

Кроме того, однозначно можно констатировать: инвестиционный климат у нас пока плохой. И дело тут не только в системе налогообложения. И не только из-за борьбы с офшорами. Ведь почему бизнес стремится вывести средства из страны на тот же Кипр, Каймановы острова? Не потому, что там налоги низкие. Дело в элементарной правовой защищенности.

— Одной из основных причин пессимистичных прогнозов развития российского ТЭКа называют ситуацию с геологоразведкой.

— Геологоразведка сейчас находится на самом низком уровне за последние, как минимум, 50 лет. А учитывая, что мы говорим об этом больше 15 лет, можно сделать вывод: необходимо добиться преимуществ в финансировании и технического перевооружения для резкого улучшения ситуации. В то же время деньги сами по себе мало что решают. Главное — точно наметить зоны открытий месторождений и круг решаемых задач. Затем определяются исполнительные органы-игроки: добывающие компании, специализированные геологические предприятия (большие и малые, но сориентированные на свои конкретные обязанности), и через них и их стимулирование осуществляются проекты.

Важно просто уяснить: если ничего не менять в отрасли, то в лучшем случае добыча нефти будет колебаться в ближайшее десятилетие на уровне 500 млн тонн, а после 2020 года и вовсе может снижаться. Весьма вероятно, что так и произойдет, если власть и компании не выведут геологоразведку из штопора. Это высокорисковый вид бизнеса. Значит, надо совершенствовать систему государственного регулирования, чтобы компаниям было выгодно давать деньги. Да, в первую очередь компаниям. Но создавать условия должно государство, чтобы у компаний, у частных инвесторов появился смысл рисковать.

— А как быть с тем, что в нефтегазовом комплексе, особенно в нефтесервисе, большая часть оборудования зарубежного производства. Или это просто следствие глобализации экономик?

— В свое время мы имели развитую промышленность по выпуску буровых установок. При этом подрядчиками выступали самые разные отечественные заводы. Наши установки закупали западные буровые компании, их использовали для освоения стратегической сырьевой базы — полуострова Ямал. Например, с 1988 по 1992 год — за пять лет — отрасль получила 1,1 тыс. больших буровых установок, а за 21 год после этого — с 1992-го по 2013-й — только 410. Из них половина не нашего, а зарубежного производства.

Сейчас наступил период, когда перевооружение крайне необходимо. Причем буровая установка, как ее ни совершенствуй или модернизируй, живет максимум 25 лет. Вот и считайте: подошло время, когда 1,1 тыс. установок надо заменить на 1,1 тыс. новых. Дальше — больше. Если следовать курсом на стабилизацию добычи, то необходимо докупить еще около 1 тыс. буровых установок (БУ) нового поколения. Иными словами, нужно более 2 тыс. БУ в ближайшую пятилетку. Вот это архиважная задача, которую сообщество нефтяников и газовиков неоднократно обсуждало, проводились совещания с министерствами, министрами, региональным руководством. Сама тема достаточно полно проявлена, но объем задачи настолько серьезен, что требует внимания высшего руководства страны. Ведь кроме поддержания объемов добычи и технического перевооружения машиностроения речь идет о многочисленных высокотехнологичных рабочих местах. Стране такая задача по плечу, но необходимы мобилизованность, концентрированность и координирующая роль председателя правительства России, не ниже. И тогда половину средств на перевооружение мы сможем направить на наши машиностроительные предприятия, привлекая к работе и находя эффективные формы сотрудничества с западными и китайскими компаниями, которые продвинуты в этой сфере.

Причем ключевую роль в координации работы добывающих, сервисных и машиностроительных предприятий должно играть Министерство промышленности и торговли РФ.

— Как вы оцениваете перспективы разработки в России месторождений сланцевого газа?

— В широком обсуждении этой темы "виновата" Америка. И упор почему-то делается на увеличение добычи газа именно из сланцев. На самом деле в США газ добывается и из угольных пластов, много сделано для получения биогенного газа.

В России достаточно месторождений как традиционного вида, так и с трудноизвлекаемыми запасами: от баженовской свиты до залежей сланцевой нефти и газа. Но подбираясь к любым залежам, необходимо все грамотно просчитывать с экономической и социальной точек зрения.

По данным Агентства энергетической информации США, Россия занимает сейчас девятое место в мире по объему технически извлекаемых запасов сланцевого газа (8,1 трлн кубометров).

В то же время по общему объему добычи природного газа мы сейчас находимся на втором месте в мире после США. Добыча газа на традиционных месторождениях дешевле, чем на сланцевых, поэтому в ближайшие годы у нас нет необходимости массово осваивать месторождения сланцевого газа.

— В чем, на ваш взгляд, заключаются основные сложности на Каспии?

— Основными следует считать только экологические. Каспий не море — по сути, это озеро, а главное, единственный в мире "заповедник" осетровых с огромными пространствами их нереста и миграции. Его экология чрезвычайно ранима. Если, например, нефтяная пленка опустится на нерестилище, то произойдет большая катастрофа.

Добывать нефть и газ там, конечно, не перестанут. Но совершенно очевидно, что необходимо резкое повышение технической, технологической и профессиональной надежности исполнителей и операторов проектов. Поэтому целесообразно, например, создать международные группы, комиссии для проведения экспертиз используемого оборудования и технологий. Однако такие группы должны создаваться именно прикаспийскими государствами. Можно понять стремление экспертов европейских стран по окружающей среде поучаствовать в судьбе каспийского региона, однако решать, каким образом снижать риск разливов нефти на Каспии, оценивать там состояние окружающей среды и договариваться о сохранности биоресурсов моря — дело сугубо пяти прикаспийских стран. В этом суть действительно международного подхода к решению экологических и экономических проблем региона.

— Что вы думаете о регионализации развития нашего ТЭКа?

— Россия от Чукотки и Магадана до Калининграда настолько разная, что с одним программным шаблоном действовать просто преступно. Поэтому я всегда стоял за сильную региональную политику, подразумевая использование местных особенностей, регионального стимулирования, развития того или иного направления в нефтегазодобыче и вообще в недропользовании. Целенаправленному региональному освоению природных ресурсов можно поучиться, как я уже упоминал, у Татарстана.

Впрочем, основы региональных программ мы заложили еще в 1990 году, подготовив и приняв на первой же сессии тюменского областного совета народных депутатов (председателем которого Юрий Шафраник был избран 14 апреля 1990 года.— "Ъ") концепцию недропользования в Тюменской области. Именно тогда впервые в России огласили такие принципиальнейшие позиции, как платность пользования недрами, право территории на получение нефтегазовых роялти (20% с тонны нефти и с куба газа), право "двух ключей", создание региональных комитетов по недрам, вертикально интегрированных нефтяных компаний, небольших акционерных нефтедобывающих обществ.

Первые 10-12 лет были трагически трудными. Однако Тюменская область, Ямало-Ненецкий и Ханты-Мансийский автономные округа совместно пришли к сегодняшнему дню, не просто восстановив, а добившись чрезвычайно большого социально-экономического развития всего региона. Прекрасно выглядят города, везде хорошие дороги, современная инфраструктура, высокий уровень образования. Все это потому, что в начале 1990-х регионом был выбран правильный курс, определена стратегия опережающего развития (которая легла в основу ряда федеральных законов) и получен колоссальный эффект от грамотного использования средств на благо людей.

Правда, сейчас у Тюмени должна быть новая программа развития. Причем опять необходимо идти на опережение, сознавая, как и 20 лет назад, что надеяться надо только на себя, на потенциал региона.

— С вашей точки зрения, насколько экономически оправданно вхождение в Арктику?

— В чем была поначалу выгода от космоса? Одни риски и ноль отдачи, не считая военного фактора. Да, безудержно тратить финансы на "прекрасное далеко", казалось бы, глупо. Но это наше будущее, и его обязательно надо готовить.

В последовательности действий при освоении шельфа есть очень важный момент — опять-таки разведка, в том числе разведочное бурение, по арктическому побережью в полосе 200?300 км. Именно сейчас об этом надо задуматься! Нужно определить опорные точки, чтобы застолбить весь "ареал" месторождений и пройтись разведкой по побережью. Сегодня как никогда очень важна программа целевой и срочной разведки.

В этой связи хочется напомнить об одном стратегическом направлении деятельности, принципиальном для успеха на шельфе, которым сегодня занимаются, но, как мне кажется, недостаточно. Это геология, география и океанология на основе академической науки. Мы спустили батискафы на Северном полюсе, установили флаг России на дне Северного Ледовитого океана, но уже давно настал момент фундаментально заняться геологией Арктики, географией шельфа. Делать это необходимо основательно, на академическом уровне, с применением инновационных методов и разработок — и не только ради разведки месторождений. Важно вспомнить подход, который всегда отличал Россию: фундаментальное, последовательное, въедливое академическое исследование арктических просторов, недр и происходящих там процессов. Важно сформулировать запрос государства на системное накопление знаний, которые обязательно перейдут в качество научных открытий и создадут благоприятную почву для успешной деятельности россиян в Арктике по всем направлениям, включая оборонное.

И без всего этого надеяться на то, что завтра зафонтанируют шельфовые углеводороды, наивно. Все еще только впереди!

Беседовал Константин Анохин