На прошлой неделе Парижский апелляционный суд приступил к рассмотрению ходатайства России о правомочности ареста во Франции счетов российских компаний и ведомств по иску швейцарской компании Noga. Теперь у России есть реальный шанс поставить крест на притязаниях швейцарской фирмы. Тем более что однажды российские юристы уже одолели ее в суде. О том, как это произошло, корреспонденту "Денег" ЕЛЕНЕ КИСЕЛЕВОЙ рассказывают адвокаты юридической консультации "Блищенко и партнеры", принадлежащей к Межрегиональной коллегии адвокатов, ГЕННАДИЙ ЦИЦИШВИЛИ и ТИМУР АИТКУЛОВ.
— Когда вам удалось засудить Noga?
Тимур Аиткулов: В октябре прошлого года Международный коммерческий арбитражный суд (МКАС) при российской ТПП отклонил иск Noga к нашему клиенту, АО "Нафта-Москва", на сумму $120 млн. А несколькими годами раньше "Нафте" удалось выиграть в том же МКАСе дело против Noga и даже отсудить у нее $1,5 млн.
— Почему иск швейцарской компании рассматривался в России?
Т. А.: Это было предусмотрено арбитражной оговоркой в контракте Noga и ВВО "Союзнефтеэкспорт" ("Нафта-Москва" — его правопреемник). В кредитном соглашении с правительством был предусмотрен Стокгольм, а в договоре на поставку нефти — МКАС. Вообще, это давняя история, которая началась еще в 1993 году. В июне того года Noga обратилась в Стокгольмский арбитраж, а 8 июля "Нафта-Москва" — в МКАС.
Геннадий Цицишвили: "Нафта" потребовала от Noga выплаты долгов — комиссионных и стоимости фрахта (по контракту Noga должна была платить их не государству, а "Нафте"). Так возник иск к Noga на $1,5 млн, поданный в МКАС. А в сентябре того же года Noga предъявила встречный иск на $10,2 млн, заявив, что "Нафта" не имела права расторгать договор в одностороннем порядке.
Разбирательство в Стокгольме длилось до мая 1997 года, и стороны попросили МКАС приостановить слушания до решения Стокгольмского суда. Ведь, по сути, Noga требовала от правительства погасить тот же долг, что и от "Нафты". В Москве проводились заседания, но это были частичные решения. Так, в 1996 году МКАС удовлетворил требования "Нафты" о выплате $1,5 млн. Правда, затем Noga увеличила свои требования до $120 млн.
— Получается, что Noga увеличила сумму иска в МКАСе с $10 млн до $120 уже после решения Стокгольмского суда?
Т. А.: Да. В январе 1999 года. На том основании, что в ее первоначальном иске 1993 года ряд требований не был отражен. Сумма иска рассчитывалась следующим образом. Контракт был прерван в 1993 году. По условиям соглашения, нефть должна была поставляться Noga до конца 1994 года. И она увеличила свое требование на эту сумму — до $93,5 млн, плюс штрафы — еще почти $30 млн. Получилось $120 млн.
— Каковы были аргументы юристов Noga?
Г. Ц.: Суть их претензий состояла в несоблюдении "Нафтой" графика поставок. Однако мы создали такую правовую конструкцию, которая, с одной стороны, связывала кредитные соглашения правительства и договор двух компаний о поставке нефти, а с другой — доказывала, что в каких-то частях они должны рассматриваться независимо друг от друга. В итоге мы убедили арбитраж, что "Нафта" график соблюдала и имела право отказаться от его исполнения.
— Каким образом?
Т. А.: Потому что были существенные нарушения соглашений самой Noga. Она не платила "Нафте" комиссионные за поставку нефти и даже не оплатила фрахт, а это являлось существенным нарушением обязательств по Венской конвенции о договорах международной купли-продажи 1980 года. Согласно этой конвенции, в случае существенного нарушения соглашения одной из сторон другая имеет право расторгнуть контракт. И суд признал, что "Нафта" действовала правомерно.
— Насколько я знаю, были какие-то зацепки даже в самом контракте. Это так?
Т. А.: Точно. Согласно первоначальному контракту от 29 января 1992 года, "Нафта" обязалась поставлять около 10 млн метрических тонн нефти в год, то есть примерно по 300 тыс. тонн ежемесячно. Далее в контракте сказано, что стороны отдельно согласуют график поставок. И в 1993 году было подписано дополнение к контракту, в котором фигурировал значительно меньший объем. Ну а Noga пыталась распространить договоренность 1992 года на последующие годы. Поэтому за 1993 год набегало очень прилично — сумма основного иска составила более $90 млн. Мы как раз и зацепились за то, что стороны договорились отдельно согласовывать график поставок.
— И это сработало?
Т. А.: К счастью, да. По контракту Noga должна была присылать запрос — сколько ей нужно в каждом месяце нефти. Однако таких требований от Noga не поступало — графика просто не было. Поэтому мы убедили суд, что эти 300 тыс. тонн в месяц — не окончательное условие контракта. Объем должен был согласовываться сторонами, но не согласовывался. Потом стороны подписали приложение к договору, по которому объем месячных поставок составил не 300 тыс. тонн, а где-то 60-70 тыс. тонн. А такой график "Нафта" соблюдала.
— Noga и в самом деле задерживала платежи?
Г. Ц.: Насколько я помню, платежей от нее не поступало в течение года. И еще интересный момент. Noga требовала от "Нафты" выплаты упущенной выгоды за непоставленную нефть. Она рассчитывала получить прибыль в размере 2,25% стоимости нефти. Это вообще абсурдная ситуация. С одной стороны, все деньги от продажи нефти должны были идти на погашение долга России, а с другой — Noga собиралась на этом еще и заработать. Мы доказали, что это совершенно необоснованно, потому что соглашение вообще не предусматривало получение Noga прибыли.
— И как вы вышли из этой ситуации?
Т. А.: Стокгольмский арбитраж в 1997 году признал, что правительство должно Noga $30 млн, и в эту сумму включались и долги "Нафты". То есть Стокгольмский арбитраж признал, что "Нафта" должна была что-то поставлять Noga. Но потом, когда дело рассматривали в МКАСе, оказалось, что "Нафта" все сделала правильно: правильно расторгла соглашение и не должна Noga ни копейки. Вот какая парадоксальная ситуация. Это стало возможным, поскольку МКАС не связан пруденциальной силой стокгольмского решения. И если в Стокгольме не получилось отклонить требования Noga, то в МКАСе это удалось.
— То есть МКАС фактически признал, что решения международного арбитража не действуют на территории России?
Г. Ц.: Не совсем так. Эти два решения существуют независимо друг от друга. МКАС не занимался исполнением решения Стокгольмского арбитража.
— Означает ли это, что и арест российских активов можно опротестовать?
Г. Ц.: Не знаю, насколько это легко и станет ли Стокгольмский суд учитывать решение МКАСа. Вряд ли — это самостоятельное дело. Но нужно бороться, основываясь на том, что МКАС — компетентный арбитраж с высококвалифицированным составом. Собственно говоря, многие из арбитров, участвующих в Стокгольмском арбитраже — те же самые, что и в МКАСе.
— А Noga не пыталась оспорить решение МКАСа?
Т. А.: Нет. Они попытались оспорить первое решение о том, что должны оплатить комиссионные и фрахт. И даже добились подачи протеста в Верховный суд, но там им отказали. Кстати, $1,5 млн Noga не выплатила "Нафте" до сих пор. Сначала она долго находилась в стадии банкротства, и на момент последнего решения МКАСа "Нафте" предложили выплатить, по-моему, четверть от этого долга. Потому что Noga достигла соглашения с кредиторами — как говорили юристы компании, Гаон выкупил требования кредиторов. А в соответствии с швейцарскими правилами о банкротстве, 15-25% долга подлежат выплате.
— Но хоть что-то Noga заплатила "Нафте"?
Т. А.: Насколько мне известно, по состоянию на начало этого года — нет.
— "Нафта" больше не будет судиться с Noga?
Г. Ц.: Вообще-то самое время.
Т. А.: Это у "Нафты" надо спрашивать.
— Какова, на ваш взгляд, оптимальная стратегия для борьбы с Noga?
Г. Ц.: Надо подать апелляцию в тот суд, который принял решение об аресте активов. И потом, можно вообще ходатайствовать об отмене стокгольмского решения.
— Каким образом?
Г. Ц.: Есть Нью-Йоркская конвенция 1958 года о признании исполнения иностранных арбитражных решений; ею предусмотрена процедура их отмены. В частности, в случае нарушения публичного порядка, арбитражной оговорки, процедуры арбитража. То есть можно найти такие основания и доказать, что арбитражное решение недействительно.
— Это то же самое, что встречный иск
Г. Ц.: Нет. Решение Стокгольмского арбитража окончательное, но существует определенный круг оснований, предусмотренных как раз этой конвенцией, по которым решение международного коммерческого арбитража можно отменить.
— Как это происходит?
Г. Ц.: Путей может быть несколько. Во-первых, отмена ареста. Как я понимаю, сейчас этим уже занимаются. А второй — более кардинальный — ходатайство об отмене стокгольмского решения. Однако здесь надо изучать обстоятельства. Возможно, уже истек срок для такого обжалования, может быть, есть еще какие-то обстоятельства.
Кроме того, основанием для отмены ареста может стать доказательство того, что он повлечет для должника большие убытки, чем основная сумма его долга. Ведь если счет заблокирован, то организация, которой он принадлежит, не может совершать операции, и вследствие этого понесет огромные убытки. Я предполагаю, что такие аргументы сейчас могут использоваться. Но это не решение вопроса по существу.
— А что делать тем компаниям с госучастием, счета которых арестованы на Западе?
Т. А.: Думаю, они должны действовать самостоятельно. В крайнем случае, объединить иски и защищаться в суде вместе.
— Насколько все это опасно для России?
Г. Ц.: Спор двух компаний — это одно, а когда затрагиваются интересы государства — это серьезнее. Наш пример доказывает, что Noga победима. Не нужно бояться.