В финале торжественной церемонии вручения призов "Ника-96" глава Союза кинематографистов и знаменитого своей помпезностью ММКФ Сергей Соловьев заявил, что из-за "преступного небрежения государством интересами кинематографа" "Ник" больше не будет. Но в ходе самой церемонии ничто не предвещало скорой, пусть даже насильственной, смерти.
Накануне царила уверенность: все получит "Мусульманин". Так считали и поклонники творения Владимира Хотиненко, и те, кто ни при каких обстоятельствах за него бы не проголосовал. Почему лучшей должна быть названа картина столь путаная и безвкусная, объяснить толком никто не мог, но жертвой безоговорочной веры в харизму популярного режиссера пал даже Первый канал, спланировавший на воскресный вечер эффектный "желтого дуплетом в середину": до "Времени" — "Мусульманин", сразу после — церемония "Ники".
Эффекта не получилось: два главных приза — "режиссура" и "фильм" (как и предсказывал Ъ — см. статью Александра Тимофеевского в номере от 7 декабря) достались "Особенностям национальной охоты". Растянутый на два часа анекдот был бы очень забавным, удержись он в рамках короткого метра. В нынешнем своем виде картина не вызывает сомнений в искренности режиссера, заявившего, что он не слишком ею доволен. Но даже при очевидной вялости фильма задушевность, отсутствие провидческих амбиций и беспроигрышная алкогольная тема должны были сделать картину Александра Рогожкина бесспорным фаворитом сезона (вспомним, сколько фестивалей "Особенности" объездили в прошлом году). Энтузиазм академиков был столь велик, что "Нику" за лучшую мужскую роль получил исполнитель роли второго плана Алексей Булдаков (сходство актера и его персонажа с генералом Лебедем оказалось очень ко времени).
Неразбериха с понятиями "главный" — "второстепенный" в этом году была особенно впечатляющей.
Совершенно неясно, например, почему из двух совершенно одинаковых по объему и масштабу ролей в "Мусульманине" ("Ника" Нине Усатовой и Александру Балуеву) одна была названа главной, другая второстепенной. Возможно, причина в явном драматургическом просчете фильма — авторы так до конца и не могут решить, чью же собственно историю они собрались рассказать. Третью "Нику", однако, фильму Хотиненко принес именно сценарист — Валерий Залотуха. И хотя невнятность, происходящая от смешения раннехристианских идеалов (заместителем коих в фильме и становится мусульманство) православия и язычества, есть уже и в сценарии — мода на имя оказалась важнее профессиональных соображений. (Единственный добротный из представленных на соискание премии сценариев — "Пьеса для пассажира" уже слишком давно популярного, а следовательно, раздражающего Александра Миндадзе, премии, естественно, не получил).
"Ники" художнику, художнику по костюмам и композитору принесла "Барышня-крестьянка". Все три достойны удивления. Навязчивый "русский кич" фильма, особенно шокирующий беззастенчивым смещением акцентов пушкинской повести — и "картинке", и "звуку" адекватен вполне. Впрочем, все это вовсе не обязательно должно вызывать раздражение. Как и специфический — аляповатый, "ледяной-слюдяной" — поворот русской темы, объединившей тройку фильмов — лидеров года.
"Музыка для декабря" и отчасти "Мания Жизели", претендующие на то, чтобы взять ту же тему в несколько ином преломлении — сквозь петербургский период и соответствующую стилистику — были отметены начисто, даже в тех номинациях, где реальных конкурентов у них не нашлось. (О комичности ситуации, когда в роли отверженных изначально оказались три лучшие работы: оператора Сергея Козлова и композиторов Антона Батагова и Леонида Десятникова, Ъ уже писал). А значит, дружный смех и аплодисменты, которыми кинематографисты встретили предложение Александра Ширвиндта заказать Зурабу Церетели скульптурное изображение того места, куда попал российский кинематограф, не мешает киноакадемикам воспринимать "русский миф" как сборище сказочных персонажей, заселивших гранитные берега ручейка в Александровском саду.
ЛАРИСА Ъ-ЮСИПОВА