22 мая в зале Чайковского прозвучит опера Глюка "Орфей и Эвридика". Знаменитейший оперный хит XVIII века исполнят в совершенно непривычной для большинства слушателей французской версии 1774 года.
Опера Глюка в почти забытой редакции прозвучит в Москве в исполнении оркестра Musica Viva
Фото: пресс-служба Московской филармонии
Этим летом со дня рождения Кристофа Виллибальда Глюка исполнится 300 лет. По такому случаю можно было бы вообразить и более солидный объем юбилейных событий, чем одна-единственная опера в концертном исполнении,— учитывая, что речь идет об одном из главных композиторов в истории оперы, реформаторе и авангардисте, чьему искусству отдавали должное не только младшие современники во главе с Моцартом, но и поколения, казалось бы, безнадежно далеких от эстетики XVIII века музыкантов-романтиков. Берлиоз боготворил Глюка, Вагнер оркестровал глюковскую "Ифигению в Авлиде", Мусоргский ставил автора "Орфея и Эвридики" выше и Моцарта, и Бетховена.
Впрочем, нельзя не признать, что затеявшая этот концертный проект московская филармония действовала хоть и с оглядкой на кассу, но элегантно. С одной стороны, "Орфей и Эвридика", регулярно звучащая в Москве хотя бы в концертном исполнении,— знаменитейшая опера Глюка. С другой — отчаянно непривычная редакция. Вместо итальянского языка — французский, Орфея вместо контральто поет тенор.
Это версия вполне авторская, но не изначальная. Вначале была венская премьера 1762 года с кастратом Гваданьи в главной роли и с итальянским либретто, написанным приятелем Казановы Раньери де Кальцабиджи. Это в своем роде эмблема глюковской реформы: вместо общепринятого чередования речитатив--ария — совершенно другая структура, текучая и прихотливая, сплошной поток аккомпанированных речитативов, ариозо и ансамблей с включением балетной музыки, хоров и, так уж и быть, обособленных арий. Вместо математической логики драматургии, позаимствованной у французского классицизма,— сплошная вольница: так, заглавный герой находится на сцене почти все время, чего каноны позднебарочной оперы не могли допустить ни при каких обстоятельствах. В Вене времен Марии-Терезии новации Глюка принимались с прохладцей, чему виной общеевропейская привычка к тому, как должна быть устроена "правильная" итальянская опера. Но был еще и Париж с его изоляционистской традицией французской оперы. И именно в Париж Глюк отправился в начале 1770-х — очевидно, не без протекции юной австрийской эрцгерцогини Марии-Антонии, которая стала Марией-Антуанеттой, супругой французского дофина, а потом короля.
Для парижской Оперы Глюк работал всего несколько лет, но именно его французские оперы по иронии судьбы довольно долго оставались самыми известными и востребованными. Это касается и "Орфея", которого в 1774 году композитор серьезно отредактировал: транспонировал заглавную партию для высокого тенора (точнее говоря, для haut-contre, голоса специфической французской породы), изменил оркестровку, добавил несколько арий и ансамблей.
Но, после того как "Орфея и Эвридику" еще раз отредактировал Берлиоз, переделавший партию Орфея для Полины Виардо, глюковская версия 1774 года оказалась почти забытой, даже записи ее редки. В Москве она прозвучит в исполнении оркестра Musica Viva под управлением английского дирижера Уильяма Лейси, Эвридику споет знаменитое барочное сопрано Дебора Йорк, а Орфея — южноафриканский тенор Колин Ли, звезда прошлогодней "Сомнамбулы" Большого театра.