Первый день Каннского фестиваля позволил совершить путешествие по таким разным географическим точкам, как современные Тимбукту, Катанья и Лондон XIX века. С интересом изучал новые маршруты АНДРЕЙ ПЛАХОВ.
Фото: Олег Никишин, Коммерсантъ
Первый конкурсный фильм назывался «Тимбукту»: он снят Абдурахманом Сиссако, родившимся в Мавритании, выучившимся на режиссера в Москве во ВГИКе и ныне живущим в Париже. Его первый фильм назывался «Ростов—Луанда»: уже по этому названию ясно, что Сиссако впитал опыт разных национальных киношкол, но главное, как талантливый человек, творчески их переработал. «Тимбукту» — фильм, актуальный и правильный во всех отношениях. Мифологический африканский город в Мали со знаменитой мечетью (ее копия, кстати, выстроена во Фрежюсе, рядом с Канном) превращен в ад на земле с тех пор, как этой территорией завладели исламские фундаменталисты. Они запрещают местным жителям музицировать (а это их любимое занятие), заставляют женщин помимо паранджи носить носки и перчатки, а мужчин карают за курение, не говоря о более тяжких проступках. В центре сюжета — история крестьянина, владельца стада коров; случайно он убивает соседа-рыбака и далее вынужден подчиниться смертному приговору шариатского суда. А он руководствуется законами примерно столь же абсурдными, что знакомы нам теперь уже не понаслышке — по повседневной деятельности наших законотворцев. Но Сиссако делает акцент не на сюжете, а на фольклорном антураже, особенно явно подчеркивая роль женщин в архаичном обществе. Именно они становятся главными действующими лицами сопротивления — в отличие от мужчин, подверженных консерватизму или философскому смирению. Хорошее кино, которому не хватило лишь толики безумия, чтобы стать выдающимся.
Этой проблемы нет у «Господина Тернера» Майка Ли — классического байопика о знаменитом английском художнике. Без всяких затей рассказывая про его внешне ничем не примечательную жизнь, Ли, певец британской заурядности, добивается того, что из нее вырастает поистине героический образ. Другими словами, то есть словами Анны Ахматовой, режиссер показывает, из какого сора растут божественные приморские пейзажи. Для примера: рисуя одну из своих картин, Тернер начинает плеваться в полотно, чтобы добавить влаги и воздуха старательно смешанным краскам. И впрямь: мы физически чувствуем запечатленную на полотне «капельную» воздушную атмосферу, ставшую предтечей движения импрессионистов по другую сторону Ла-Манша.
Тернера играет Тимоти Сполл — великолепный актер, не раз снимавшийся у Майка Ли в социальных драмах, на которых набил руку этот выдающийся режиссер. Глядя на некрасивого, почти уродливого Сполла в новом фильме (впрочем, как и на других не блещущих гламурной внешностью артистов британской актерской школы), понимаешь, как недосягаем этот уровень мастерства, скажем, для их российских коллег. Благодаря им образ Британии — не важно, позапрошлого, прошлого или нынешнего века — рисуется как единая психофизическая и культурная целостность, как некий монолит, вбирающий в себя все классы и сословия — от аристократии до кокни. Тернер был плоть от плоти этой нации — прекрасный урод, пользовавшийся успехом у женщин и сумевший покорить мир внутренней тонкостью — кривым зеркалом грубых физических черт. Можно спросить: в чем актуальность «Господина Тернера»? В ответ лучше всего будет просто промолчать. Это кино не открывает художественных горизонтов и в этом смысле не фестивальное. Оно скорее закрывает целую эпоху — эпоху Майка Ли и Кена Лоуча (его фильм мы еще увидим в Канне, и, по словам режиссера, он станет последним в его карьере).
А вот «Неделя критики» — параллельный мини-фестиваль дебютов — открылась лентой итальянского режиссера Себастьяно Ризо «Темнее полуночи». Это история четырнадцатилетнего сицилийского мальчика, который не находит места ни в семье, ни в обществе — и отправляется в опасное путешествие вместе с компаний маргиналов — геев и трансвеститов, промышляющих проституцией в общественном парке Катаньи. У мальчика пока неясная сексуальная ориентация, но он ищет не эротических приключений, а дружбы, любви, искренности — всего того, чего лишен в своей благополучной жизни. Ищет, но не находит и оказывается на полпути к смерти. Как и много ему подобных: мы видим фотомартиролог, свидетельствующий о том, что нетерпимость к инакости не изжита даже в толерантной «Гейропе».