Свои чужие дети
Фото: Из архива семьи
Рубрика Артема Костюковского "Свои чужие дети" о том, как складываются отношения усыновителей с приемными детьми. Сегодня мы публикуем историю директора по персоналу крупной сети кофеен Жанны Калачевой (Москва). В январе 2013 года вместе с мужем Иваном, спасателем МЧС, они усыновили двухлетнюю Катю, а в ноябре того же года — годовалого Игната. В интервью Русфонду Жанна рассказала о непростых минутах знакомства с детьми и о том, почему не стала делать из своего усыновления тайну.
Для меня самым сильным стрессом было знакомство с Катей. Мы шли и думали: сейчас увидим в первый раз ребенка — и что? Как отреагируем? Этого ли ребенка мы ждали? А если нет? А как девочка отреагирует? Нас ей представили так: "Катюша, это твои мама и папа". Я была в шоке. Мы же знали, что Катя уже полгода была в статусе усыновления, ее активно показывали, но никто ее не забрал. И что, ей каждый раз такое говорили?
В школе приемных родителей (ШПР) нас учили: для того чтобы понять, "твой" это ребенок или нет, надо его понюхать в районе шеи. Смысл в том, что запах ребенка не должен быть противен. Я честно нюхала, но у меня в те дни был насморк, и я вообще ничего не унюхала. И когда позже с Игнатом знакомились, тоже насморк был! Так что со мной этот прием не сработал.
Когда мы познакомились, Катя сидела у меня на коленках и внимательно следила, чтобы ее туфелька не касалась папиной штанины. А если касалась, Катя в ужасе отодвигала ногу. У нее, как и у других детей, совсем не было опыта общения с мужчинами: в доме ребенка работают одни женщины. И на папу Катя поначалу смотрела как на инопланетянина. Это какое-то время длилось и дома: когда отец возвращался домой с работы, Катя радостно бежала к нему, но потом как бы спохватывалась, начинала плакать.
Мы пытались взять ребенка в Москве и области. Не сложилось. Но нам встретились люди, которые усыновили мальчика в доме ребенка в Ярцево (Смоленская область), и мы решили поехать туда же. И Катя, и Игнат — оттуда. Потом мы рекомендовали этот дом ребенка нашим знакомым, и они тоже взяли там детей. Мы до сих пор поддерживаем отношения. Директор попросила нас присылать фотографии, письма. Потом она вывешивает их там на стенде. Говорит, что воспитатели, когда узнают, как живут усыновленные дети, начинают лучше чувствовать связь с теми, кто еще там.
Катя сначала была притихшей, затаившейся, ощущение было, что маску надела на лицо. Она прятала свои настоящие эмоции и изо всех сил показывала, какая она хорошая, старалась не навредить себе. Она могла быть напуганной, могли слезы в глазах стоять, но молчала. Детдомовские дети не проявляют эмоции, потому что не видят в этом смысла: там к твоим слезам и крикам безразличны, ничего этим не добьешься. И один из диагнозов у Кати был связан с тем, что она в доме ребенка надорвала живот от крика. Такой осторожной она долгое время была уже и дома. И только потом проступили ее настоящие эмоции. И наше поведение начала копировать, как дети часто делают.
Мы сразу решили, что ничего не будем скрывать. Я сама не переношу вранье в любом его виде, и если Катя когда-нибудь меня спросит, как я ее родила, просто не смогу обмануть ее. В ЗАГСе удивлялись этому, просили закрыть дверь, проникновенно говорили, что я могу уничтожить документы и ребенок ничего не узнает. И в нашей ШПР были люди, которые подбирали ребенка по группе крови, по цвету глаз.
Если дети когда-нибудь, уже будучи взрослыми, скажут, что хотят познакомиться с их кровными матерями, я не буду против и постараюсь их отыскать. У меня нет к этим женщинам негативного отношения. Они не смогли воспитать своих детей, такое бывает. Но зато они дали детям жизнь. Спасибо им за это.
Как мы усыновили второго ребенка? А мы так друг друга поздравили с годовщиной свадьбы, у нас девять лет было. Решили написать одновременно друг другу SMS с заветным желанием — чего бы хотели в подарок. Ну, и написали оба, мол, когда поедем за вторым. На следующий день пошли оформлять документы.
Весь сюжет rusfond.ru/svoi-chuzhie-deti