Флаги над морем

Война на Украине отвлекла внимание руководства РФ от других горячих точек на мировой карте. Тем временем силовое противостояние в Восточной Азии, где Россия собирается искать новые источники роста экономики, продолжает обостряться. Идущая гонка вооружений и растущее количество провокаций делают перспективу регионального конфликта все более реальной.

Александр Габуев

2 июня 2014 года в сингапурском отеле Shangri La завершилась 13-я конференция по вопросам безопасности, которую организует Международный институт стратегических исследований (IISS). Конференция Shangri La Dialogue является единственной площадкой, на которой встречаются ключевые военные, разведчики и военные эксперты Азиатско-Тихоокеанского региона, поэтому сам форум вполне по праву называют азиатским аналогом Мюнхенской конференции по безопасности.

Российская делегация на форуме по традиции была малозаметна. В то время как японскую делегацию возглавлял премьер Синдзо Абэ, а многочисленную американскую — шеф Пентагона Чак Хейгел, финальный состав делегации РФ был неясен до самого последнего дня. В списке делегаций, который раздали участникам, Россию представляли всего пять человек: посол в Сингапуре Леонид Моисеев, глава комитета Совета федерации по международным делам Михаил Маргелов, директор ИМЭМО Александр Дынкин, экс-глава СВР Вячеслав Трубников и корреспондент "Власти". В последний момент свое присутствие подтвердил замминистра обороны РФ Анатолий Антонов — приглашение его начальнику Сергею Шойгу было отправлено за несколько месяцев, но Минобороны до последнего не отвечало, обдумывая уместность приезда российских военных в Сингапур на фоне конфликта вокруг Украины и санкций. В итоге миссия представлять РФ досталась Антонову — бывшему дипломату и единственному высшему руководителю Минобороны, свободно говорящему по-английски. Он выступал в последний день в компании с замглавы Генштаба Народно-освободительной армии Китая (НОАК) Ван Гуаньчжуном. Сессию с их участием под названием "Взгляд крупных держав на мир и безопасность в АТР" в кулуарах в шутку называли сессией плохих парней.

Свое выступление Антонов начал с того, что "Россия всегда была и останется важной частью АТР", а затем решил назвать собравшимся главную, по мнению России, угрозу безопасности региона. Ею оказались "цветные революции". "Это новое бедствие, постигшее страны Ближнего Востока, Северной Африки и постсоветского пространства. Под предлогом демократизации внутренние социально-экономические и политические проблемы используются, чтобы сменить неугодные правительства на контролируемые извне режимы,— заявил Анатолий Антонов.— Случается немыслимое. Политическая чума XX века, фашизм, возрождается даже в тех странах, которые пожертвовали миллионами жизней для борьбы с этим злом".

Под конец замминистра все же обозначил российские приоритеты в Азии (внеблоковое мышление, необходимость опираться на международные структуры, прозрачность военных действий для других стран), однако после сессии никто об этих предложениях не говорил — во время перерыва участники безуспешно пытались вспомнить, где в АТР в последний раз происходила "цветная революция". Параллельно они разбирали на сувениры CD "Украина-2014" c напечатанной на принтере обложкой, на которых, по словам Анатолия Антонова, была запечатлена правда о событиях на Украине. Корреспонденту "Власти", взявшему диск, один из участников посоветовал не вставлять его в компьютер, а проверить сначала у специалистов по информационной безопасности. Впрочем, диск на компьютере так и не запустился. Ни у кого.

По итогам короткого обсуждения другие участники вынесли вердикт: послушав Антонова, можно понять, что для России азиатская повестка на самом деле чужда и неинтересна. Даже если предположить, что опытный замминистра просто пытался обойти острые углы, а потому решил рассказать азиатам о малозначимой для них проблеме, игнорирование проблем АТР может дорого обойтись Москве. Именно с помощью разворота к этому региону Россия собирается преодолеть экономический спад и минимизировать последствия западных санкций. Однако нынешняя политическая обстановка в АТР заставляет задуматься, насколько устойчиво экономическое процветание региона.

Во время перерыва участники безуспешно пытались вспомнить, где в АТР в последний раз происходила "цветная революция"

Перед началом Shangri La Dialogue участникам форума выдавали впервые подготовленный IISS "Отчет о региональной безопасности: ключевые тенденции в АТР". Двухсотстраничный документ рисует весьма тревожную картину ситуации с безопасностью в самом динамичном и густонаселенном регионе мира. На фоне отсутствия какой-либо договорной архитектуры в АТР идет полномасштабная гонка вооружений, усиливается воинствующий национализм, а также растут противоречия между различными державами.

Главная тенденция в регионе — рост военных расходов. По расчетам IISS, с 2001 по 2013 год номинальные расходы на оборону в странах Азии выросли на 23%. Реальный рост с учетом инфляции за 2011-2013 годы составил 9,4%. По оценкам Стокгольмского института исследования проблем мира (SIPRI), АТР стал регионом мира с самым быстрым ростом военных расходов — как в абсолютных величинах, так и в отношении доли ВВП (см. график на стр. 11). Лидером по военным расходам остаются США. На них, по оценке IISS, в 2013 году приходилось 66,2% расходов на оборону в АТР — $600,4 млрд в год. Правда, учитываются все расходы Пентагона по миру, однако вычленить конкретную "азиатскую долю" американских военных трат не так просто. Второе после США место занимает Китай, на который приходится 12,4% расходов в АТР ($112,2 млрд). При этом необходимо учитывать, что эта цифра — официально декларируемые НОАК расходы, в то время как независимые исследователи рекомендуют увеличивать эту цифру на 30%, поскольку военный бюджет КНР не отражает расходов на закупку иностранной военной техники и ряд других статей. Замыкает тройку лидеров Япония с 5,6% ($51 млрд). Другие державы, не жалеющие денег на оборону,— Индия с 4% ($36,3 млрд), Южная Корея с 3,5% ($31,8 млрд) и Австралия с 2,9% ($26 млрд). Расходы десятки стран АСЕАН составляют $38,7 млрд — 4,3% от региональных.

Эксперты IISS отмечают, что динамика расходов на оборону для стран АТР — естественное явление. На протяжении нескольких десятилетий оборонные бюджеты стран региона и их военные возможности уступали многим европейским державам. Кроме того, азиатские страны фокусировались на развитии экономики, вкладывались в инфраструктуру и науку. Теперь же многие державы одновременно начали затратную модернизацию вооруженных сил — закупку иностранной техники, разработку собственных образцов, повышение зарплат военнослужащих и увеличение количества учений.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Все это было бы не столь пугающе, если бы не вторая ключевая характеристика ситуации с безопасностью в АТР — отсутствие эффективных договорно-правовых механизмов на этот счет. Если в Европе, которая на протяжении десятилетий являлась основным театром холодной войны между НАТО и странами Варшавского договора, была создана архитектура безопасности во главе с ОБСЕ, то в АТР нет даже такой структуры. И, хотя многие европейские державы жалуются на низкую эффективность ОБСЕ и прочих механизмов контроля за вооружениями (например, фактически прекратившего свое действие Договора об обычных вооруженных силах в Европе), в Восточной Азии стороны даже не дошли до выработки какой-либо сдерживающей друг друга архитектуры. В 2010 году Россия предприняла попытку сформулировать принципы общей безопасности для региона (на основе тезисов Договора о европейской безопасности, продвигавшегося тогдашним президентом Дмитрием Медведевым), попросив Китай выступить спонсором этого предложения, однако с тех пор идея особо нигде не прозвучала. Проблемы безопасности обсуждают в рамках Регионального форума АСЕАН (АРФ) и Восточноазиатских саммитов, но их решения пока не привели к появлению юридически обязывающих документов. Поэтому страны региона могут безудержно наращивать военные расходы, не будучи подотчетны или хотя бы прозрачны для соседей.

Наконец, третья важнейшая составляющая нынешней ситуации в АТР — растущий национализм среди крупнейших игроков. Почин положил Китай.

Страны региона могут безудержно наращивать военные расходы, не будучи подотчетны или хотя бы прозрачны для соседей

После расстрела прозападной демонстрации на площади Тяньаньмэнь в 1989 году и перезапуска рыночных реформ в 1992-м вера в коммунизм у китайских граждан ослабла. Пекин искал идеологию, которая скрепила бы общество и усилила легитимность правящей Коммунистической партии Китая (КПК), и нашел — ею стал китайский национализм. В начале 1990-х тогдашний генсек КПК Цзян Цзэминь запустил кампанию "патриотического воспитания", которая подчеркивала исключительность китайцев, а также культивировала идею отплатить за "сто лет унижения" — период с середины XIX века, когда Китай лишился ряда территорий, включая Тайвань и часть островов.

Ни возвращение Гонконга и Макао в 1997 году, ни успешное проведение Олимпиады в 2008-м эту тенденцию не исправили. Более того, национализм начал принимать все более насильственные формы. В 1999 году, когда американские бомбы угодили в посольство КНР в Белграде, возмущенные китайцы чуть не разгромили дипмиссию США. Инцидент повторился в 2001 году после столкновения китайского истребителя с американским самолетом-разведчиком над островом Хайнань. В 2008 году китайцы бойкотировали продуктовую сеть Carrefour и устраивали демонстрации из-за реакции французских властей на ситуацию в Тибете. Наконец, в 2012 году Китай захлестнула волна антияпонских демонстраций ("Власть" писала об этом в материале "Вражда заставила" в N38 от 24 сентября 2012 года). Веру в собственную исключительность укрепляли и беспрецедентный рост ВВП, и начавшийся в США финансово-экономический кризис. В результате носителями националистической идеологии, основанной на нелюбви к иностранцам, в особенности американцам и японцам, стали не маргиналы, а представители городского среднего класса, в особенности молодежь. И хотя все 2000-е годы партия то поощряла национализм, то боролась с патриотическими перегибами (общественность нередко обвиняла прагматичные власти КНР в соглашательстве с Западом), нынешнее руководство страны уверено в себе гораздо больше. Так, в 2009 году во время визита в Мексику Си Цзиньпин, будучи еще вице-председателем КНР, говорил о "зажравшихся иностранцах, которые винят Китай в своих бедах".

Не менее сильны ультраправые настроения и в Японии. Начиная с 1970-х на волне экономического чуда некоторые общественные деятели начали говорить, что Токио пора оставить в прошлом чувство вины за события времен Второй мировой войны, а вместо этого следует возрождать великие национальные традиции. В ХХ веке мишенью японского национализма становились американцы, разгромившие страну и навязавшие ей нынешнюю систему, но с 2000-х годов главным объектом ненависти и опасений стал набирающий силу Китай. В итоге японские премьеры возобновили походы в храм Ясукуни, где увековечена память военных героев Японии, в том числе людей, совершивших военные преступления в годы Второй мировой войны и казненных по решению Токийского трибунала. И хотя посещение Ясукуни вызывает огромный протест как в КНР, так и в других странах, пострадавших от японского милитаризма, для японских политиков теперь этот патриотический жест — дело чести.

Наконец, сильный подъем национализма переживают и страны Юго-Восточной Азии. Для многих он связан с возвышением Китая. Китайцев в этом регионе не любили никогда. Эмигранты из Китая (хуацяо), живущие в Малайзии, Индонезии, Таиланде и Вьетнаме, являются малочисленной, но крайне богатой группой населения. Соответственно, в периоды экономических неурядиц хуацяо нередко становились жертвами погромов. Например, после азиатского финансового кризиса в Индонезии в мае 1998 года в результате антикитайских погромов погибли около тысячи человек. Подобные настроения усиливаются из-за все более самоуверенных действий Пекина в Южно-Китайском море. Самый недавний пример — антикитайские погромы во Вьетнаме в мае, начавшиеся из-за установки китайской нефтегазовой корпорацией CNOOC буровой платформы в спорных водах. Погибли свыше 20 китайцев, ранены были несколько сотен.

Территориальные споры с участием Китая — главная пороховая бочка для всего АТР. Китай претендует на острова Дяоюй в Восточном море, которые по-японски называются Сенкаку и находятся под контролем Токио. В Южно-Китайском море Китай с 1949 года претендует на значительную часть акватории, проведя так называемую линию из девяти точек на своих картах. Линия имеет совершенно неясные исторические и правовые основания, однако Пекин настаивает на своих правах на все земли и воды внутри этого периметра. Правда, до середины 1970-х годов торчащие из воды необитаемые скалы, из которых в основном состоят архипелаг Спратли и Парасельские острова, мало кого интересовали. Все изменилось в марте 1976 года, когда на шельфе филиппинского острова Палаван была впервые обнаружена нефть. 11 июня 1978 года филиппинский президент Фердинанд Маркос издал приказ N1596, согласно которому острова Спратли объявлялись территорией Филиппин. Вскоре свои претензии начали предъявлять другие соседи (см. карту).

Углеводородные залежи на шельфе Южно-Китайского моря — одна из главных причин конфликта. Согласно оценкам властей КНР, там может залегать до 17,7 млрд т нефти (для сравнения, ресурсы Кувейта — 13 млрд т). По другим данным, доказанные запасы куда скромнее — лишь 1,1 млрд т. Тем не менее это не мешает Пекину называть Южно-Китайское море вторым Персидским заливом. Еще одна причина борьбы за куски Южно-Китайского моря — рыба. По некоторым оценкам, оно может содержать до 10% мировых запасов рыбы и морепродуктов. КНР оценивает углеводородные и биологические ресурсы региона в $1 трлн. Кроме того, для Пекина эта акватория имеет крайне важное транзитное значение: через воды Южно-Китайского моря проходит свыше 80% импорта углеводородов в КНР.

С середины нулевых конфликт начал набирать обороты, а в этом году окончательно перешел в стадию довольно жесткого противостояния. К решению судьбы Южно-Китайского моря активно подключился Вашингтон. До 2010 года США не проявляли повышенной активности в территориальных спорах в отношении Южно-Китайского моря. Они официально заявляли, что главный приоритет — улаживание всех споров мирным путем. В то время новый президент Барак Обама пытался нащупать новую политику в отношении Китая и предлагал ему формат G2 — совместной ответственности двух великих держав за судьбы мира. Пекин, впрочем, от предложения Вашингтона поспешно отказался, рассудив, что неприятных обязанностей вроде укрепления курса юаня в таком союзе куда больше, чем прямых выгод.

Убедившись в том, что Китай не хочет становиться младшим братом США, Вашингтон взял курс на мягкое сдерживание КНР. И главными потенциальными союзниками Америки оказались как раз страны бассейна Южно-Китайского моря. Дело в том, что многие соседи Китая крайне обеспокоены укреплением его военной мощи. Для более слабых в военном отношении государств Юго-Восточной Азии Китай уже стал силовым гегемоном региона. И, хотя многие страны пытаются спешно вооружаться, в случае серьезного военного конфликта они могут рассчитывать только на защиту США.

В результате в конце 2011 года США объявили о развороте своей внешней политики: отныне приоритетом будет не Ближний Восток, а Азиатско-Тихоокеанский регион. Тогда же госсекретарь США Хиллари Клинтон заявила, что свобода судоходства в Южно-Китайском море относится к числу "жизненно важных интересов американской нации" и США готовы защищать ее всеми доступными способами. После этого США начали серию переговоров со странами региона об усилении своего военного присутствия. Китай, в свою очередь, продолжает заявлять о своих претензиях на спорные территории все более жесткими методами. С 2009 года участились случаи обстрела китайскими патрульными катерами любых рыболовецких судов, занимающихся промыслом в тех водах, которые Пекин считает своими. С 2011 года китайские ВМС начали регулярно перерезать кабели судам, занимающимся геологоразведкой на спорных участках шельфа. Летом 2012 года руководство НОАК приняло решение создать на островах Спратли маленькую военную базу. А весной 2014 года CNOOC начала бурение в спорных водах.

Территориальные споры с участием Китая — главная пороховая бочка для всего АТР

Резко возросшую агрессию Пекина в вопросе суверенитета в Южно-Китайском море наблюдатели объясняют тем, что Китай рассматривает нынешний период как стратегическое окно возможностей для резкого укрепления своих позиций. Пока США заняты последствиями кампаний в Афганистане и Ираке, а также оценкой ситуации после "арабской весны", КНР может убедить соседей, что в случае конфликта рассчитывать на активное американское вмешательство не приходится, поэтому лучше идти на уступки. Все военное строительство ВМС НОАК направлено на то, чтобы сковать действия США в случае, если американский флот решит провести маленькую операцию по принуждению КНР к миру. Китай создает у своего побережья зону, закрытую для действий других флотов (с помощью кораблей и ракетного оружия), а также наращивает возможности асимметричного ответа — противоспутниковое вооружение и кибероружие.

Пока что столкновения США, Японии, Китая и стран АСЕАН носят скорее вербальный характер. Нынешняя конференция Shangri La Dialogue тому яркий пример. Премьер Японии Синдзо Абэ, не называя Китай напрямую, обвинил соседнюю страну в дестабилизации ситуации. Глава Пентагона Чак Хейгел был куда более прям — он не только назвал Пекин виновником эскалации напряженности, но и четко описал, как укрепление военных альянсов со странами региона поможет им сдержать китайские амбиции. В итоге выступавший вместе с Анатолием Антоновым китайский генерал Вань Гуаньчжун обвинил Вашингтон и Токио в антикитайском заговоре, но по вопросам, которые ему задавали, и по разговорам участников было ясно: даже страны, имеющие непростую историю отношений с США (вроде Вьетнама), рады усилению американского военного присутствия. Никто из них не высказался в поддержку новой концепции азиатской безопасности, озвученной председателем КНР Си Цзиньпином в Шанхае в мае,— "безопасность для азиатов силами самих азиатов". Другой вопрос, сможет ли Вашингтон доказать свою решимость делами, а не словами, перед лицом китайских провокаций. Это было наиболее обсуждаемой темой в Сингапуре.

Очередным тестом станет ноябрьский Восточноазиатский саммит. Россия, долго добивавшаяся членства в этой престижной организации, уже третий год подряд представлена на уровне главы МИДа. В случае если это повторится и в этом году, заявления России о своих намерениях в АТР, похоже, перестанут воспринимать всерьез.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран