Самопровозглашенная Донецкая народная республика не пойдет на перемирие с Киевом из-за заложников. Об этом заявил ее вице-премьер Андрей Пургин. По его словам, за время конфликта со стороны ополченцев пропало до 400 человек. Андрей Пургин ответил на вопросы ведущей Анны Казаковой в эфире "Коммерсантъ FM".
Фото: Дмитрий Коротаев, Коммерсантъ / купить фото
— Господин Пургин, почему перемирие невозможно сейчас?
— Звучит немного не так: мы не не пойдем на перемирие. Просто для того, чтобы не перемирие, а прекращение огня состоялось, нужно, как минимум, три условия. Одно из условий — это обмен всех на всех, это то, что требует Российская Федерация, и требуют европейские структуры, ОБСЕ и ООН, к чему призывала Меркель. Второе — это гуманитарные коридоры, которых нет, то есть Славянск полтора месяца был без гуманитарных коридоров, — это преступление, военное преступление.
Сейчас здесь то же самое: гуманитарные грузы через границу не пропускаются, города блокируются, нет гуманитарных коридоров для входа гуманитарных грузов. Мы призываем к тому, чтобы все это соблюдалось, чтобы в республику пропустили до 400 наблюдателей ОБСЕ, из них человек 100-150 будет наблюдателей от Российской Федерации. В этих условиях может быть достигнуто устойчивое прекращение огня. Если эти условия не будут соблюдаться, не будут решены, то перемирие просто невозможно.
— Вы вообще видите перспективы переговоров с Киевом?
— Видим хотя бы в том, что мы сможем донести свою позицию. На этих переговорах мы доносим позицию по заложникам, которых становится с каждым днем все больше и больше. До этого ситуация висела, мы не могли ее озвучить. Сейчас уже мы передаем списки. Это конкретные люди, которые висят где-то, в Запорожье, в Полтаве, Киеве. Они находятся на территории СБУ.
Этим людям предъявляются обвинения, подозрения, и они фактически в воздухе, их закрывают, не предоставляют им адвоката, лишают возможности встретиться с родственниками, им невозможно передать какие-то продукты и так далее. Этих людей с каждым днем все больше и больше. Эти консультации дают нам возможность донести до российской и европейской стороны те преступления, которые совершает украинская сторона.
— Вы сказали, что заложники есть и с вашей стороны. В каких условиях содержатся люди?
— Так я о них и говорю. Очень много людей находится, то есть украинская сторона нам не предоставила свой список. Возможно, он не существует, пока это разговоры. Мы предоставили свой список, это более 200 человек. Это только те, о которых мы знаем, а так, думаю, до тысячи человек с территории Донецкой области по всей Украине сидят в заложниках. Сейчас они будут пополняться сотнями, потому что при отступлении они заходят в города, в которых живет очень много людей. "Правый сектор" уже забирает мэров городов просто так, без суда и следствия, куда-то увозит, как это было во вторник. Я думаю, что счет уже пойдет на тысячи.
— Киев за эти месяцы связывался с вами?
— В смысле, связывался? Киев не может связываться с нами.
— Почему?
— Киев нас бомбит и уничтожает. Очень странно было бы связываться с людьми, которые уничтожают города и сотнями убивают наших соотечественников.
— Хорошо, спрошу так: проявлял ли Киев какие-то инициативы по поводу возможных переговоров?
— У воюющих сторон не может быть переговоров. Могут быть консультации с участием третьей, четвертой сторон, которые уже происходили. Грубо говоря, есть посредники, есть третья, четвертая сторона — это Российская Федерация, Европейский союз, и при таких условиях начинается консультация при участии посредников.
— Что это были за консультации, кто выходил с вами на связь, кто связывался, кем были представлены стороны?
— Были две консультации. Это уже пройденный этап. Это были консультации, которые мало к чему привели, но, тем не менее, мы смогли через них озвучить проблемы гуманитарных коридоров, озвучить проблемы заложников, которые активно замалчивает украинская сторона. Озвучили проблемы того, что сейчас окончательно взломан и уничтожен канал "Северский Донец-Донбасс", фактически лишены воды 2 млн человек.
— Кто конкретно с вами общался, уточните, пожалуйста.
— С украинской стороны был Кучма, был Медведчук, был Шуфрич, с европейской стороны были представители ОБСЕ, с российской стороны был посол Зурабов.
— Общались ли вы с Ринатом Ахметовым?
— Когда-то давно, да.
— А в последнее время? Не знаете, собирается ли он вмешиваться в ситуацию?
— Нет, не знаю. Это у него лучше спрашивать.
— Планируете ли вы сотрудничество с ним?
— Сотрудничество в чем?
— В преодолении кризиса.
— Я не понимаю, конкретика какая-то должна быть.
— Я имею в виду какое-либо взаимодействие с Ринатом Ахметовым для того, чтобы разрешить ситуацию, которая сейчас складывается на юго-востоке Украины.
— Все равно не понимаю, каким образом.
— Хорошо. Обсуждаете ли сейчас ситуацию в регионе с российскими представителями? На каком уровне и как часто?
— Я в этом не участвую. Да, мы общаемся на приграничном уровне, естественно, очень много контактов с разными и разного масштаба гуманитарными организациями. Но пока эти консультации мало идут, потому что гуманитарного коридора, к сожалению, нет, поэтому гуманитарку провести очень тяжело, и она доходит к нам в очень ограниченных количествах. В среду отправили 150 студентов в Российскую Федерацию на бесплатное обучение. Таким образом будет отправлено до полутора тысяч человек. Работа идет.
— Если у вас такая плачевная ситуация с гуманитарными коридорами, с людьми, которые не могут покинуть регион, с мирными жителями, беженцами, то, может быть, действительно стоит воспользоваться помощью Рината Ахметова для того, чтобы эти коридоры как-то организовать?
— Я не понимаю, конкретизируйте, пожалуйста. В чем выразится помощь Рината Ахметова?
— Может быть, взять у него деньги для того, чтобы создать этот гуманитарный коридор, хотя бы в этом.
— То есть вы имеете в виду следующее: вооружить еще больше повстанцев, чтобы они порасстреляли таможенников, которые не пропускают гуманитарные грузы с территории Российской Федерации? Не пропускают таможенники. Вы приезжаете, привозите гуманитарный груз на границу, а вам говорят: "Мы его не пропускаем". Это и называется отсутствием гуманитарного коридора.
— Стрелков говорил, что в ДНР планируется создание контрактной армии. Вы обсуждали с ним это?
— Нет, еще нет.
— И не знаете, из каких средств она будет финансироваться?
— Нет.
— По вашему мнению, какое количество людей нужно ополченцам, чтобы переломить ход войны?
— Вопрос больше стоит не в количестве людей, а в качестве вооружения. У нас нет авиации, у нас очень ограничена тяжелая техника и так далее.
Донбасс просто долбился авиацией, самоходными установками и тяжелой артиллерией. Против этого тяжело противостоять.
Постепенно сравнивали город с землей и заходили танками и БТРами уже на выровненные площадки, туда, где уже никого в живых быть не может.
— Откуда берется вооружение?
— У Украины?
— У повстанцев.
— У повстанцев? Отовсюду. Автоматы Калашникова 84-88 года, со складов, разоруженных воинских частей.
— Просто существуют подозрения, что Россия как-то может вооружать ополченцев.
— Может быть, кто-то каким-то образом и помогает, но у меня таких сведений нет. Я думаю, Россия, может быть, отреагировала на то, что здесь совершаются массовые военные преступления, то есть похищаются люди, без гуманитарного коридора месяцами расстреливается город, в котором 40 тыс. жителей и так далее. Мне кажется, важнее рассмотреть этот вопрос.