В распоряжение Ъ попала видеозапись эфирной связи сотрудников телекомпании НТВ с Владимиром Гусинским. Время связи — ночь с 2 на 3 апреля. Место связи — студия программы "Глас народа". В самом начале связь была только голосовой: несколько минут экран в студии оставался черным...
— ...Я очень рад всех не видеть — к сожалению, я не вижу никого, поэтому все это чуть-чуть странно. Но я всех очень приветствую, вот. Я не знаю, я думаю, я, в общем, на самом деле хотел говорить меньше, а скорее больше отвечать на ваши вопросы. Поэтому, значит, я предлагаю, чтобы вопросы задавались, а я буду стараться на них отвечать. Максимально подробно и максимально понятно.
Киселев: Ну хорошо, ребята, микрофоны есть у нас?
Зал: Да, да, есть.
Киселев: Ребята, какие вопросы есть?
Зал: Нет вопросов.
Гусинский: Нет вопросов? Я пошел обратно в тюрьму тогда, если вопросов нет.
Черкизов: У меня вопрос. Здравствуйте, Владимир Александрович, меня зовут Черкизов. У меня вопрос простой. Один. Мы признаем легитимность собрания завтра или нет? Принципиально. А дальше у меня есть что сказать по этому поводу. Вот я задал вопрос.
Гусинский: Ответ у меня абсолютно простой. Значит, давайте так. Первое. Собрание нелегально. Оно незаконно. Попробую вам пояснить почему, чтобы вы все это реально понимали. Значит, по закону об акционерных обществах собрание один из акционеров, у которого больше 10% акций, может собрать только в двух случаях. Первое, когда совет директоров компании, акционером которой он является, отказывает в собрании или не реагирует на запрос. Это не соответствует ни первому, ни второму случаю, поэтому собрание завтра совершенно очевидно незаконно... Но это мы говорим о законе. К сожалению, ситуация достаточно сложная по той причине, что... Ну вот я вам приведу простой пример. Не знаю, кто-то знает, мы в пятницу пытались сдать документы в Московский арбитражный суд, и сегодня нам сказали, что они неправильно оформлены. Вот такая история. Значит, итак. Собрание незаконно. Это совершенно ясно. Это все равно что... вспомните в свое время решение пристава о запрете голсования. Оно такое же было незаконное. Ну, ситуация совершенно ясна.
Черкизов: Тогда у меня уже вопрос не к вам, а ко всем здесь сидящим. Даже не вопрос, а предложение. Их два. Первое. Может быть, мы примем сегодня решение, что мы становимся военной организацией и никто не совершает поступка, не согласованного с руководством? И второе. Они хотят Прагу, они ее получат. Но тогда вы должны продумать возможность экстренного телевещания. Это я говорю вам, Владимир Александрович, вам, Евгений Алексеевич, всем, кто за это отвечает. Мы должны решить, мы готовы на Прагу? И мы готовы совершать поступки только по согласованию. Поймите, нас ведь очень просто одного отделить от другого. У всех дети, семьи, зарплаты и так далее. Либо мы принимаем сегодня решение: мы — организация, перешедшая на военное положение, и тогда вот у нас есть командир, мы поступаем, только услышав его команду. Это мы должны сегодня решить. Это уже серьезное решение. Если мы это решаем, то — они хотят Прагу, они ее получат. Только вы должны всегда знать, в какой момент вы можете включить камеру, как охранять эфирную зону, как снимать, как проводить голодовку, где будут матрацы, кровати, вода и так далее. Давайте говорить всерьез, ребята. Все, спасибо.
Гусинский: Андрей, если возможно, я чуть-чуть вмешаюсь, потому что то, что вы говорите,— это уже не Прага, это уже круче. Остается взять в руки автоматическое оружие и защищать свои права. Значит, я попробую вам объяснить свою точку зрения. Во-первых, у нас существует, пока во всяком случае, вот на сегодняшний момент, с которым я с вами говорю, некоторые небольшие сюрпризы для этих негодяев, но я думаю, что они будут реализованы в полном объеме. Поэтому я думаю, что до этого не дойдет. Я бы хотел просто определить два момента. Что на наших глазах фактически, как вчера сказал Киселев, мы попадаем в зону, как бы свободную от закона. На нас не распространяется Конституция, на нас не распространяется обычное юридическое законодательство. В такой ситуации, я понимаю, два момента существуют, что я думаю, первый — это, безусловно, действие власти, и по этому поводу они бы не хотели, чтобы эти действия стали публичны и гласны, потому что в противном случае они бы просто прислали ОМОН и все на этом бы закончилось. Они все равно пока пытаются соблюсти некую форму правового прикрытия, знаете, когда до 85-го года сажали в тюрьмы или в психушки людей, которые выходили даже в маленьком количестве на площадь Красную, там, предположим, протестовать против ввода танков в Прагу, да? Власть даже тогда, хотя она была ну значительно более беспредельна, с моей точки зрения, чем сейчас. Хотя сближение происходит. Они пытались соблюсти некую форму, обвиняли этих людей в сумасшествии, или в спекуляции, или, как Бродского, в бродяжничестве. И еще в разных странных вещах. Власти все равно пытаются соблюсти форму. Но когда мы говорим о ситуации, связанной с ситуацией до 85-го, это была огромная страна с огромным экономическим потенциалом, огромным военным потенциалом и тому подобное. Сегодняшняя российская власть, безусловно, не обладает ничем. Она не обладает ни потенциалом на самом деле, она не обладает ну на самом деле главным, она не обладает вот этой значимостью для всего мира, потому что у нас есть некие такие самовлюбленные мифы о том, что мы еще великие, мы еще сильные. Значит, по этому поводу власть пока будет пытаться соблюдать некую форму. В этой связи и мы должны, пока во всяком случае, соблюдать некую форму юридическую, некую формальную форму. Да, по отношению к нам закон нарушается. Но мы-то должны пока действовать в рамках закона. Вот это все, что я хочу сказать. И второй существенный момент для вас — я не знаю, как для вас, во всяком случае,— но для меня то, что произошло в субботу, это большая неожиданность, значит, я, честно говоря, внутренне считал, что люди Москвы не выйдут на улицы. Я все-таки думал, знаете как, десяти лет инъекции демократии недостаточно. Оказалось, это не так. Я даже скажу более того. Начиная с Никитских ворот, начиная с Маяковки уже перестали пускать пешеходов в эту зону, потому что там могла быть давка. Значит, в этой связи зрители, безусловно, готовы в том или ином качестве вас поддерживать и отстаивать свое право на ту информацию, которую вы даете. Для власти это большая неожиданность, для Путина это большая неожиданность. И это еще совпадает с тем, что он завтра будет говорить какие-то правильные слова. Традиционно советские, советская, как и российская, власть сегодня все время говорит правильные слова. Она просто неправильно действует. Это другой вопрос. Советская Конституция тоже была самой демократической. Поэтому я бы попробовал сформулировать нашу позицию следующим образом. Власть всегда может употребить власть вроде посылки ОМОНА, в виде посылки силовых ведомств и так далее. Когда это произойдет, ну мы не военная организация, несмотря на то что предлагает Андрей Черкизов, как бы ею стать. Это не наша и не ваша функция. Но понимаем совершенно точно, что для них, для Путина лично подобные действия — это действия не просто потери лица, это демонстрация того, что все, что он говорит, что он будет говорить,— ложь. Так что ситуация не совсем однозначная и простая. И последнее, что я хочу еще сказать... (Обрыв связи.— Ъ) Значит, еще что последнее я вам хочу сказать. Не все судьи готовы бездумно выполнять указы своих начальников. Среди судей есть люди — и, в общем, достаточно мужественные. По этому поводу давайте чуть-чуть подождем. Я, честно говоря, вообще пока считаю, что еще рано говорить о проигрышах или рано говорить о забастовках. Пока, во всяком случае. Давайте подождем. До завтра. Давайте подождем до послезавтра. Во всяком случае, я хочу вам сказать следующее. Что у НТВ значительно большая поддержка публичная, чем мы ожидали,— раз. И второе, ну власть пока боится использовать то, что они используют в Чечне, силу. Пока боится, мы должны этим пользоваться.
Киселев: Еще вопросы, ребята.
Пивоваров: Владимир Александрович, скажите, пожалуйста, как вы сами считаете, вас выдадут России?
Гусинский: Я думаю, что на этот вопрос ответ совершенно ясный, я думаю, что это просто невозможно по определению, это первое. Ну а второе, я совершенно не исключаю, после того как процесс закончится и он закрыт, что я приеду сам. То есть это тоже понимаете, да?.. (Аплодисменты.— Ъ)
Парфенов: Владимир Александрович, а с Тернером все-таки история сейчас, вот...
Г.: Сейчас с Тернером ситуация такая. Мы находимся в завершающей стадии по переговорам, совсем завершающей. Есть вариант, что буквально сегодня, завтра, максимум послезавтра мы уже объявим фактически о достижении договоренности. Потому что переговоры идут полным ходом, ну и, в общем, я думаю, что тут как раз более или менее знаковая и понятная ситуация. И последнее. Кроме Тернера у нас есть еще предложения, это я вам говорю не для распространения, просто Тернер является для нас приоритетным, я бы так сказал, потому что мы дальше всех продвинулись с ним. Вот поэтому с Тернером я думаю, что ситуация ясна, но вы должны другое понять, что появление Тернера в телекомпании — это опять для власти очень большая проблема, потому что ошельмовать можно "Мост", ошельмовать можно Гусинского, но значительно более тяжело ошельмовывается Тернер, да? По этому поводу это тоже еще одно знаковое испытание, как вы считаете, почему вдруг они так активно форсируют проведение очевидно незаконных собраний и тому подобное? Только по одной причине, потому что они понимают, что с приходом Тернера в общем все действия становятся бессмысленными и бесперспективными.
Зал: Владимир Александрович, я имел в виду механизмы, которые могут прервать работу. Например, совет директоров может как-то повлиять на работу бухгалтерии, других разных важных служб, у них юридически есть такие возможности?
Гусинский: Значит, давайте так. Юридически оснований нет никаких... Когда же мы говорим не о юридических вещах, когда мы говорим о беспределе и о силе, ну, тут вы же понимаете. На самом деле, я еще раз хочу вам сказать, возможность применения силы к телекомпании абсолютно в ваших руках. То есть власть не пойдет на силу и на силовые применения, если она будет понимать, что коллектив телекомпании этого не хочет. Я в этом совершенно убежден. То есть они еще не дошли до совсем вот полного свинства, я бы так сказал, да? Во всяком случае, те проблемы, которые получает Путин, если они раньше считали, что это происходит только с наружной стороны, да и на сегодняшний день все это понимают прекрасно, что репутация Путина сейчас бы ниже нижнего, да? То митинг субботы доказал, что это не только снаружи, это еще изнутри страны. Понимаете, по этому поводу я думаю, что все зависит только от вас. Мы со своей стороны все, что могли, и все, что можем, будем делать все равно. Значит, до тех пор, пока вы, сотрудники телекомпании, решите не ложиться, не подчиняться им, то вы будете продолжать работать. Я вот в этом совершенно убежден. И никакие действия ни прокуратуры, ни ФСБ ничем помочь здесь не смогут. Все в ваших руках. Вот то, что я уверенно вам еще раз говорю.
Зал: Владимир Александрович, а появление Тернера — стопроцентно положительное явление или это просто наименьшее из зол, с вашей точки зрения?
Гусинский: Это серьезный вопрос. Значит, давайте так скажем. Как вы уже поняли еще летом прошлого года, для нас, для меня и моих партнеров, вопрос того же НТВ — это не вопрос денег. Если бы это был вопрос денег, то, извините, мы бы получили свои полмиллиона долларов, полмиллиарда долларов и уехали. Значит, есть вещи важнее денег. По этому поводу я буду прямо говорить, что условия, которые мы обсуждаем с Тернером, безусловно, экономически очень невыгодны. Но мы идем на эти условия только по одной причине: для того чтобы сохранить возможность независимой вашей работы. В этой связи мы проявляем абсолютную гибкость. Дальше здесь вопрос будет заключен только в одном — извините, я уж буду говорить достаточно цинично,— удастся ли власти договориться с Тернером или не удастся. У меня есть внутреннее ощущение, что не удастся. Потому что при всем, давайте так, при всем величии российской власти в собственных глазах репутация и Тернера, и репутации тех людей, которые там работают, в общем, она складывалась и складывается вне зависимости от того, что по этому поводу думают представители КГБ, работающие сегодня в российской власти. Поэтому я, честно говоря, очень сомневаюсь, что Тернер пойдет на какие-либо компромиссы в вещании. Именно поэтому они стараются не допустить его входа. Ведь, еще раз повторяю, завтрашнее беспредельное собрание как раз и связано с этим. Потому что, как вы знаете, здесь как бы два уровня или два вида инвесторов. Один инвестор, которому все равно, ему лишь бы деньги получить. Поэтому позиция "Кэпитал" достаточно сложная, потому что им все равно, они уже устали, они не хотят больше в России, для них то, что происходит в России, в общем, за гранью понимания. Для Тернера же вопрос денег не является таким существенным. Он не хотел бы их терять в большом объеме, поэтому условия, которые нам предложены, очень для нас невыгодны. Но мы, еще раз повторяю, их принимаем не потому, что нам нужны деньги, а потому, что мы должны обеспечить вашу работу. До тех пор, пока вы хотите работать так, как вы работаете, до тех пор, пока вы хотите делать то, что вы делаете, вы это делать будете. В тот момент, когда вы прекратите, тогда совершенно неважно, есть ли Тернер или нет Тернера, есть ли Гусинский или нет Гусинского, понимаете, да?
Зал: В прессе сообщалось, что завтрашнее собрание совета директоров в "Газпроме" может не состояться, если там не будут участвовать представители "Медиа-Моста". Имеют намерение представители "Медиа-Моста" прийти завтра в "Газпром" или куда-то там еще где-то оно будет проходить?
Гусинский: Конечно, мы не будем участвовать в незаконном собрании. Это как бы совершенно ясно. И здесь нет никаких сомнений. А второй вопрос, вы должны еще раз понять, что ведь опять вопрос не в проведении завтрашнего собрания. Все понимают, что оно незаконно. Вопрос о том, пойдет ли власть на реализацию решений этого собрания, незаконного, или не пойдет? Хватит у вас воли противостоять, не в смысле там забастовок или чего-то, решениям этого собрания или нет? Вы же понимаете, у вас, у меня там есть несколько акций "Газпрома", я пойду завтра соберу собрание "Газпрома" и сниму Рема Вяхирева. И что от этого? Это ж не значит, что кто-то будет реализовывать это решение. Поэтому слово "собрание 'Газпрома'" надо забыть... Стоит вопрос о том, будет ли Кремль реализовывать фактически захват телекомпании. Ведь на самом деле это уже же было, в "Транснефти", это было еще где-то...
Зал: Деньги, которые возможно НТВ получит от Тернера, позволят ли они рассчитаться с долгами "Газпрому"?
Гусинский: Еще раз. НТВ деньги не нужны. Постарайтесь это понять. Я попробую вам еще раз объяснить экономическую ситуацию, чтобы вы реально понимали. Значит, первое. НТВ имеет кредит у Газпромбанка и "Медиа-Моста". После кризиса мы поддерживали НТВ до того момента, как она в прошлом году вышла на самоокупаемость. Существует два кредита. Они приблизительно одинакового размера, который дал "Медиа-Мост" НТВ и "Газпром" НТВ. Понятно, да? Ничего больше не существует. Поэтому деньги Тернера никаким образом не связаны с функционированием НТВ. Почему? Потому что, если, предположим, встает завтра вопрос и "Газпром" говорит так: О`кей, я не хочу пролонгировать кредит НТВ, — значит от нас НТВ получит деньги ровно в тот момент, когда это потребуется для того, чтобы загасить кредит "Газпрома". Взаимоотношения между "Медиа-Мостом" и "Кредит-Суисом" никаким образом не связаны с НТВ. Вот это вы постарайтесь понять. НТВ выведено за эти отношения. Вот я понятно сказал — если нет, давайте я подробно еще раз объясню (объясняет.— Ъ)...
Зал: Владимир Александрович, каким было все-таки решение Лондонского суда? Здесь совершенно по-разному его объясняют, вы могли бы однозначно объяснить, что там произошло, до чего вы договорились.
Гусинский: Конечно, могу объяснить... Английский суд сказал так, что, вы знаете, мы не можем обсуждать вопрос ваших отношений с "Лидвиллом", то есть с дочкой "Газпрома", потому что эти отношения вы сами признали (а это нам был ультиматум), а они попадают под взаимоотношения в России. Так что мы будем рассматривать только отношения с Дойчебанком. В результате суд принял следующее решение. Дочка "Газпрома", то есть "Лидвилл", из этого процесса уведена, и судья принял следующее решение. В целях рассмотрения данного спора я признаю, что договор, который подписал Дойчебанк и "Газпром", не соответствует договору об урегулировании. Но, поскольку пока никаких убытков и никаких проблем этот договор вам не принес (нам не принес), до тех пор, пока он не реализован, то есть последствия не наступили, у вас остается возможность — имеется в виду и Дойчебанк и "Газпром" — подписать это соглашение в соответствии с договором по урегулированию, потому что вы можете его просто не выполнять. Вот такое было решение. Причем был вопрос судьи к нашим адвокатам: вы понесли убытки? Мы говорим: ну нет, конечно, потому что ведь договор-то ведь не реализован. Адвокат сказал: "Но нас лишили права на голосование". Вот это очень важный момент. Тогда судья спросил: "О-кей, хоть раз 'Газпром' использовал это лишение права на голосование?" Мы говорим: "Нет, не использовал". "Тогда и убытков нет",— он говорит. Справедливо, и убытков нет. То есть английский суд поступил абсолютно честно. Значит, впоследствии дальше ситуация такая. Вот предположим, если завтра проходит собрание, на котором используется запрет на голосование, тогда у нас возникают убытки, тогда мы можем обращаться еще раз в английский суд и требовать возмещения этих убытков, потому что тогда наступают последствия... Я понятно объяснил?..
Зал: Насколько увязано решение Тернера о приобретении этих 19% с результатами испанского суда? Разговоры ходят о том, что якобы суд может принимать любое решение, но к осени поближе, и за это время Тернер убежит.
Гусинский: ...Тернер реально понимает, он просто потеряет деньги. Поэтому он и говорит нам: ребята, мы понимаем, что мы вам ставим очень жесткие условия, очень невыгодные для вас, но вы должны понять другое. Вы хотите, чтобы мы вложили деньги в страну типа Северной Кореи, которая развивается в этом направлении, значит, ну в общем мы бы уменьшить наш риск. И мы это тоже понимаем. Насчет того, что Тернер убежит, я думаю, Тернер не убежит. Я думаю, что вопрос будет стоять о другом: какое будущее России. Если Россия не будет продолжать дрейфовать в сторону создания националистического режима, тогда нет никаких проблем, никуда бежать не надо. Или НТВ будет национализировано. И тогда перед каждым из вас встанет принципиальный вопрос, быть Ревенкой или не быть Ревенкой.
Владимир Кондратьев: Вы ведете переговоры с Кохом или прекратились всякие отношения с ним? И еще, как развиваются сейчас ваши отношения с Березовским и с его каналом ТВ-6?
Гусинский: С Кохом уже переговоры вести бесполезно, потому что в данной ситуации Кох является просто обычной марионеткой и зачем вести переговоры с марионетками? А что касается Березовского... Да, он, вы знаете, меня посетил в тюрьме. Было такое славное занятие. Приехал слегка подшофе. Тоже было так. Но на самом деле, давайте так скажем, я бы не хотел говорить сейчас подробно об этом, но принципиально я бы сказал так: я думаю, что дополнительный резерв у нас имеется. Вот я бы так сформулировал.
Зал: Насколько вообще велика вероятность того, что решение лондонского суда окажет влияние на действия российских властей?
Гусинский: Нулевая. Абсолютно нулевая. Я буду прямо говорить: мы полезли в Лондон только для одной цели, чтобы еще раз продемонстрировать публично и в России, и за ее пределами, что российская власть плюет на закон. Что российский суд фактически перестал быть судом, он стал штамповать решения власти. Это единственная цель. Но при всем этом мы должны другое понять, Путин Владимир Владимирович очень хочет быть в тусовке, я бы так сформулировал, да, очень хочет там обниматься с Блэром, и так далее. На внешнеполитической площадке Путину понравилось и показалось, что тут демонстрировать степень своего величия проще. И здесь, конечно, существует обратная связь. Значит, ну я вам могу рассказать такой пример, что в последнюю свою поездку Йошка Фишер, который был в Москве, провел полуторачасовой разговор с Путиным, из этих полутора часов больше половины он разговаривал об НТВ и пытался объяснить Путину, что политические последствия, как бы ни хотела Германия с ним дружить, политические последствия уничтожения НТВ для Путина и для взаимоотношений России и Германии будут в общем достаточно трудными. Понимаете, да? Путин по этому поводу пытается соблюсти некие юридические формы. Так бы просто послали ОМОН, выгнали всех, и все дела. Потому что, давайте так, я ведь тоже не склонен питать иллюзии, и поэтому не считаю, что там из тысячи сотрудников телекомпании НТВ вся тысяча займет достаточно здесь принципиальную позицию. Кто-то не займет. Поэтому мы понимаем, что это дело каждого, и поэтому, я еще раз повторяю, только от вас самих зависит будущее вашей работы в той телекомпании НТВ, которую мы сегодня называем телекомпанией НТВ. Ведь телекомпания НТВ — это же не этикетка из трех букв. Это ведь прежде всего ваша редакционная политика, вот это очень важно понять, что как только она изменится, вы будете называться НТВ, но вы не будете НТВ. И поэтому на самом деле ваше будущее и ваша репутация в ваших собственных руках. Не в моих и даже не в руках Тернера, только в ваших собственных. Если у вас хватает воли занимать свою позицию, вы ее отстоите, нет — значит нет...
Кондратьев: Ну все-таки расскажите нам пожалуйста, как вы видите развитие телекомпании НТВ при самом пессимистическом сценарии. Что будут делать журналисты? Вот мы организовали новую редакционную структуру, которую возглавил Евгений Алексеевич Киселев, вот как будет развиваться деятельность новой редакции во взаимоотношениях, скажем, с генеральным директором, который будет назначен новым советом директоров, в пессимистическом случае?
Гусинский: Значит, я вам на это могу сказать однозначно совершенно, какое-то время власть попытается показать, что все в порядке и ничего не меняется. То есть это будет поэтапная разводка, говоря обычным языком, да, то есть они попытаются сперва очень аккуратненько развести ситуацию, сказать: а вот, ничего не изменилось, все продолжают работать. Через месяц-полтора начнется постепенная отжимка и сворачивание голов тем, кто им не служит. То есть это будет поэтапное закручивание. Я думаю, что так.
Киселев: Пауза. Есть еще вопросы? Может, у вас, Владимир Александрович, есть вопросы?
Гусинский: Не, у меня, честно говоря, тоже вопросов нет, я хочу сказать, я хочу вам сказать только еще раз, последний раз пожелание — извините, я повторюсь. Когда мы создавали телекомпанию вместе с вами, мы строили ее, исходя из определенных принципов. Временами мы иногда отходили от этих принципов. Это была, может быть, и наша вина, и моя личная вина. Но последние несколько лет мы старались сделать так, чтобы вы и мы занимались ровно своей работой и своим делом, не изменяя тем базовым принципам, на которые в общем вышла телекомпания НТВ. Я еще раз повторяю, что и я, и мои партнеры, которые находятся, поверьте, под значительным и серьезным давлением, будем продолжать держать это давление. Но нам этого не нужно, если вы, как журналисты и как телекомпания в этом не нуждаетесь. Я очень рассчитываю на то, что вы в этом нуждаетесь, вы нуждаетесь быть самими собой. По этому поводу я, честно говоря, считаю, что мы выиграем. Вот смешно это звучит после не очень оптимистических моих заявлений, давайте подождем чуть-чуть. И вообще, будьте сильными, потому что у меня есть ощущение, что мы выиграем. Это не только ощущение, это базируется на определенных результатах. Мы обязательно выиграем. И вы об этом узнаете в ближайшее время... Что это значит, я не слышу, там шум какой-то идет.
Киселев: Это аплодисменты, Владимир Александрович.
Гусинский: Ребят, какие в задницу аплодисменты? Елки зеленые! Еще раз повторяю, мы выиграем обязательно. Блин! Это я вам говорю, только будьте сильными. Понимаете, все те, кто хотел уйти, все те, кто хотел лечь, все те, кто хотел служить власти, уже ушли, легли и служат. Остались вы, которые не хотят служить — не только власти, но и Гусинскому тоже. И это не ваша работа, выражать мое мнение или мнение власти. Вы должны выражать свое мнение. И до тех пор, пока вы хотите это делать, вы это делать будете. А с нашей стороны, поверьте, сделано будет все, чтобы у вас была такая возможность, и мы отстоим это право для вас. Вот все, что я вам хочу сказать.