Не смог подобрать слово для обращения, хотя привычное "дорогой" подошло бы во всех смыслах, ведь мы как телекомпания дорожили тобой и твоими очень дорогими проектами, а я лично дорожил твоим, как мне казалось, искренне добрым отношением ко мне. Выясняется, что я ошибался.
Скажу откровенно, я принял бы твою позицию как безукоризненную и поверил бы в то, что у тебя не было решительно никакого способа общения со мной, кроме как через газету "Коммерсантъ", если бы не видел тебя много раз утром, днем и вечером в коридорах редакции.
Я бы принял чистоту твоей позиции и поверил, что ты не можешь говорить со мной, потому что сорвал голос в спорах, если бы не увидел тебя в тот же вечер в прямом эфире "Антропологии", без всякого труда разговаривающим с нашими коллегами. И кстати, даже если ты действительно сорвал голос в спорах, значит споры до хрипоты у нас в НТВ были, что как-то облегчает мою авторитарную участь.
Несколько дней назад на общем собрании журналистов НТВ ты тоже голосовал за мое избрание главным редактором телекомпании — и я считал, что получил и от тебя вотум доверия, право самому в нынешней сложной ситуации принимать быстрые решения, не собирая каждые пять минут сотни наших сотрудников. Впрочем, тебе ведь не нравятся и общие собрания, не правда ли? Слишком громко, слишком часто приходится слышать мнения, не совпадающие с твоими...
Я бы принял твою позицию, если бы не знал, не видел своими глазами, как суетливо ты стал вести себя с того момента, как тебя пригласили в состав совета директоров НТВ "по версии 'Газпрома'", как путано ты объяснял свое отношение к этому приглашению и как откровенно тебе не хотелось от него отказываться. Ты пытался уговорить журналистов НТВ рассматривать тебя в качестве их делегата, но безуспешно, коллеги сказали — нет.
И в этот момент, как мне показалось, тобой овладела обида. Обиженные интонации бывали у тебя и раньше. Но я лично, как и многие наши коллеги — я это знаю,— принимали тебя таким, какой ты есть, и за талант прощали все издержки высокомерного индивидуализма. Даже твою способность называть людей, пришедших на митинг, "интеллигентным стадом".
Я имею в виду не только митинг на Пушкинской площади в позапрошлую субботу. Ведь это у тебя давно. И в августе 91-го — это многие вспомнили только теперь — ты смотрел на происходящее так же иронично, презрительно и подловато.
Нарциссизмом страдают многие на телевидении, вот только у тебя, похоже, нарциссизм по форме течения болезни напоминает быстротечную чахотку. Чего стоит фраза, сказанная тобой в "Антропологии" в сцене публичной телевизионной отставки: "Моя подпись могла затеряться среди других"!
Очевидно, для тебя это непереносимо. Но ведь подпись под документом — не автограф, она и должна затеряться среди других. Ведь телевидение — коллективное дело, и неудачный монтаж, операторский брак или ошибка звукорежиссера за несколько минут до начала эфира могут свести на нет все усилия. Вот почему я лично дорожу мнением и солидарностью не только звезд, ведущих, корреспондентов, но и операторов, режиссеров, редакторов, осветителей — всех нас.
И — самое главное. Я не понимаю, кого ты называешь "пацанами"? Полковника в отставке Евгения Кириченко? А может, Ашота Насибова? Или Александра Хабарова? Как ты можешь оскорблять их, по возрасту, уму и популярности тебе не уступающих, обвинением в неспособности мыслить самостоятельно? Ведь эти журналисты научились вести прямые репортажи из самого пекла войны и говорить при этом взвешенно и достойно даже под пулями.
А это, извини за резкость, совершенно другой уровень профессионализма, чем записанный с тридцать восьмого дубля стендап в дворцовом интерьере.
А что касается твоего упрека, что в "Итоги" собираются самые интересные репортажи, самые лучшие кадры, что на эту программу работают самые лучшие журналисты,— согласись, странно было бы, если иначе. И ты сам, между прочим, не раз выступал в "Итогах". Более того, совсем недавно принял мое предложение вести постоянно рубрику "Особый взгляд".
Почему же ты не отказался?
В общем, жалко, что столько лет работы на одном канале, годы если не душевной дружбы, то человеческой приязни, закончились так — позерством и трусостью — два в одном. Прости за прямоту, но не могу иначе оценить это открытое письмо, сопровожденное эффектной фотографией на фоне Останкинской башни.
Ты всегда боролся за стиль. Но то, что ты сделал,— банальное предательство в трудную минуту — это и есть преступление перед стилем.
Евгений Киселев
Другие материалы о ситуации вокруг НТВ — на стр. 7