Без страха и иронии

То, что мы уже прожили изрядную часть жизни, осознавать всегда неожиданно. Режиссера Сергея Дебижева люди моего поколения знают как автора сценария и режиссера игрового фильма "Два капитана — 2" — в 1992 году о Курехине большая часть тех, кто вообще когда-то что-то слышал о Курехине (а таких становится все меньше), узнала это именно от Дебижева. Когда 22 года спустя мы, все так же мало интересовавшиеся и кино, и вообще жизнью, узнаем, что Дебижев снял полнометражный документальный фильм, мы, конечно, немного удивляемся, хотя и помним рваный монтаж кинохроники в "Двух капитанах — 2". Есть люди, которым свойственно жить так, что времени вообще не обязательно двигаться: Сергей Дебижев, видимо, из них, как и его герой — Иван Солоневич.

Вообще, в том, что человеку в глазах других свойственно играть роли, есть некоторая несправедливость, и, наверное, режиссер-документалист лучше других понимает: человек — не то, что можно уместить в конечный сюжет, пусть он родился 1 ноября 1891 года под Гродно и умер 24 апреля 1953 года в Уругвае, и это точно известно. Ивана Солоневича с его баснословной историей вообще сложно куда-то уместить, и есть некоторая справедливость в том, что Дебижев, рассказавший русской публике о так же не упаковываемом ни во что разумное Курехине, рассказал и о Солоневиче. Никакой иронии ранних 90-х в фильме "Последний рыцарь империи" нет — тем более странно видеть, как режиссер буквально подмигивает нам на безопасном расстоянии двух десятков лет то монтажными трюками, то залихватскими титрами, то какими-нибудь диковинными звуками или анимацией, а то изнемогающими от пафоса актерскими очками крупным планом — оставаясь при этом абсолютно серьезным, ибо история эта вполне серьезна.

И, разумеется, эта история мне не нравится. Я более чем уверен, что, столкнись я когда-либо с Иваном Солоневичем, мне бы он не понравился — как наверняка не понравился бы мне Гиляровский, с которым Солоневич вполне мог бы быть дружен, если б ему вышло родиться на пару десятилетий раньше. Да и сам Иван Солоневич вполне объясняется этим. Он, без сомнения, последний рыцарь империи, которая существовала в XIX веке, но в XX уже умирала и умерла. Он даже спрашивает себя — 30 миллионов вооруженных мужчин в 1917 году, которые должны были бы сражаться за свой мир, но не стали — "Как мы могли допустить до этого?", и мы понимаем: в XX веке так слова уже не сопрягаются, а в нашем-то и сам вопрос, кажется, уже никого не волнует. Солоневич был в высшей степени энергичным человеком, и это его главная характеристика — а по прошествии века мы привыкли уже опасаться энергичных людей, не доверять их деловитости и обыкновенно однозначным и уверенным суждениям.

Труд документалиста, по крайней мере в моем понимании, еще более тяжек и сложен, нежели любая другая работа с текстом в широком понимании. Все, кто что-то сочиняет, могут создать некоторое световое полотно по своему усмотрению — оно светит своим светом. Документалист работает с непрозрачным экраном времени, за которым светит уже существующая история — он прокалывает экран крохотными дырочками, и зритель видит силуэт: контур — творение режиссера, свет истории — внутренний. Они должны совпасть, и тут они совпадают, и становится важно это смотреть.

По образованию Иван Солоневич — юрист, но известен в первую очередь как энергичнейший политический публицист, проведший значительную часть своей жизни в эмиграции после побега в 1934 году из лагеря и опубликовавший об этом в 1940 году книгу "Россия в концлагере". Впрочем, рассказать о Солоневиче только это — значит, в общем, ничего не рассказать. Например, следует добавить, что "Россия в концлагере" опубликована в Германии в конце 30-х, причем Геббельс был в восторге от текста, а Розенберг, напротив, ненавидел Солоневича и настаивал на его отправке в концлагерь уже нацистский. Солоневич — атлет, соратник на атлетическо-цирковом поприще самого Ивана Поддубного, студент-силач. В 1928 году он придумает "Самооборону без оружия" — и получившееся самбо немедля экспроприирует ГПУ. А сам автор, то работавший в "Красном спорте", то по доносу сидящий в одесской чрезвычайке, то организуя рыболовную артель, то участвуя в конспиративных заседаниях антисоветского общества, всегда чем-то занят. Например, организует побег из СССР, неудачный — и отправляется строить Беломорканал. Лагерную спартакиаду для Нафтали Френкеля придумали именно Солоневич с братом — ради второй попытки побега, которая была удачной и создала автору "России в концлагере" невероятно благоприятную репутацию в эмиграции.

Иван Солоневич был выдающимся антисоветчиком: настолько выдающимся, что придумал в 1940 году в Финляндии во время "зимней войны" лозунг для армии Маннергейма: "За нашу, но и вашу свободу!" — это "но и" не случайно, поскольку Солоневич — пламенный монархист. Всю жизнь он будет писать труд "Народная монархия", доказывающий исконную и непреодолимую необходимость для России самодержавия образца XVII века, царевозглавляемой всеобщей православной диктатуры совести. Он был настолько несгибаем, что в Болгарии в середине 30-х НКВД попытается его просто убить — такой чести от коммунистов удостаивались только генералы РОВС, с которыми Солоневич постоянно ругался. В 1941 году Солоневич направил меморандум Адольфу Гитлеру, в котором уверял всерьез, что его в России разобьют (а в частных разговорах добавлял — а самого Гитлера повесят). Гитлер не знал, что с ним делать, из вежливости предложив место министра пропаганды в будущем правительстве родной Белоруссии. Как честный человек, Солоневич отказался. В нем было невероятное для нашего времени сочетание изумительной наивности (можно написать "Никаких предубеждений против антикоммунистической Германии у меня не было", но, право слово — не в 1938 году!) и какой-то странной, несегодняшней мудрости. Эта мудрость во многом — просто следствие честности в любых делах: она не была флагом русской эмиграции XX века, но выдающиеся люди эмиграции, и Солоневич тут в первом ряду, обладали ей с избытком, которого так сейчас не хватает нам.

Говоря уже после переезда сначала в Аргентину, а затем в Уругвай, о своих приключениях в Европе военного времени, Солоневич писал: "Я устоял, но с какими потерями, мой друг, с какими потерями!" И продолжал издавать антисоветские газеты, которые бодро именовал "рапортами" о положении большевизма, и одновременно говорил "питаю к практической политике отвращение". И это деятельное отвращение было вознаграждено: пусть на несколько недель, но Солоневич пережил Сталина.

Как хотите, а для меня в силаче и атлете Солоневиче главная черта, помимо деятельной энергичности,— это его сильная близорукость, из-за которой его так и не взяли на фронт в 1915 году. С очками все встает на свое место — и заголовки книг типа "Заговор импотентов", и обожествление Николая II, и создание бесконечных и бесплодных структур типа "Лиги имперской Руси" и "Союза русских людей имени фельдмаршала Суворова", и изумляющие серьезностью попытки в Буэнос-Айресе предотвратить растущее влияние на будущее освободительное российское движение бог весть кому известного генерала Холмстона-Смысловского. Солоневич плохо видел. Но все, что он видел, он писал точно так, как видел, в старой своей, еще из довоенной "Русской мысли", журналистской выделке. Этого оказалось достаточно, чтобы видеть главное и говорить о нем, все прочее второстепенно.

И об этом фильм рассказывает так же, и нам фильм может нравиться или не нравиться так же, как могут нравиться или не нравиться труды самого Солоневича. Рассказывать то, что видел — достаточно, чтобы не был забыт рассказывающий.