Панк-прощание
Игорь Гулин о московской ретроспективе Дерека Джармена
В кинотеатре «Факел» в рамках фестиваля «ВидеоFocus» пройдет первая в России ретроспектива великого британского квир-авангардиста Дерека Джармена
Полная ретроспектива была бы, во-первых, нестерпимым счастьем. Во-вторых, гуманитарным подвигом. Джармен — возвышенный панк, борец против системы, не допускавший ни капли пафоса, одухотворенный кощунник, дружелюбный маргинал, веселый мученик. Это тот образ, которого нам здесь не хватает до смерти. В 90-х, когда его фильмы стали доступны в России, они оказались заслонены барочным постмодерном Питера Гринуэя, джарменовского ровесника и ретроспективно — соперника (вряд ли они так друг друга воспринимали, вряд ли особенно друг о друге думали, несмотря на пересечения интересов и вкусов). Интеллектуальная щекотка, порочная игра в большие смыслы, бархатная тяжесть первого оказалась привлекательней воздушной трансгрессии, печальных маскарадов, наивных и безнадежных влюбленностей второго. Нельзя, конечно, сказать, что Джармен пропущен, но воспринят как-то вскользь. То, что он возвращается сейчас,— большая удача.
"Буря", 1979 год
Здесь, повторим, многого не будет. Нет ни самого популярного "Караваджо" (его все видели), ни самого радикального "Синего" (о нем все слышали). Нет ранних короткометражных экспериментов и нет "музыкальных фильмов" — "Ангельского разговора" с группой Coil, постановки бриттеновского "Военного реквиема". Нет "Сада", а это — фильм, который в современной Москве смотрелся бы особенно дико. Сложновато поверить, что в 1990 году поэтическая притча, в которой судьба преследуемой ханжеским обществом гомосексуальной пары настойчиво приравнивается к мукам Христа, участвовала в конкурсе ММКФ. На сцену несения героями креста Джармен по какой-то причине наложил русскую православную службу, если точнее — молитву за отечество. Сейчас это поражает — как совсем уж невероятное, незапланированное пророчество.
"Себастьян", 1976 год
Фрагмент этот, впрочем, частично воспроизведен в документальном фильме "Дерек" Айзека Джулиана, включенном в московскую программу. Уже знающий о своей болезни, готовый к смерти Джармен весело рассказывает о детстве, открытии гомосексуальности, абсолютной случайности попадания в кинематограф, о том, как мало вокруг было любви, когда он и его друзья делали свои фильмы. Почти через 15 лет после этого интервью Тильда Суинтон ходит по изменившемуся Лондону, говорит с любимым и мертвым другом. В этом фильме много тоски, нехватки, разочарования, но есть и ощущение абсурдной, невозможной победы в обреченном и странном предприятии, которым было джарменовское кино.
"Сад", 1990 год
У этой обреченности — две стороны. Все первые фильмы Джармена — незаконные и никому не нужные вздорные эксперименты, компанейские поделки, ребячества с трагическим лицом. Потом появляются СПИД и статья 28 (тэтчеровский закон о запрете пропаганды гомосексуализма); ни авангардные поиски, ни панк-подполье больше никому не кажутся интересными. Начинаются фильмы-прощания. Переход между этими этапами еле заметен.
"Витгенштейн", 1993 год
Но в московской ретроспективе именно первая часть — Джармен 70-х (из позднего тут — только замечательный "Витгенштейн"). К 76 году Джармен уже снял три десятка короткометражек, это было андерграундное веселье для домашних просмотров. "Себастьян" начинался так же — Джармен с друзьями решили в шутку сделать настоящий большой фильм. Кажется, первое полнометражное гей-муви в истории. Житие святого Себастьяна — римского легионера, не желающего уступить любовной просьбе командующего отряда, разыграно десятью голыми мужчинами на чистейшей латыни под музыку Брайана Ино, на грани томной католической мистерии и порно невиданного жанра saintsploitation. Эта порнография духа — сцены не столько сношения, сколько нестерпимого томления почти бестелесных и оттого лишь более вожделенных существ,— основа его дальнейшего кино. Остальные фильмы московской программы — джарменовская версия шекспировской "Бури" (главного воздушно-эротического текста английской литературы), будто бы рассказанная с точки зрения не Просперо, но Ариэля, и "Юбилей" — циничная антиутопия про злых и прекрасных людей со смешными волосами, доламывающих и без того погибшую Англию,— апокалипсис, снятый с никем больше не виданных панк-небес.