|
С новой сменой |
Надувные империи и президент-иголка
"Самый большой кошмар начнется тогда, когда они начнут умирать,— говорил о российских олигархах в 1997 году корреспонденту Ъ коллега, работающий в московском офисе уважаемого европейского экономического еженедельника.— Ты пойми: они все одного примерно возраста, все работают на износ, у всех проблемы со здоровьем, и все они вообще никак не представляют себе жизнь без своего места в бизнесе. Представь, что будет, если (тут он произнес фамилию руководителя крупной нефтяной компании, которую мы не приводим из соображений политкорректности.— 'Деньги') на своем 'Брабусе' разобьется или просто его инсульт хватит!" Коллега проработал в России до начала 1999 года. Он увидел лишь одно подтверждение своих апокалиптических настроений — развал Инкомбанка. Все как по нотам: серьезная болезнь лидера команды Владимира Виноградова, финансовый кризис, анархия и война топ-менеджеров друг с другом, разворовывание активов, банкротство. Но история гибели Инкомбанка — скорее исключение, чем правило.
Российские олигархи доказали свою живучесть, сумев выстоять против стихии кризиса 1998 года. Естественно, они потеряли деньги: а кто их тогда не потерял? Тем не менее к концу 1999 года список владельцев крупных финансовых империй в России оставался практически неизменным. И оставался бы таковым, по всем прогнозам, до 2001-2002 года: даже сократившихся во время кризиса ресурсов крупнейших ФПГ хватило бы на поддержание остатков былой мощи минимум на три-четыре года. Так бы и было, но появился Путин...
Нельзя говорить о том, что олигархов сгубил только Владимир Владимирович. Изменения в структуре бизнес-элиты связаны со сменой модели развития крупных производственно-финансовых образований. До недавнего времени ФПГ строились по принципу "амортизационной пирамиды": покупается предприятие, из него выжимаются все деньги, которые идут на покупку другого предприятия, из которого выжимаются деньги и идут на покупку третьего предприятия... К концу 1998 года такой механизм стал терять эффективность: неподеленных и "невыжатых" предприятий осталось совсем немного. Но Владимиру Путину категорически не понравилась формулировка "равноприближенности" крупного бизнеса и власти: он предпочел ей "равноудаленность", что, как ни крути, звучит как просто "удаленность". Силовые структуры, почувствовавшие востребованность своей силы, за год смогли скомпенсировать улучшение деловой конъюнктуры в стране ухудшением предпринимательского климата.
Тем не менее пока крупные капиталы в стране не исчезли, и им по-прежнему нужны хозяева. Трактовка термина "олигарх", на авторстве которого настаивает Борис Немцов, однозначна: управляющий или владелец крупного капитала, способный сохранять и приумножать деньги за счет приватизации властных ресурсов государства. Каким способом он это делает — покупает чиновников, назначает, шантажирует, уверяет в государственной пользе от своего обогащения — неважно, значим только результат.
Новый курс, проводимый президентом, как стало ясно за прошедший год, привел к более активной приватизации власти крупным бизнесом. Это показывает невероятное количество судебных войн вокруг промышленных предприятий — уже ни для кого не секрет, что большая часть "определений Среднепоперечинского районного суда Урюпинской области в обеспечение иска гр. Иванова-Сидорова", способных парализовать работу компании любого масштаба, получается путем выдачи банальной взятки в размере $5-10 тыс. судье непосредственно. Еще три года назад количество таких "определений" было на порядок меньше. Показательно и то, что практически в любом конфликте вокруг крупного промышленного предприятия всегда находится минимум два органа госвласти, каждый из которых поддерживает "своего" участника скандала. Ранее за такие "вольности" легко теряли кресла заместители министров и вице-губернаторы. Сейчас их действия принято считать административным регулированием рынка.
Generation next
"Признаки олигарха" стали доступны любому богатому человеку: при формировании "совета олигархов" при правительстве РФ в одном из "промежуточных" списков членов совета неожиданно появился гендиректор АО "Люберецкие ковры". Именно всеобщая продажность властных полномочий в результате и дискредитировала само слово "олигарх": ведь его смысл — в эксклюзивности приватизированных властных ресурсов. До тех пор пока в стране существует крупный бизнес, он так или иначе будет иметь возможность развивать свои отношения с властью по собственным схемам. Другое дело, что в новых условиях недостаточно просто владеть крупным капиталом, чтобы претендовать на особые отношения с властью.
Во-первых, как показал уходящий год, претендентом на роль олигарха может стать лишь владелец постоянно развивающегося бизнеса. Власть, делающая мину равнодушия перед большим мешком денег, на удивление по-доброму относится к быстрорастущим мешкам. Это показывают взаимоотношения совладельцев "Русского алюминия" с властными структурами. Обратите внимание: чиновники, еще в 1998 году публично сомневавшиеся в самом факте существования Романа Абрамовича, Льва Черного и Искандера Махмудова, в 2000 году с редким энтузиазмом реагируют на их предложение, например, вместе с Минтрансом осваивать БАМ и "Транссиб". Другой пример: если в 1998 году губернатор Красноярского края Александр Лебедь делал вид, что "Норильский никель" — предприятие масштаба автобусного парка, то в 2000 году он легко обсуждает с менеджерами комбината перспективы развития всего Таймыра. Причина проста: крупный капитал, заинтересованный в развитии, научился убеждать власть учитывать его интересы.
Во-вторых, олигарх начала третьего тысячелетия может реально и не владеть компанией, лицом которой является. Так, согласно исследованию компании "Корпоративные финансовые технологии", посвященному проблемам инвестирования, у значительной части российских предпринимателей существует конфликт между необходимостью привлечения внешних инвестиций в свои предприятия и страхом утраты монопольного контроля за предприятиями. Иными словами — никто не готов делиться акциями компаний в обмен на вложения. Типичные примеры новых кандидатов на звание олигарха — Каха Бендукидзе, глава "Объединенных машиностроительных заводов" (ОМЗ), и Владимир Лисин, глава Новолипецкого металлургического комбината — как раз характерны тем, как они решили для себя эту проблему. Ни господин Бендукидзе, ни господин Лисин самостоятельно не владеют ни контрольным, ни блокирующим пакетом акций возглавляемых ими компаний. Тем не менее для общества НЛМК — это Владимир Лисин, а ОМЗ — это Каха Бендукидзе. Просто эти люди обладают некими неуловимыми свойствами, без которых их империи просто развалились бы.
И наконец, новые олигархи будут гораздо более четко понимать, чего, собственно, они хотят от власти — недаром значительная часть претендентов на этот титул, ставших известными в 2000 году, от власти пока ничего не просит.
Таким образом, новое поколение крупных предпринимателей — достаточно циничных и в то же время здравомыслящих — будет иметь на порядок более мощные рычаги воздействия на власть, нежели олигархи былых времен, зачастую не имевшие в активах почти ничего, кроме многотомной записной книжки с телефонами высоких чинов. И если власть будет продолжать игнорировать интересы крупного капитала, уже в 2001 году можно будет наблюдать любопытную картину — войну "новых олигархов" с высокопоставленными чиновниками.
ДМИТРИЙ БУТРИН