Курс на поворот

Экономика России замерла в ожидании нового курса. Место удвоения ВВП, модернизационного рывка и радикального улучшения делового климата занимают идеи поворота на Восток и опоры на собственные силы.

Максим Кваша

Промежуточный финиш

Шесть с половиной лет назад, 15 февраля 2008 года, на Красноярском экономическом форуме Дмитрий Медведев (на тот момент первый вице-премьер и кандидат в президенты РФ) выступил с возможно самой яркой за свою политическую биографию речью. Ее немедленно признали программной и стратегической, интерпретировали как стремление российского руководства поддерживать в России высокий уровень экономической свободы, продолжать курс либеральных реформ, добиваться высоких темпов экономического роста и вообще двигаться в сторону прогресса, европейских ценностей и западной цивилизации.

Специалисты по Востоку, впрочем, могли найти в том выступлении и прием, свойственный скорее китайской политической риторике. Дмитрий Медведев тогда построил свою программную речь вокруг четырех "И": институтов, инфраструктуры, инноваций и инвестиций. "Причем в отчетливо либеральном варианте",— указывал тогда "Ъ" на первой полосе и подчеркивал, что эта речь во многом повторяет более ранние высказывания президента Владимира Путина, то есть речь шла о преемственности экономического курса.

Предварительное подведение итогов дает, увы, не слишком утешительные результаты. Самое главное, в стране остановился экономический рост, причем, похоже, исчерпаны все привычные драйверы роста. Рост доходов населения, последние годы происходивший за счет все более активного перераспределения государством сырьевой ренты, похоже, тоже вот-вот остановится.

Реализация программы четырех "И" тоже вряд ли может быть оценена как успешная. Состояние российских институтов по-прежнему оставляет желать много лучшего. Часть государственных ведомств, конечно, за эти годы серьезно преобразилась, некоторые стали прозрачнее и даже клиентоориентированнее. Коммуникации, например, с налоговой службой стали проще и за счет современной организации работы налоговых инспекций, и благодаря отмене части бессмысленных бумаг, и из-за внедрения элементов электронного государства. При этом в целом затея с переводом государственных услуг в интернет скорее провалилась: трудно найти что-то менее понятное и удобное, чем сервисы на сайте gosuslugi.ru.

Состояние других институтов поводов для гордости и радости не дает: реформа МВД свелась в основном к переименованию милиции в полицию, судебной системе, по многочисленным свидетельствам, необходимо и избавление от коррупции, и хоть какое-то движение к независимости, и просто повышение квалификации судей — по крайней мере в части экономических вопросов. Механизмы обратной связи в основном сконцентрированы в рамках системы госуправления: политическая конкуренция еще сильнее приблизилась к уровню декорации, большая часть наиболее влиятельных СМИ прямо или косвенно контролируются государством.

Финансовый рынок (его при желании можно относить к институтам, а можно и ко второй "И" — инфраструктуре) так и не стал эффективным инструментом преобразования сбережений в инвестиции. В банковской системе растет доля госбанков, а фондирование все в большей степени зависит от ресурсов центробанков. Западные санкции эту тенденцию объективно усиливают, а заодно и создают угрозу того, что будет разрушен механизм контрциклического бюджетного регулирования: правительство будет вынуждено израсходовать средства резервных фондов при высоких ценах на нефть.

Работа над созданием в Москве международного финансового центра (несмотря на целый ряд изменений в регулировании фондового рынка и создание единой Московской биржи), по сути, застопорилась. Российский фондовый рынок по-прежнему вдвое ниже максимума 2008 года. Более того, международные инвесторы теперь склоняются к тому, чтобы перевести его из категории "развивающийся" в "пограничный", то есть крайне спекулятивный и чрезвычайно рискованный.

Физическая инфраструктура (несмотря на заметный рост инвестиций, например, в дорожное хозяйство) все еще крайне далека от стандартов развитых и многих развивающих стран. Для того чтобы убедиться в этом, достаточно попытаться проехать по маршруту Москва--Санкт-Петербург на автомобиле или даже сделать то же самое на скоростном "Сапсане", который не разгоняется выше 200 км/ч. При этом за эти же годы в Китае, где объем ВВП на душу населения все еще значительно ниже, чем в РФ, коренным образом реконструирована и вновь построена сеть железных и автомобильных дорог.

Эффект от стимулирования инноваций на уровне государственных институтов развития — в первую очередь "Сколково", "Роснано" и РВК — пока трудно поддается измерению. Ясно лишь, что ни одного настоящего мирового лидера, компании, подобной, скажем, Google, в России пока нет. Экспорт остается преимущественно сырьевым, а в экспортируемой продукции машиностроения преобладает военная техника.

Одна из главных ловушек, о которой экономисты предупреждали с 1990-х годов и из которой никак не может выбраться российская экономика, связана с четвертым "И". Мировой опыт говорит, что для того, чтобы в стране наблюдались высокие темпы ВВП, необходимы инвестиции в основной капитал на уровне 25-30% ВВП или выше (в Китае они доходили до 40-50% ВВП). В России этот показатель колеблется около 20% ВВП, причем непропорционально большая их доля осуществляется государством, компаниями со значительным госучастием или компаниями, действующими в рамках государственно-частного партнерства, то есть ориентированными не только и не столько на прибыль и эффективность бизнеса, сколько на успешную координацию своих действий с правительством. Неудивительно, что и сметы, и фактические расходы в результате значительно превышают соответствующие бюджеты в схожих частных проектах как в России, так и за рубежом, а отдача на инвестиции низка.

Другие буквы

В результате в 2014 год экономика России вошла уже с другими главными буквами. Например, с пятью "П": протекционизм, популизм, патернализм, перераспределение, падение промпроизводства. Не нравится? Можно три "С": стагнация, спад, санкции. По-прежнему много букв? Два "И": инфляция, импортозамещение. Мало кто уже удивится, если в ближайшие месяцы дело дойдет до варианта двух "Д": дефицит, девальвация — сценарий, столь знакомый по 1998 году и чуть было не материализовавшийся в 2008-2009 годах.

Третье "Д" — дефолт — в РФ пока представить почти невозможно: слишком низка долговая нагрузка на федеральный бюджет. Однако на уровне части регионов эта угроза не столь эфемерна: комбинация завышенных сверх возможности расходных обязательств и прекращения роста доходов от налога на прибыль и НДФЛ в случае настоящего экономического спада опасна.

Да и федеральный бюджет в среднесрочной перспективе не выглядит на 100% неуязвимым. Первый риск традиционный — цены на нефть. В сентябре они быстро пошли вниз и оказались на минимальном за два с лишним года уровне — около $95 за баррель Brent. Впрочем, ожидать долгосрочного падения ниже $85, видимо, не стоит: на этом уровне балансируется бюджет Саудовской Аравии, а чуть ниже находится точка безубыточности многих новых проектов добычи нетрадиционной нефти. Так что просто по этой причине — особенно учитывая значительное ослабление рубля — никаких особых проблем с исполнением российского бюджета не будет. Второй риск менее привычный — квазигосударственный долг. Если государство примет на себя обязанность обслуживать внешние заимствования компаний с большой долей госучастия (это теоретически возможно в случае продолжительного действия западных санкций и гипотетических пока ограничений доступа к азиатским рынкам капитала), уровень внешнего госдолга внезапно из пренебрежимо малого станет достаточно высоким.

Комбинация "дешевая нефть плюс отсутствие доступа к финансовым рынкам плюс слухи об ограничениях на движение капитала и конфискации собственности" способна в течение считаных месяцев обнулить международные резервы, привести к девальвации рубля произвольной глубины, гиперинфляции и непредсказуемым социальным последствиям. Впрочем, буквы "К" в значении "катастрофа" в современной российской азбуке экономической политики пока нет. Пока ситуация выглядит относительно управляемой, а решения, способные вызвать в стране настоящую панику, пока, кажется, останавливаются на дальних подступах к Белому дому.

Впрочем, то, что, например, обсуждение возвращения налога с продаж оказалось затяжным, а "проработанный" список при введении продовольственных контрсанкций нанес целый ряд ударов и по отечественной пищевой промышленности, и по сельскому хозяйству, и по здоровью российских граждан и привел к скачку продовольственных цен, свидетельствует: риск саморазрушительных решений, а значит, и сценария "К" отличен от нуля.

Иллюзия буквы "А"

Главный тренд 2014 года — курс на ускоренное развитие экономического сотрудничества с Китаем и вообще с Азиатско-Тихоокеанским регионом. Свершилось то, о чем так долго мечтали дальневосточные элиты и говорили экономгеографы-теоретики. Российские ресурсы рано или поздно должны были встретиться с потребителями в самом быстрорастущем и самом густонаселенном регионе мира. На бумаге все очень гладко: освоение труднодоступных месторождений углеводородов Сибири и Дальнего Востока на гарантированные доходы от экспорта в КНР и другие страны Азии. Дополнительный спрос на продукцию российской металлургии, машиностроения и стройиндустрии. Освоение практически пустующих территорий за Байкалом. Шанс на экономический бум в Приморье — регион по динамике десятилетиями отставал от соседних Японии, Южной Кореи и северных провинций КНР.

Если до китайского контракта "Газпрома" все это выглядело скорее мечтами, то теперь буква "А" (Азия) получила шанс занять достойной место в российской экономполитической азбуке. Есть, правда, риск, что поворот на Восток опоздал на пару десятилетий. Экономика КНР, очень возможно, как раз подходит к моменту серьезного замедления. Экономисты говорят о возможности и "мягкой", и "жесткой" посадки, о том, что накопившиеся диспропорции (в частности, в результате чрезмерных инвестиций в жилищный и инфраструктурный сектор) чреваты прорывов нескольких пузырей. О том, что экспортная модель развития себя исчерпала, а стимулировать внутренний спрос не получается. А демографы еще и напоминают, что политика "одна семья — один ребенок" уже приводит к старению населения. В общем, уже через несколько лет — примерно одновременно с тем, когда газопровод "Сила Сибири" будет наконец построен,— спрос на энергоносители в Азии может стабилизироваться.

Еще один риск, связанный с поворотом на Восток, тоже демографический, только уже чисто российский. Масштабные инвестиционные проекты требуют трудовых ресурсов, значительной миграции из центральных районов страны в почти не освоенные регионы. Их избыток имеется, по сути, лишь на Северном Кавказе, далеко не факт, что качество жизни на Дальнем Востоке устроит потенциальных мигрантов, а их трудовые навыки — потенциальных работодателей. Впрочем, если судить по опыту Австралии — она, по сути, уже стала сырьевым придатком Азии, масштабный сырьевой экспорт возможен при относительно малой миграции, за счет высочайшей автоматизации горнодобывающей промышленности и транспорта.

Риск, на который идут российские власти с буквой "А", может быть и оправдан — в конце концов, прогнозы относительно остановки роста в Китае уже не раз оказывались неверными. Но одной ее для того, чтобы вернуть Россию на траекторию устойчивого роста экономики, все же недостаточно. Необходима нормализация отношений с Западом, деэскалация ситуации на Украине, а также реализация наконец программы четырех "И".

Подпись

Участники сочинского форума намерены разобраться со сторонами света