Концерт поп
В Московском международном доме музыки прошел первый российский концерт канадского автора и исполнителя Руфуса Уэйнрайта. БОРИС БАРАБАНОВ послушал его песни об однополой любви и о любви к Москве.
Когда в марте появились сообщения о том, что Руфус Уэйнрайт собирается в Москву (см. "Ъ" от 25 марта), в это верилось слабо — музыкант даже не заявил московское шоу в расписании концертов на своем сайте. Потом выступление 10 июля все же подтвердили, но за месяц до него сообщили о переносе шоу на осень. В "перенос" мало кто верил. Открытый гей, да еще в пору, когда музыканты вне зависимости от ориентации стали дружно отказываться от российских гастролей, вряд ли мог решиться приехать в Москву. Буквально за несколько дней до сентябрьского выступления Руфуса Уэйнрайта в Доме музыки всегда готовые к худшему московские меломаны удивлялись: "Разве не отменили?"
"Добрый вечер, я — Руфус Уэйнрайт, и да, я гей!" — эти слова канадский музыкант произнес в самом начале вечера. Главное дело было сделано. До Москвы он доехал и на сцену вышел. Но дальше нужно было петь и играть, а с этим дела обстояли сложнее. Узнаваемый сладковатый (для кого-то — до приторности) вокал Руфуса Уэйнрайта звучал в этих стенах сносно. К тому же певец был явно в голосе, мощь его легких и связок публика могла оценить во время песни "Martha". Фортепиано и гитара звучали гораздо хуже. Если звук рояля тонул в гулком объеме ММДМ, то акустическая гитара попросту была расстроена. Руфус Уэйнрайт подтягивал струны и отшучивался: мол, свою главную гитару отправил в отпуск и теперь в каждом городе играет на новой. Судя по тому, что и в Риге господин Уэйнрайт настраивал гитару сам, во всем нынешнем турне он сэкономил не только на аккомпаниаторах, но и на техниках, а также не злоупотреблял саундчеком.
"Технические" паузы Руфус Уэйнрайт заполнял разговорами. Надо отдать должное, с чувством юмора у него все в порядке. Как и следовало ожидать, монологи делились на две части: об ориентации и о родных. Даже неподготовленные гости ММДМ могли по итогу концерта сложить вполне стройное впечатление о семье Руфуса Уэйнрайта, в которой есть две поющие сестры, отец — звезда фолка и еще была не менее талантливая мать, несколько лет назад ушедшая из жизни. "Я тут зашел в такой огромный музей неподалеку,— рассказывал московским зрителям Руфус Уэйнрайт,— там есть большая картина — "Иван Грозный убивает своего сына". Я купил открытку с ней и послал отцу, написав: "Все могло быть еще хуже"".
К гей-теме Руфус Уэйнрайт тоже подошел небанально. "Да, вот, кстати, эта песня звучала в фильме "Горбатая гора",— сказал певец, едва только публика перевела дух после его стартового "каминг-аута", перед исполнением "The Maker Makes".— Интересно, в России есть такая Горбатая гора? Может, где-нибудь на Урале?" Необходимость постоянно подстраивать гитару и, соответственно, заполнять паузы монологами привела его к политической тематике. Певец вспомнил, что в день концерта проходил шотландский референдум о независимости: "Я несколько раз за последнее время выступал в Великобритании и, конечно, касался этой темы на сцене. И вот я в России..."
Любитель классической оперы, Уэйнрайт сделал театральную паузу. Все замерли, ожидая сильного заявления. Ну там, верните Крым Украине, например. "Я вчера взял в руки билет на свой концерт — и что я вижу? 18+? То есть на мой концерт можно только тем, кому уже исполнилось 18?" Певец явно считал возрастное ограничение высшей несправедливостью и полагал, что оно связано с его ориентацией. Он высказался в том духе, что, наоборот, нужно всячески общаться с молодыми людьми, разъяснять им то, что касается их сексуальности, иначе они замкнутся и будут страдать. Он явно пребывал в счастливом неведении относительно того, как все могло обернуться при худшем раскладе. Что во время его выступления на сцену могли ломануться радикально настроенные хоругвеносцы. Или что его могли облить краской. Или концерт просто могли отменить после звонка телефонных хулиганов, как это теперь бывает в Москве. А он стоял на сцене и спокойно рассказывал, что собирается пойти на "Лебединое озеро" и "Евгения Онегина", и приветствовал находящегося в зале мужа, демонстрируя всем обручальное кольцо и приговаривая: "Он хочет переехать в Москву... Ну-ну, посмотрим". А потом исполнил песню "Gay Messiah", посвятив ее "своему любимому русскому гею" — Петру Чайковскому.
Корреспонденту "Ъ" доводилось видеть выступления Руфуса Уэйнрайта при полном параде — с полноценной группой и с идеальным звуком. Но концерт в ММДМ был интересен как раз тем, что все вокруг было против него. И звук, и инструменты, и в целом страна, враждебная всему, что ему дорого и привычно. И даже аншлага на его концерте не было, хотя ЦА, конечно, собралась и рукоплескала. Похоже было, что зал ММДМ для его уютного барокко-фолка великоват и он в курсе. И все равно он был легок и певуч. И шутил. И, исполняя в финале шоу свой хит "Cigarettes and Chocolate Milk", на самых патетических аккордах говорил: "Вот это — самый "чайковский" момент песни" — и картинно запрокидывал голову. Его не удивило то, что самую горячую реакцию вызвала его версия "Hallelujah" Леонарда Коэна,— кажется, это во всех странах так. Но кое-что в нас он изменить пытался. Когда люди на одной из последних песен стали хлопать в такт (то есть по-настоящему включились), он стал учить их хлопать на слабую долю. А это русского человека выбивает из колеи даже сильнее, чем когда мужик говорит "мой муж".