Лилия Овчарова, директор Независимого института социальной политики
Проблема неравенства доходов сегодня действительно актуальна. Например, известный экономист Бранко Миланович отмечает, что природа неравенства сильно изменилась: если раньше оно было между социальными группами и классами, то теперь между странами. Фактически успешная жизненная стратегия — это перебраться не в другую социальную страту, а в другую страну, где выше уровень жизни и различия сглажены. В этом смысле хороших новостей нет: Россия характеризуется высоким неравенством. Например, так называемый коэффициент фондовой дифференциации (он фиксирует разницу между средними доходами 10 процентов самых бедных и 10 процентов самых богатых) для нашей страны — 16,5. У США этот коэффициент примерно такой же, как у нас. Есть страны, где неравенство выше, например в Бразилии, Мексике, а в целом Россия относится к странам с высоким внутристрановым неравенством... Но есть один важный эффект, который ученые называют тоннельным. Высокое неравенство незаметно на фоне стремительных темпов экономического роста. Иначе говоря, люди развиваются, зарабатывают, и у них нет времени оглядываться на других, на условного соседа. А вот если в экономике начинается стагнация, как сейчас происходит в нашей стране, тут тоннельный эффект может привести к социальной напряженности. Как в пробке, когда все стоят, а кто-то один мчится по разделительной полосе.
С другой проблемой, выделяемой в докладе ВЭФ, безработицей, у нас тоже не все однозначно. Зарегистрированная безработица у нас крайне низкая. Но это говорит не о победе над ней, а о том, что у нас неэффективные программы содействия занятости, то есть люди, теряя работу, просто не регистрируются на биржах труда, так как их не устраивают имеющиеся программы содействия занятости. Судите сами: из примерно 70 млн занятого населения на эффективных рабочих местах с высокой производительностью работает только половина, остальные заняты в сегменте, где заработков не хватает даже на самое примитивное потребление. Логичнее было бы иметь уровень безработицы выше, но и не содержать этот самый сегмент. Но у нас все иначе: даже в инфраструктурных проектах мы умудряемся открывать огромное количество низкооплачиваемых рабочих мест. Так что ситуация будет только усугубляться: драйверов развития я не вижу.
То же самое со здоровьем граждан: сейчас страны уже не соревнуются за природные и финансовые ресурсы, на первом плане — человеческий капитал. Однако, судя по нашему бюджету, для власти он не в приоритете: финансирование здравоохранения и образования падает, обороны, наоборот, растет. И все же поводы для оптимизма тоже имеются. За годы постсоветского развития наше потребление очень изменилось: мы вышли из поголовной бедности, и именно потребление населения сегодня является драйвером экономического роста. Не до конца утрачен образовательный потенциал. Наконец, относительно свободно циркулирует информация, так что я вижу основу для более сильного гражданского общества, чем перед кризисным 1991-м.