О том, что происходило в Берлине в памятный день падения стены, "Огоньку" рассказал очевидец тех событий Игорь Максимычев, чрезвычайный и полномочный посланник, главный научный сотрудник Института Европы РАН, в 1987-1992 годах советник-посланник посольства СССР/РФ в Берлине
Фото: Getty Images/Fotobank
— Насколько власти ГДР контролировали и могли предугадать случившееся 9 ноября 1989 года?
— Положение в ГДР было напряженным, хотя и не катастрофическим. И все же предугадать события 9 ноября вряд ли кто-то мог, поскольку они явились результатом целой цепи промахов и ошибок властей республики. Известно, что с начала осени 1989 года крупнейшие города ГДР были охвачены протестными демонстрациями. Их участники требовали демократизации политической жизни, но заметьте: не выдвигали лозунгов ликвидации ГДР или отказа от социалистического пути развития. Самым распространенным в ходе начавшегося кризиса был лозунг "свободы поездок", то есть разрешения посещения или переезда на постоянное место жительства в Западную Германию, где у многих граждан республики были родственники.
--Значит, люди просили локальных нововведений: изменить миграционный контроль?
— Все начиналось с этого. И руководство ГДР прекрасно понимало, что следует как можно скорее смягчить существовавший запретительный режим выезда из республики. Уже 6 ноября опубликовали соответствующий проект закона, однако реакция на него была скорее отрицательной, поскольку закон предусматривал довольно жесткую процедуру выдачи разрешения на поездку. На самом верху решили либерализовать документ. 7 ноября генеральный секретарь ЦК СЕПГ Эгон Кренц и министр иностранных дел ГДР Оскар Фишер проинформировали посла СССР в ГДР Вячеслава Кочемасова: готов новый проект закона о выезде. Власти намеревались открыть на границе с ФРГ особый контрольно-пропускной пункт, через который граждане, желающие выехать в Западную Германию на ПМЖ, могли это сделать практически без каких бы то ни было формальностей. Кренц и Фишер запросили мнение Москвы на этот счет. В первой половине дня 9 ноября посол сообщил им, что возражений с советской стороны нет. После этого Кренц согласовал текст постановления правительства с членами политбюро ЦК СЕПГ, а затем провел его утверждение пленумом ЦК, который заседал в эти дни. Вечером член политбюро Гюнтер Шабовски давал пресс-конференцию, посвященную работе пленума ЦК СЕПГ, и в конце как-то вскользь сообщил, что вводится новый порядок выезда из ГДР. На вопрос журналистов, когда этот порядок вступит в силу, Шабовски не очень уверенно ответил: "Немедленно".
— Насколько случайным было это сообщение? Никто его не готовил?
— Уверяю, заявление Шабовски оказалось недоразумением с начала и до конца. Были допущены два принципиальных просчета. Во-первых, со слов Шабовски следовало, что действие новых правил распространялось не только на КПП государственной границы ГДР — ФРГ, но и на КПП линии секторального разграничения в Берлине, то есть на знаменитую Берлинскую стену, хотя их международно-правовой статус был разным. Если режим государственной границы входил в компетенцию правительства ГДР (с той оговоркой, что эта граница являлась линией соприкосновения мощнейших военных блоков мировой истории — НАТО и Варшавского договора), то поддержание безопасности в Берлине входило, в соответствии с соглашениями военного и послевоенного периода, исключительно в компетенцию четырех держав — победительниц во Второй мировой войне — Советского Союза, США, Великобритании и Франции. Прежде чем что-то менять в Берлине, ГДР должна была информировать СССР о своем намерении. Вряд ли Москва стала бы возражать по существу (стена очень не нравилась и Михаилу Горбачеву), но она наверняка попросила бы дать время для консультаций с остальными членами четверки ввиду неизбежности массового наплыва в Западный Берлин переселенцев и посетителей из ГДР, к чему тот не был готов. Мы очень дорожили доверительными отношениями с администрациями трех держав в Западном Берлине, где с юридической точки зрения до объединения Германии в октябре 1990 года сохранялся оккупационный режим. Именно то, что не был предусмотрен хотя бы минимальный период подготовки вступления решения в силу, было вторым просчетом авторов текста (в спешке его подготовка была поручена в ГДР двум полковникам из МВД и двум полковникам из МГБ без привлечения экспертов МИДа, которые, конечно, лучше разбирались в международно-правовых тонкостях). Полковники записали, что постановление начинает действовать одновременно с публикацией, которая должна состояться 10 ноября. Возникла непростительная административная неразбериха с самыми тяжелыми последствиями.
— Что вы называете тяжелыми последствиями?
— Начать с того, что оглашение решения о новом порядке выезда из ГДР состоялось преждевременно, в тот момент, когда погранохрана ГДР на линии секторального разграничения (да и на госгранице тоже) еще не получила информации о вводимых изменениях. Для пограничников продолжали действовать инструкции, которые предписывали всеми средствами, вплоть до применения оружия, предотвращать несанкционированный переход пограничного рубежа. Возникла взрывоопасная ситуация. Перед КПП стены собрались толпы народа, и дело едва не дошло до силового разгона людей, настаивавших на выполнении правительственного постановления. Настоящими героями ночи с 9 на 10 ноября могут считаться пограничники ГДР, которые в момент наивысшего напряжения просто вышвырнули в мусорную корзину все свои инструкции и прекратили всякий контроль за движением через линию разграничения. С течением времени реализация решения властей республики об упрощении условий въезда и выезда стала именоваться "падением Берлинской стены", хотя слом стены начался некоторое время спустя и был закончен в 1991 году, то есть уже после исчезновения ГДР.
— При всех очевидных проблемах ГДР, как вам кажется, осталось ли в истории этого государственного образования что-то, недооцененное сегодняшним днем?
— Место ГДР в общегерманской традиции обеспечено хотя бы тем фактом, что после всех совершенных гитлеровцами преступлений русские смогли впервые сказать: "Наши немецкие друзья" именно в отношениях с восточными немцами. Сотрудничество и контакты, личная дружба между гражданами ГДР и СССР были невероятно широкими и интенсивными. ГДР была и осталась единственным миролюбивым государством германской истории. Никогда и нигде ни один из солдат Национальной народной армии ГДР не переступал границ республики и не принимал участия в военных действиях. Около 10 млн советских граждан служили в рядах Группы советских войск в Германии (с 1989 года — Западной группы войск). Они вернулись на родину с чувствами уважения и симпатии к немцам. Уважение и симпатия к немцам сохранились в России до сих пор. Однако сейчас мы видим, с каким легкомыслием и пренебрежением относятся новые германские лидеры к столь ценному наследию ГДР. Россия нужна Германии не меньше, чем Германия России. Повторный разлад между немцами и русскими принес бы несчастье не только для них самих, но и для всей Европы.
— Какой тон международной политике задало падение стены? Как со временем переосмысливалось это событие?
— Как мне сегодня кажется, Запад не понял глубинных факторов примирительной позиции СССР, а затем России, и историю этого непонимания можно отсчитывать как раз с 9 ноября 1989 года. Не только Америка, но и Германия решили, что стали победителями в холодной войне и могут диктовать свою волю "побежденной" России. В результате, по выражению Генри Киссинджера, возник мировой беспорядок. Без России Западу с этим беспорядком не справиться. И не потому, что Россия очень хочет заниматься мировыми делами, а потому, что без ее подсказки Запад будет постоянно сбиваться на причинение вреда другим и себе. Что же касается мифа о падении Берлинской стены, то он прекрасно укладывается в схему всестороннего очернения ГДР, которой придерживается объединенная Германия. Впрочем, надо признать, что после событий 9 ноября уличные демонстрации, на которые оказывалось сильнейшее влияние из Западной Германии, действительно стали диктовать дальнейшее политическое развитие ГДР в направлении ее упразднения. Этим объясняется, что перешедшая в марте 1990 года под власть оппозиции республика просуществовала лишь чуть больше полугода, хотя новым властителям очень не хотелось снова погружаться в безвестность, из которой они только что вынырнули. Никаких референдумов относительно объединения Германии не проводилось.