На западническом фронте
Анна Толстова о лондонском проекте «Пост-поп. Восток встречается с Западом»
В Лондоне открылась выставка «Пост-поп. Восток встречается с Западом», на которой все три составляющие пост-попа — российская, англо-американская и китайская — наконец сошлись вместе и которую вряд ли покажут в России
Фото: © Wang Guangyi, 1992
Фото: © Jeff Koons, 1998 Image courtesy of Private Collection, London
Главный герой большой лондонской выставки "Пост-поп. Восток встречается с Западом" не художник. И не все художники вместе, а их более ста — из бывшего Советского Союза, Китая, Тайваня, США и Великобритании. И не кто-то из них по отдельности, хотя среди экспонентов — такие медиазвезды, как Ай Вэйвэй, Жан-Мишель Баскья, Андрес Серрано, Марк Куинн, Илья Кабаков и Олег Кулик. Не команда известных кураторов, состоящая из Андрея Ерофеева, Марко Ливингстона и Джонсона Чана. Не Чарльз Саатчи со своей галереей и не коллекционер Игорь Цуканов, чей семейный фонд устраивает на легендарной площадке уже вторую выставку, показывающую и истолковывающую неофициальное и современное искусство России. Главный герой выставки — российский западник и его судьба. Вернее, главная тема выставки — российское западничество и его судьба. Хотя идеолог проекта, Андрей Ерофеев, уверяет, что тема — "пост-поп", эсперанто современного искусства, на котором оно заговорило после поп-арта и все никак не наговорится. А его британский сокуратор Марко Ливингстон подробно объясняет, как поп, уничтоживший границу между высоким и профанным, по сей день продолжает работать с темами быта, рекламы и потребления, массмедиа, музея, идеологии и религии, секса и тела. Но почему-то трудно отделаться от мысли, что это не эсперанто, а автопортрет.
Гриша Брускин. "Мужчина с портретом Ленина", 1990 год
Фото: © Grisha Bruskin, 1990
Вот, например, судьба куратора. Андрей Ерофеев собрал лучшую государственную коллекцию современного искусства в России. Не получил в дар, а всеми правдами и неправдами, когда художникам поступали куда более соблазнительные предложения от галеристов и частных коллекционеров, выпросил, выманил и выторговал то, что считал нужным сохранить для истории в качестве общественного достояния. Потому что во всем мире есть музеи современного искусства, где представлены свои, отечественные художники, и у нас непременно будут. Поначалу собрание в полузакрытом режиме хранилось в Царицыне, потом перешло в Третьяковку, и его стали предъявлять публике. Постоянная экспозиция третьяковского отдела новейших течений и большие выставки "Русский поп-арт" и "Соц-арт", которые делал Андрей Ерофеев на Крымском Валу, были отмечены печатью западничества: есть, мол, всеобщая история искусства, магистральная линия и универсальный язык, сложившийся в Европе и Америке и усвоенный всем миром, в том числе и Советской Россией — ведь язык проникает сквозь любые железные занавесы. В этом контексте неофициальное советское и постсоветское искусство свидетельствовало о результативном поражении системы — нанесенном ей не враждебной идеологией, но современностью. Художники, правда, роптали, говоря, что на нашу продукцию западные ярлыки не наклеиваются. Выставки, однако, получались — и получались убедительно, даже если "Русский поп-арт" в итоге демонстрировал свой особый путь, поскольку в кураторском деле иногда важнее задать вопрос "да был ли мальчик?", чем давать однозначные утвердительные ответы. Культурная политика в России тем временем тоже сворачивала на свой особый путь: после нескольких громких цензурных скандалов и проигранного в суде дела о выставке "Запретное искусство" Андрей Ерофеев был уволен из Третьяковки, лишившись возможности работать с собранной своими руками коллекцией, и фактически получил негласный запрет на профессию — редкая отечественная институция отважится пригласить его в качестве независимого куратора.
Фото: © Keith Haring Foundation, 1981
Фото: © Leonid Sokov, 1989 Image courtesy of Vladimir Antonichuk, Moscow
В "Русском поп-арте" подразумевался поп-арт англо-американский как смутный объект желания, в "Соц-арте" было непосредственно со- и противопоставлено политическое искусство России и Китая. В "Пост-попе" все три составляющие — российская, англо-американская и китайская — наконец-то сошлись в одном проекте, который мог бы украсить афишу Третьяковки, да только его вряд ли когда-нибудь покажут в России. Три составляющие — прямо как в бородатом советском анекдоте об оптимистах, которые изучают английский, пессимистах, которые изучают китайский, и реалистах, которые изучают автомат Калашникова. Бородатом и вновь актуальном — в политическом чутье Андрею Ерофееву не откажешь. Выставку "Соц-арт", скажем, поругивали за старорежимное диссидентство и паникерство: к чему-де валить в одну кучу соц-артистов застоя и молодых художников нулевых — у них другие времена и другое политическое искусство, когда никакой цензуры и незачем держать фигу в кармане. Потом "Соц-арт" решили показать в Париже, и минкультовские чиновники запретили вывозить несколько работ — критики были посрамлены. "Пост-поп" начали готовить года полтора назад, задолго до второго Майдана, и конструкция, где Россия оказывается между Америкой и Китаем, была придумана еще тогда. Очень удачно придумана.
"Пост-поп. Восток встречается с Западом". Лондон, Галерея Саатчи, до 23 февраля