Выбор Игоря Гулина

«Семейство Таннер»
Роберт Вальзер

Издательство "Текст", кажется, принялось за систематический выпуск русского Вальзера. Вслед за первым сборником рассказов швейцарского писателя "Сочинения Фрица Кохера" вышел первый его роман 1907 года. Вальзер — один из самых удивительных, необъяснимых писателей XX века, великий модернист, максимально бежавший любой значительности, весомости, ощутимости, проведший половину взрослой жизни в сумасшедшем доме, забытый и вновь и вновь открываемый уже больше полувека. "Семейство Таннер" — текст вроде бы чуть менее странный, чем Вальзер, привычный русскому читателю. Но так только кажется. Молодой человек по имени Симон Таннер (если знать кое-что про биографию Вальзера, в нем без труда узнается автор) переходит с работы на работу, из города в город, он ищет себя, набирается опыта, узнает людей. Слушает наставления близких и ведет с ними задушевные беседы. В романе фигурируют трое его братьев: старший — ученый, средний — художник, еще один — сумасшедший, и сестра — тихая школьная учительница. Симон размышляет, что такое любовь, труд, природа, город, и много думает о том, как занять достойное место в обществе и найти себе применение. В общем, формально это — классический роман воспитания, но что-то в нем не так. Герой нигде не задерживается больше чем на пару месяцев, а то и недель. Ему везде одинаково хорошо, и отовсюду он хочет уйти. На последней странице он — ровно такой же, каким был на первой. Ни одна встреча, ни один опыт не меняют его. Он — мечтатель, беспочвенный, бесконечно глубокий в своей абсолютной поверхностности человек. Его комичные при всей их рассудительности речи длятся иногда по 10 страниц, но неизменно срываются в пустяк, толчение воздуха. Мы никогда не верим герою, а герой того от нас и хочет. Если нормальный роман воспитания — это текст о возрастании, "Семейство Таннер" — история умаления. Не трагического исчезновения — пока что нет,— но интеллигентного, робкого эксцентричного поклона: не принимайте меня всерьез, прошу вас, сделайте мне тем одолжение, если вы меня сколько-нибудь уважаете. И да — это все же восхитительно странный роман. В нем будто бы так и не происходит никакого события, провал следует за провалом, но вся эта суета наполнена тихим необъяснимым восторгом перед маленькой незначительной жизнью. И еще — пока очень далекой, пребывающей в значительном отдалении, но отчетливо различимой болью, безумием, которое можно временно заклясть тысячью бредово-рассудительных конструкций. Но изгнать до конца невозможно.

"Текст"

«Тень черепахи»
Аркадий Драгомощенко

Умерший в 2012 году поэт, прозаик и эссеист Аркадий Драгомощенко был одним из самых влиятельных авторов позднего ленинградского андерграунда, а в следующие десятилетия — одной из центральных фигур, организовывавших вокруг себя интеллектуальную жизнь Петербурга. С одной стороны — типично питерский обаятельный эстет, человек-миф, с другой — интеллектуал западного образца. Драгомощенко старательно покидал пространство "русского письма", пытался привить к русскоязычной поэзии англоязычный авангард, разомкнуть ее и заставить читателя так же размыкать, сбивать собственные навыки понимания. Его привычные тексты будто бы недружелюбны, требуют постоянного усилия — чего-то вроде внутреннего перевода, сосредоточенной дешифровки. Но дело как раз в том, что к впервые опубликованному раннему роману (повести? эссе? беллетризованному дневнику?) "Тень черепахи" это не совсем относится. Этот текст отчетливо вписан в ленинградскую речь начала 70-х годов. Юношеское самонаблюдение, прогулки и цитаты, небольшие литературные дрязги, пронзительные эротические опыты, по-детски глубокие мысли о счастье и страдании. Это как бы очень простой текст человека, который вот-вот будет писать очень сложно. Автор в нем будто готовится надеть маску взрослости, стать чем-то. Но пока он почти что гол. Драгомощенко — писатель, именно такой наготы для себя не допускавший. Оттого "Тень черепахи", при всей своей горделивости и уме, кажется текстом почти беззащитным, и это в нем особенно трогает.

"Борей Арт"

«Словарь основных исторических понятий. Избранные статьи в двух томах»

Эти полторы тысячи страниц — лишь малая часть восьмитомного издания "Основные исторические понятия. Исторический словарь общественно-политического языка в Германии", выходившего по-немецки целых 15 лет с начала 70-х и ставшего основой новой гуманитарной школы — истории понятий. Задумал его знаменитый историк Рейнхард Козеллек, из других известных русскому читателю фигур активное участие принимал Ханс Ульрих Гумбрехт — автор довольно популярной в гуманитарных кругах книжки "1926", тоже своего рода словаря всех на свете вещей, связанных с одним годом. Для державших этот том в руках более или менее ясно, как устроена история понятий. В русском издании словаря Козеллека и его коллег, помимо концептуального введения,— восемь текстов. Темы: история, современность, публичность, политика, революция, гражданин, общество, народ. Несмотря на свою грандиозность, словарь этот не совсем универсальный. Это — во многом немецкий взгляд на историю, но тем не менее он невероятно полезен. Теперь, если задаешь себе простой вопрос, что собственно значат слова, которыми мы все время пользуемся, говоря о политике,— знаешь, куда обратиться.

НЛО