"Если мы делаем хорошую клинику, то мы немного меняем к лучшему наше здравоохранение"

Государственно-частное партнерство (ГЧП) должно выражаться в одинаковом доступе к государственному заказу — так считает ГРИГОРИЙ РОЙТБЕРГ, президент старейшей частной клиники Москвы ОАО "Медицина", академик РАН, заслуженный врач РФ, доктор медицинских наук, профессор.

— Вы основали клинику "Медицина" в 1990 году. Чего удалось достичь за это время?

— Сегодня клиника "Медицина" — это многопрофильный медицинский центр, включающий поликлинику, многопрофильный стационар, круглосуточную скорую медицинскую помощь и суперсовременный онкологический центр Sofia. Акционерами "Медицины" являемся я и моя семья (46% акций), 6% акций принадлежит фонду IFC, чуть меньше половины акций — кипрской компании. Сегодня наша выручка составляет около 3,5 млрд руб. в год. Последние пять лет ежегодный рост составляет около 22%. В настоящее время мы предоставляем полный спектр медицинской помощи по 69 медицинским направлениям. У нас работает более 340 врачей 44 врачебных специальностей, консультируют академики и члены-корреспонденты РАН, профессора и ведущие специалисты в различных областях медицины. Мы работаем полных шесть дней в неделю с 8 до 21 часа и с 8 до 15 часов в воскресенье, ежедневно принимаем по 1,8 тыс. амбулаторных пациентов. Нашими услугами пользуется более 220 тыс. амбулаторных пациентов, из них постоянных, которые посещают только нас и никакие иные медучреждения, около 50-55 тыс. Наш стационар на 100 коек плюс 16 коек реанимации ежегодно обслуживает 11 тыс. пациентов. То есть речь идет о сотнях тысяч людей, которые почувствовали, что готовы выбирать высококачественную медицинскую помощь, пусть и достаточно дорогую. И их доверие для нас очень важно и дорогого стоит.

— Какие инвестиции вы привлекаете для развития?

— Скажу сразу: мы никогда ничего не приватизировали, иначе мы были бы очень богаты. Мы никогда не брали бесплатные государственные деньги. Мы всегда брали кредиты. Как-то в рамках программы социальных проектов нам удалось взять кредит на неплохих условиях. Один раз мы привлекли деньги инвесторов — с 2012 года инвестором выступает наш миноритарий IFC.Сегодня мы полностью рассчитались с займами. И это большая победа. Мы вложили $145 млн в новый корпус, который точно вписали в участок рядом с нашим основным корпусом. Мы соединили эти здания и получили, без преувеличения, архитектурный шедевр площадью 35 тыс. кв. м. Тот, кто знает, где мы находимся (2-й Тверской-Ямской переулок.— "Ъ"), оценит тонкость и точность решения. Наши общие мощности сейчас загружены на 60%. К концу 2016 года рассчитываем выйти на проектную мощность.

— В настоящее время вы строите новый онкологический центр в Химках. Означает ли это, что вы собираетесь строить сеть?

— "Медицина" была задумана нами как высокотехнологичная, многофункциональная, очень индивидуализированная клиника. Еще никому не удалось это сделать в виде сети. Сеть — это очень хороший бизнес. Но мы не будем это делать, потому что у нас совсем другие приоритеты, может быть совсем не соответствующие традиционной бизнес-модели. Мы никогда не ставили во главу угла показатели рентабельности, профицитность выручки... Мы всегда старались обеспечить самый высокий стандарт качества медицинской помощи. Если мы развиваем новое направление, мы знаем, что нигде или почти нигде лучше не будет. Будет так же, как в Германии, или там, куда любят ездить наши пациенты, и это имеет успех. Сегодня мы единственная в стране клиника, которая сертифицирована по международным стандартам качества медицинской помощи JCI и является обладателем оценки менеджмента качества "5 звезд" по модели совершенства Европейского фонда управления качеством. Мы считаем, что, когда будет много таких, как мы, люди смогут выбирать лучшее и у нас появится конкуренция.

— Стоимость лечения в ведущих российских частных клиниках доступна далеко не всем. Насколько оправданны ваши цены и кто ваши пациенты?

— Если мы хотим получать высококачественную медицинскую помощь, то надо привыкнуть к тому, что цены у нас будут такие же, как на Западе. Нет никаких оснований для того, чтобы цены в России были меньше. У нас нет отечественного оборудования, у нас нет отечественных лекарств, у нас нет отечественных расходных материалов. Если и найдутся какие-нибудь два-три примера, то они все равно не делают погоду. Сегодня хороший скальпель — это импортный скальпель, хорошие капельница и дозатор — это импортные медизделия, я уже не говорю об УЗИ и эндоскопии...Мы вынуждены покупать это все за валюту, а это стоит дорого. Поэтому если мы будем придерживаться европейских стандартов оказания медицинской помощи, то цены у нас будут те же... Единственная статья, по которой у нас пока меньше расходов,— это зарплата медицинских работников. Но и она все время увеличивается, и мы к этому стремимся.

Что касается наших пациентов, это не обязательно богатые люди. Конечно, уровень дохода здесь выше среднего. Но нередко за пациента платят состоятельные родственники. А в целом наши пациенты — это люди, для которых здоровье важнее, чем платье от Валентино. 35-40% наших пациентов пользуются полисом добровольного медицинского страхования, который, как правило, оплачивает работодатель, либо за них вне ДМС платит предприятие. По нашим законам затраты, понесенные на лечение сотрудников, предприятие может отнести на уменьшение налогооблагаемой прибыли. И не важно, заплатили их в страховую компанию или учреждение, которое имеет лицензию на оказание медицинской помощи.

— Планируете ли вы принимать участие в государственно-частном партнерстве?

— Я не понимаю, что имеют в виду, когда говорят "государственно-частное партнерство"? В биологии есть разные формы партнерства. Одна из них называется паразитизм. Существуют формы партнерства, которые приводят к синергии, например симбиоз, который усиливает положительный эффект деятельности каждого из партнеров. В чем смысл ГЧП? Я считаю, что государственные и частные клиники должны иметь одинаковые права и обязанности. Везде должны использоваться единые стандарты медицинской помощи. И если мы позиционируем себя как пятизвездная клиника, пусть кто-то будет чуть хуже, но у каждого будет своя ниша. При этом у больного будет выбор, куда идти. Я вижу государственно-частное партнерство только в одном — в одинаковом доступе к государственному заказу.

— Примером государственно-частного партнерства является, в частности, концессионное соглашение, которое заключила частная клиника "Европейский медицинский центр" с правительством Москвы.

— Говоря об этом договоре, нужно знать сроки концессии и условия соглашения. Если ко мне придут и скажут: "Не хотите ли поработать в ОМС, а мы за это дадим вам шоколадку?" Наверное, это возможно. Но это не работа в ОМС. Это работа за "шоколадку". Еще раз повторюсь, я не знаю условий договора концессии, нам это не интересно, это не вписывается в наши приоритеты.

— По договору концессии с 2017 года на площадях 63-й ГКБ Европейский медицинский центр должен оказывать 40% высокотехнологичной медицинской помощи по системе ОМС, а остальные 60% — в рамках софинансирования, когда граждане будут получать более обширную медицинскую помощь, доплатив к тарифу ОМС ее стоимость из своего кармана.

— В течение десяти последних лет я пытаюсь пропагандировать идею софинансирования, где только можно. У меня есть письмо, подписанное собственноручно Владимиром Путиным. Ольга Голодец считает идею софинансирования целесообразной, а Татьяной Голиковой она была в свое время похоронена. Я не знаю, что будет в здравоохранении через два года. Я знаю то, что есть сейчас. А сейчас софинансирование запрещено законом. При этом в стране много лет идут потрясающие по своей интенсивности госпрограммы, на которые тратятся миллиарды долларов. И каков результат этих трат? Мне говорят, что на оснащение здравоохранения было потрачено $2 млрд. То есть показателем эффективности здравоохранения стало не снижение смертности, не увеличение продолжительности жизни от улучшения диагностики и другие показатели, которые во всем мире являются показателями успехов здравоохранения. Показателем эффективности стало то, сколько денег освоено. Я этого не понимаю. Я думаю, что если мы делаем хорошую клинику, то мы тоже немного меняем к лучшему наше здравоохранение.

Если государство хочет улучшения качества медицинской помощи, надо разрешить софинансирование, чтобы каждый гражданин России, обладающий полисом ОМС, мог выбирать, куда ему идти — туда, где бесплатно, или туда, где надо доплатить. При этом доплачивать могут не только сами граждане, но и предприятия, на которых они работают. До 2017 года больные тоже должны лечиться. И мне обидно, что мы должны ждать до 2017 года, лишая пациентов тех возможностей, которые мы могли бы дать им уже сегодня.

— Как скажется на вашем бизнесе переход государственной медицины с 1 января 2015 года на обязательное медицинское страхование в полном объеме? И есть ли у вас планы участвовать в программе ОМС?

— Я думаю, что переход российской медицины на одноканальное финансирование никак не скажется на нашей работе, поскольку у нас с государством разные пациенты. Что же касается нашего участия в ОМС, то сегодня я не вижу никакой возможности для частных клиник работать в системе обязательного медицинского страхования, поскольку ОМС не покрывает реальных затрат на оказание медицинской помощи. Про прибыль я уже даже не говорю.

Могу ответственно об этом заявить, поскольку мы пытались работать в системе ОМС. Подали заявку на оказание высокотехнологичной медицинской помощи, поскольку у нас уже был большой опыт работы: мы первыми в России стали проводить стентирование. Сначала тариф ОМС на операцию стентирования составлял 193 тыс. руб. Потом без всяких объяснений тариф снизили на 30% и он составил 136 тыс. руб., притом что стент, который стоил €2 тыс., стал стоить 120 тыс. руб., а по нормативам при стентировании среднее количество используемых стентов на человека составляет 1,5 (одному нужен один стент, а другому два или три). Покупать для пациента стенты на 190 тыс. руб. и получить за это 136 тыс. руб. просто нереально.

Мы очень хотели бы привлечь ОМС для оказания медицинской помощи онкологическим пациентам. У нас есть уникальное диагностическое и лечебное оборудование, которое мы готовы эксплуатировать круглые сутки для оказания медицинской помощи по системе ОМС, но у нас нет не то чтобы материального интереса — нет даже возможности это делать. Это очень просто подсчитать. Оборудование стоит $6 млн. Можно легко проанализировать, сколько при определенной нагрузке будет стоить амортизация оборудования. Поскольку у нас все оборудование дорогое, его амортизация составляет колоссальный процент расходов. Но из закона о переходе на одноканальное финансирование исключена одна статья — амортизация оборудования. Вернее, амортизация оборудования возвращается при стоимости оборудования не более 100 тыс. руб. Вот таким элегантным штрихом создатели закона исключили из системы ОМС возможность оказания реальной высокотехнологичной, необходимой людям, но отсутствующей у государства помощи.

— То есть сегодня государство не поддерживает частную медицину?

— Нельзя сказать, что государство нас не поддерживает. Сегодня спрос на частную медицинскую помощь есть, растут объемы платной медицинской помощи. И государство многое сделало для того, чтобы этот спрос поддержать. К примеру, все образовательные и медицинские учреждения с 2012 до 2018 года освобождены от налога на прибыль, у нас нет налога на добавленную стоимость, нет налога с продаж. Это очень серьезные шаги. Поэтому практически всю прибыль мы инвестируем и реинвестируем в развитие.

Беседовала Светлана Белостоцкая