Этот номер — юбилейный, "Огоньку" — 115. У журнала было несколько пиков славы, один из них — годы перестройки. Тогда член редколлегии Валентин Юмашев, конечно, еще не знал, что станет главой администрации президента, а позже и зятем Бориса Николаевича Ельцина. О себе и журнале Валентин Юмашев рассказывает Виктору Лошаку
Фото: www.bulvar.com.ua
Фото: РИА НОВОСТИ
— Каков был ваш собственный путь к "Огоньку"? Как вы вообще стали журналистом?
— Это длинная история. Все началось в школе, в середине 1970-х, когда к нам в 9-й класс пришел журналист школьного отдела "Комсомольской правды" Валерий Хилтунен. Он увлеченно рассказывал о журналистике, даже дал нам какие-то задания. Мне это все понравилось. Я стал ходить в "Алый парус" — это была страничка для подростков в "Комсомольской правде", которой тогда руководили Юра Щекочихин и Паша Гутионтов,— в Дом звукозаписи на Малой Никитской, где делалась программа для подростков "Ровесники". После школы я попытался поступить во ВГИК на режиссерский, была у меня такая неадекватная идея, там был конкурс больше 300 человек на место, естественно, я не прошел, хотя опыт был бесценный. Я дошел до 3-го тура, до которого добрались только совсем серьезные ребята. Я там был единственным выпускником школы, все остальные — состоявшиеся взрослые люди с серьезным жизненным опытом. А перед армией, с сентября по май, поработал курьером в "Комсомольской правде". Познакомился со всей газетой, подружился со многими замечательными, легендарными журналистами, и чем заниматься после армии — мне было абсолютно ясно.
Два года я прослужил в армии, в войсках дальней авиации, был специалистом по засекречивающей аппаратуре связи, мои заметки из армии печатал "Алый парус". Когда вернулся домой, без высшего образования в "Комсомолку" было не попасть, и тогдашний капитан "Алого паруса" Павел Гутионтов позвонил в "Московский комсомолец" и посоветовал взять меня. В тот момент главным редактором был Лев Гущин, который согласился взять меня стажером школьного отдела. Так началась моя карьера журналиста. Я проработал в журналистике — "Московском комсомольце", "Комсомолке", "Огоньке" — почти 20 лет.
— Что собой представлял "Огонек", когда вы в него пришли? Как он менялся?
— Я пришел в "Огонек" осенью 1987 года. Этот журнал уже больше года возглавлял Виталий Алексеевич Коротич, который за короткое время из дремучего махрово-советского журнала сделал издание, которое стало символом горбачевской перестройки. Когда он пришел, тираж журнала составлял несколько тысяч экземпляров, а в 1990-м, в самый расцвет "Огонька", возглавляемого Коротичем, тираж уже был почти 5 млн. В тот момент два еженедельника вырвались вперед — "Московские новости" и "Огонек". Каждый журналист мечтал работать в одном из этих изданий. И когда все тот же Лев Гущин, который был там первым замом, пригласил меня поработать в "Огоньке", я сразу согласился. Хотя покидать родную "Комсомолку" было тяжело. Совершенно неожиданно для себя я возглавил отдел писем, в котором работало всего два сотрудника. Когда я покидал этот отдел через 5 лет, став заместителем главного редактора "Огонька", в нем работало больше 40 журналистов, и публикации нашего отдела занимали треть журнала. Многие знаменитые публикации тех лет: например, статья об узбекском хлопковом деле прокуроров Гдляна и Иванова, драматичный очерк Лени Никитинского "Беспредел" о бунте в тюрьме под Ригой, прекрасные очерки тогда совсем юного, ныне одного из лучших российских писателей Саши Терехова, воспоминания любимой женщины Бориса Пастернака Ольги Ивинской, публикация завещания Николая Бухарина, которое пронесла в своей памяти через годы его жена Анна Ларина, и еще десятки, сотни замечательных очерков, статей, ну и, главное, публикации писем читателей "Огонька" — все эти материалы готовили журналисты нашего отдела.
— Что, на ваш взгляд, в годы перестройки привлекало миллионы людей к журналу? И, с другой стороны, прочему власть его не закрыла?
— Мы все искренне делали одно общее дело — во-первых, рассказывали о собственной стране ту правду, которую власть скрывала от людей 70 лет. А во-вторых, пытались честно разобраться — что сейчас, в конце 1980-х, происходит со страной и с каждым из нас. Обе темы волновали каждого умного, читающего человека. Как выяснилось, в тот момент таких людей было много — это миллионы подписчиков "Огонька". Если вы посмотрите публикации писем читателей журнала, о которых я уже говорил, прочтете их по прошествии уже более 25 лет, от них исходит такая удивительная энергетика, такая чистота, такая искренность, что и сейчас от этого чтения невозможно оторваться.
"Огонек" был таким, каким мы его помним, благодаря двум людям — главному редактору Виталию Алексеевичу Коротичу и его первому заму Льву Никитовичу Гущину. Они были совершенно разные, у них были непростые отношения, но именно этот тандем создал то уникальное издание. Виталий Коротич, будучи поэтом, писателем, не вдавался в мелочи и детали, руководил широкими мазками, а Гущин, прошедший школу руководства "Московским комсомольцем" и "Комсомолкой", где он был первым замом, знал все нюансы журналистики, знал, как делается журнал. Он требовал от нас, редакторов отделов, чтобы в каждом номере каждый отдел сотворил какую-то сенсацию. И мы соревновались друг с другом. Каждый мечтал открыть еще что-то новое, неизведанное, продраться еще на шаг через цензуру.
Нам всем было непросто делать тот журнал. Я периодически ездил в Главлит, так скромно называлось ведомство, которое осуществляло цензуру во всем Советском Союзе. Там я пытался сохранить материалы, которые цензура не пропускала. Меня вызывали на ковер в ЦК КПСС, отчитывали за письма, которые мы печатали, требовали прекратить наговаривать на советскую действительность, грозно объясняли, что выбранные письма не отражают мнения большинства советских людей. Больше всего, конечно, доставалось нашему главному, Виталию Коротичу, его отчитывали по очереди отвечавший за идеологию в партии Александр Николаевич Яковлев и сам генеральный — Михаил Сергеевич Горбачев. Но Коротич держался. И давал нам делать наш "Огонек". Не закрыли его, потому что этот журнал был нужен самому Горбачеву, пытавшемуся реанимировать КПСС. Те силы, которые журнал всколыхнул, те миллионы людей, которые каждую пятницу выстраивались в киоски за "Огоньком",— все они были союзниками Горбачева, все хотели перемен, которые затеял генеральный секретарь ЦК КПСС.
— Мы действительно все помним письма, которые публиковал в те годы "Огонек". А как родилась эта идея, ведь ничего подобного в советской печати не было?
— Ну вообще-то жанр был — письмо читателя, например, в "Правде" или "Советской России", но это всегда была какая-то кляуза на что-то, после которой принимались идеологические и организационные меры. Закрывали какой-нибудь спектакль или прикрывали какой-нибудь фестиваль, как случилось с КСП — клубом самодеятельной песни, и так далее, то есть публикации писем были, но это были омерзительные публикации. До "Огонька" я работал в "Комсомольской правде", был капитаном "Алого паруса" — странички для подростков. И это было единственное место, где мы раз в 2-3 недели печатали искренние, честные, откровенные, какие и могут быть в 14-16 лет, письма подростков. И когда оказался в "Огоньке" и прочитал письма, которые люди стали отправлять в адрес журнала, то понял, что их нельзя не печатать. Пришел к Гущину, потом мы вместе с ним пошли к Коротичу, и сначала мне дали одну колонку писем. Это вызвало такой интерес, что буквально через несколько номеров "Огонек" стал печатать полосу писем своих читателей. И многие начинали читать журнал "Огонек" именно с этих писем. А потом в течение многих лет в каждом номере под письма был выделен разворот, две станицы, и этот разворот был фирменным знаком того "Огонька".
— Как сложились судьбы звезд "Огонька" 1980-1990-х, с которыми вы работали рядом?
— Все эти люди не потерялись. Стали писателями, поэтами, главными редакторами, издателями, публицистами. Знаменитые огоньковские фотографы — Дмитрий Бальтерманц, Игорь Гаврилов, Юрий Феклистов, Анатолий Бочаров и многие другие, всех не перечислить — получили все мыслимые и немыслимые международные фотопремии, книги Александра Терехова, о котором я говорил, завоевали все книжные награды, которые есть в России. Дмитрий Бирюков, возглавлявший международный отдел, стал успешным издателем, он возглавляет издательский дом "Семь дней". Борис Минаев пишет книги, которые вошли в список литературы, обязательный для школьного чтения, это я сам своими глазами прочитал, когда заглянул в учебник литературы, проверяя, что проходит в данный момент младшая дочь Маша. Владимир Чернов, который заведовал в "Огоньке" легендарным отделом искусств, потом придумал и многие годы возглавлял не менее легендарный журнал "Семь дней", затем стал главным редактором "Огонька", а потом заново создал еще один проект, замечательный журнал Story. Печально, что Володя совсем недавно умер, он был потрясающий человек, всегда полный грандиозных планов и идей. Олег Хлебников, возглавлявший отдел литературы, по-прежнему пишет прекрасные стихи, работает в "Новой газете". Леня Никитинский — секретарь Союза журналистов, помогает своим коллегам в решении правовых вопросов. Это все замечательные люди, и они делали замечательный журнал.
— "Огонек" и Борис Ельцин. Как случилось, что после журналистики вы пошли по жизни рядом с ним?
— Когда Бориса Николаевича изгнали из политбюро, потом из первых секретарей Московского горкома партии и он был в опале, интервью с ним для "Огонька" сделал известный публицист Александр Радов. Саша принес мне текст, это была сенсация, до того Ельцин никому интервью не давал, оно было ярким, острым, в нем доставалось сильно Лигачеву и не очень сильно Горбачеву. Я понес его главному редактору, через несколько дней Виталий Алексеевич позвал меня и сказал, что интервью мы печатать не будем. У меня осталось чувство неловкости и стыда перед Ельциным. Мы — главный перестроечный журнал, рассказываем другим о гласности, а сами испугались (на самом деле не испугались, Коротичу не дал печатать это интервью Михаил Сергеевич Горбачев, естественно, его ослушаться Виталий Алексеевич не мог). Чтобы исправить эту несправедливость, я позвонил из кабинета Коротича по вертушке, правительственной связи, в Госстрой Ельцину и предложил снять про него документальное кино. Он согласился. А дело было в том, что в тот момент меня полюбили на ЦСДФ — Центральной студии документальных фильмов. У меня там одновременно было в производстве несколько документальных фильмов — о подростках, о подпольной молодежной музыке, о первых хиппи, о неформальных молодежных объединениях и т.п. Своим коллегам по одному из этих фильмов я предложил не снимать фильм, который руководство студии запустило и на который нам дали пленку, а потратить, не говоря никому об этом, нашу дефицитную пленку на Ельцина. Что мы и сделали. Я приехал к Борису Николаевичу в Госстрой, мы обо всем договорились. Мы снимали, не понимая, что с Ельциным будет завтра, размолотит ли его в пыль партийная машина или он победит, выберется ли он в народные депутаты СССР или будет с позором изгнан отовсюду. Мы ездили с ним на митинги, в командировки, снимали у него дома. На ЦСДФ нам официально разрешили переоформить заявку, там уже чувствовали дуновения нового времени. В 1989 году в Доме кино состоялась премьера этого фильма. Зал был не просто переполнен, там негде было присесть даже на ступеньках проходов. Ельцин отвечал на вопросы, он уже был победителем. Так во время этих съемок мы с ним подружились.
— Что было самым сложным для вас как журналиста в работе с медиа в годы вашего руководства администрацией президента?
— Мне не было сложно с медиа, когда я работал руководителем администрации президента, напротив, было легко. Я был журналистом, знал всех главных редакторов, многих журналистов. Просто само время было сложное. Политические кризисы, финансовые, все это было непросто, и все это требовало колоссального напряжения сил. Но 31 декабря 1999 года, когда Борис Николаевич Ельцин уходил со своего поста, он передавал Владимиру Владимировичу Путину прекрасно отлаженную машину — было создано все, чтобы государство успешно двигалось вперед: банковская система, судебная, приняты Налоговый кодекс, Бюджетный, люди поверили в себя, в свои силы. Я уходил из Кремля вместе с президентом с чувством выполненного долга. Я был чрезвычайно вымотан, но доволен той работой, которую мы сделали.
— Вспомните, пожалуйста, как праздновал "Огонек" свое столетие.
— Это было в Доме кино. Я впервые за многие годы опять встретил своих замечательных коллег. Это было приятное чувство, что мы опять вместе.
— Как вы сегодня смотрите на состояние российских медиа?
— Оно меня удручает.
подпись
Перестроечный "Огонек" делала команда единомышленников
Обсуждается номер. Крайний слева — Виталий Коротич. Крайний справа — Валентин Юмашев
Борис Ельцин и Валентин Юмашев