Патефон
Пластинки Апрелевского завода, эмблема которого, испускающий во все стороны лучи маяк, имелась на каждой пластинке, на красном или голубом круге в центре музыкального носителя, были толстые, из черного тяжелого материала вроде пластмассы. Материал этот, как я узнал позже, назывался шеллак, о виниле еще не было и речи. Репертуар был небольшой. Любимый как аккомпанемент для танцев "Фокстрот. Исп. Л. Утесов" — популярный "Барон фон дер Шпик". "...попал на русский штык, остался от барона только пшик!" И томное танго без названия, просто "Танго. Исп. инструментальный ансамбль". И еще одно танго, тоже без названия, но все знали, что оно называется "Брызги шампанского", и кто-то даже подпевал инструментальному ансамблю: "...новый год, порядки новые, колючей проволокой наш лагерь окружен...", но тут же обрывал пение. И бешеная "Рио-Рита. Исп. оркестр Госрадиокомитета". И бархатный певец Евгений Кибкало... И невесть как оказавшийся среди обычной апрелевской продукции в мятых бумажных конвертах Вадим Козин с непостижимо прямыми словами "...давай пожмем друг другу руки — и в дальний путь, на долгие года!". Я не мог тогда, конечно, понять, о чем тут речь, но и меня преступной страстью, словно магаданским ветром, пробирало до мурашек...
Но, если честно, сейчас я с трудом вспоминаю всю эту музыку, сначала на 72 оборота, потом долгоиграющие, long play, на 33... Все забылось, даже Гленн Миллер в белом глянцевом конверте. А вот что помню ясно все эти шестьдесят лет — была пластинка из винила красного цвета, полупрозрачная, и прежде, чем возложить ее на диск патефона (потом — проигрывателя "Концертный" с динамиком в крышке), я обязательно смотрел сквозь эту пластинку на свет. Все становилось багровым.
А вот что за музыка была записана на этой пластинке — решительно не помню.
Судьба искусства.