В новом году российскую экономику ждет стагнация. Такой прогноз сделали эксперты ООН. По их данным, рост ВВП страны составит не более 0,2%. В международной организации считают, что это связано с геополитической обстановкой и высокой стоимостью капитала. Независимый финансово-экономический эксперт Александр Трифонов обсудил тему с ведущей Оксаной Барыкиной в эфире "Коммерсантъ FM".
Фото: Олег Харсеев, Коммерсантъ
— Вы считает прогноз ООН оптимистичным?
— В какой-то степени да. С учетом тех факторов, которые вы перечислили, в первую очередь, санкции, девальвация рубля, снижение цен на нефть, я думаю, что этот прогноз несколько оптимистичен, несколько завышен.
— То есть будет еще хуже?
— Мое мнение на основании статистики за девять месяцев, если не учитывать этот ажиотаж последних двух месяцев, когда люди скупают продукцию, бытовую и прочую технику, пока она еще не подорожала, на основании данных о снизившихся реальных доходах населения и снизившихся за девять месяцев объемов розничной торговли, где-то 5-7% снижение произошло, я полагаю, что в текущем году спад будет где-то в районе 1,5-2%. В следующем году на основании тех факторов, которые мы чуть раньше перечислили, спад будет не меньше.
— Когда российская экономика достигнет дна?
— Пока об этом говорить рано. Наверное, главным фактором здесь будет то, когда стабилизируются объемы инвестиций, то есть возможность привлечения средств за рубежом, объемы внутренних инвестиций, и даже не столько инвестиций, сколько денежных средств, стабильных поступлений, возможности денежных источников, поступлений, для того чтобы оборотные средства компаний, то, что реально сейчас задействовано в производственном процессе, не уменьшится. Сейчас пока объемы этих средств несколько снижаются.
— А возможно избежать рецессии?
— В настоящий момент нет, поскольку какого-то реального эффективного противодействия этим факторам, снижению экспорта, наступлению санкций, продолжающейся девальвации, пока нет. Надо менять экономическую политику, думать, как мы будем организовывать импортозамещение, думать, как мы будем противодействовать этой уродливой структуре экономики, когда мы полностью зависим от продажи, не полностью, но серьезно зависим, от продажи углеводородного сырья.
Это вопросы экономической политики, долгосрочной экономической политики. В ближайшей, краткосрочной перспективе, я думаю, улучшения не произойдет. Надо серьезно пересматривать, куда мы будем двигаться, и что мы хотим построить, и как нам выстроить независимую от этих кризисных факторов экономику.
Это вопрос достаточно серьезный, он быстро не решается. То, что произошло в последний год, сильно продемонстрировало, выявило всю зависимость нашей экономики от зарубежных инвестиций и от внешнеэкономической конъюнктуры. Пока эти факторы будут действовать, говорить о какой-то стабилизации не приходится.
— Почему разнятся прогнозы Минфина, Минэкономразвития? Они дают 0,4%, Всемирный банк дает 0,5%.
— Я не думаю, что можно говорить о какой-то существенной разнице. Вся эта разница в пределах статистических погрешностей. Принципиально здесь то, что они все-таки показывают плюс, какой-то, пусть незначительный, прирост. Зависит, наверное, от той методики, от тех методов, подходов, которые они применяют при расчете. Я считаю, это не принципиально.
— По этому же прогнозу ООН, по итогам 2014 года рост ВВП составит 0,5%. Насколько реалистичны эти данные?
— Если говорить о ее численности, это будет незначительный спад, не очень ощутимый. Я думаю, что мы все-таки по каким-то политическим мотивам, скажем, официальные органы, официальные структуры ООН, не показывают, может быть, или не располагают, или не хотят показывать все негативные последствия того, что сейчас происходит в российской и украинской экономиках. В частности, например, по Украине они показывают спад в пределах 5-7%, но все понимают, что спад будет не менее 10%.
— Как-то никто спад не хочет прогнозировать.
— Да, не хочет.
— А почему?
— По каким-то политическим причинам, может быть, показывать, задавать какой-то тон в развитии экономики, показывать инвесторам, что ситуация хуже, чем она есть на самом деле. Никто, я думаю, в этом не заинтересован.