Выставка Александра Самохвалова, открывшаяся в Русском музее к 120-летию художника, задумывалась как ретроспектива. Предыдущий раз с такой полнотой его показывали здесь сорок лет тому назад: после смерти мастера его творческое наследие было передано семьей в Русский музей, обладающий с тех пор представительной коллекцией работ, которые не так часто экспонируются. Для нынешней выставки куратору Алисе Любимовой удалось найти по всей стране множество произведений, среди них и такие, которые сам художник считал утраченными, однако в музейные залы привезли далеко не все. Ретроспектива осуществилась только на страницах изданного каталога: Минкульт не смог найти деньги для перевозки картин из музеев Барнаула, Новокузнецка или же Нижнего Тагила, где хранится эскиз панно "Советская физкультура" для Парижской выставки 1937 года. Смотрел и читал ПАВЕЛ ГЕРАСИМЕНКО.
Портреты ткачих и физкультурниц Александра Самохвалова, датированные рубежом 1930-х годов, хочется сравнить с Мазаччо и живописью раннего Ренессанса
Фото: Евгений Павленко, Коммерсантъ
Для широких зрительских масс Самохвалов — автор "Девушки в футболке". Сейчас знаковая работа на гастролях Русского музея в Стокгольме, и экспозицию открывает репродукция увеличенного размера в лайтбоксе. Подсвеченная изнутри картинка не способна передать мягкую фактуру живописи. Самохвалов, как и его учитель Петров-Водкин, пишет на клеевых грунтах, используя для "Девушки в футболке" темперу, — отсюда осязаемая поверхность картин. Может быть, единственное, что объединяет художника с ленинградской-петербургской живописной традицией, — дымчатые и перламутровые тона, которые можно встретить даже в таких официозных работах, как "Киров принимает парад физкультурников" 1935 года.
На выставке ясно видны все испытанные им влияния и увлечения: модерн — во время обучения на архитектурном факультете Академии художеств, неоклассика — в послереволюционных проектах кинотеатра и петроградского крематория, в 1920-е годы — мирискусничество в фарфоре, а после экспедиции с Институтом материальной культуры в Самарканд — ориентализм в духе Павла Кузнецова; в картине 1923 года "Головомойка" Самохвалов воспроизводит сферическую перспективу своего наставника Кузьмы Петрова-Водкина; еще одна археологическая экспедиция, в Старую Ладогу, отзывается в работе 1925 года "Девочка, играющая в рюхи" интересом к древнерусским фрескам. Портреты ткачих и физкультурниц, датированные рубежом 1930-х годов, хочется сравнить с Мазаччо и живописью раннего Ренессанса. Но самое главное — влияние политическое: пафос и энтузиазм, движение больших человеческих масс, занятых спортом, трудом, военной подготовкой. Здесь проявляется его декоративное дарование художника-монументалиста, который стремится создать идеальные типизированные образы.
Тридцатыми годами датированы лучшие и самые известные работы. Казалось бы, искусство Самохвалова плохо подходит для иллюстрации тезиса об удушении творческой свободы — исторической реальности этих лет. В отличие от Александра Дейнеки или же Владимира Лебедева, двух его сверстников (и тоже больших поклонников обнаженной женской натуры в искусстве), Самохвалов никогда не был авангардистом. Он не становился героем разгромных статей в "Правде", судьба уберегла его от проработок. Только большое количество нереализованных или несохранившихся произведений (в залах выставки есть этюды к картинам "Радость жизни", "В коммуне "Ленинский путь"", росписи "Дружба народов") может ответить на вопрос о жизни художника в это время. Как и огромное тяжеловесное полотно 1940 года "Появление Ленина на II Всероссийском съезде Советов" с пастозной живописью и неряшливой композицией. Самохвалов всегда любил широко работать кистью, не особенно прописывая лица дальше первого плана. В многофигурной картине "Аппассионата" (с подзаголовком "Строители коммунизма"), последней большой работе, он соединяет в 1967 году всех своих героев вместе, но такой коллаж смотрится неестественно и даже комично: в заводском цеху среди слушателей вдохновенного пианиста изображена и ничуть не изменившаяся девушка в футболке.
Лучший Самохвалов — это пленительная и полная эротизма живопись. Перед нами пример ар-деко, каким бы дискуссионным ни был этот термин применительно к советскому искусству. Глядя на "Метростроевку у бетоньерки" — кокетливую барышню, в точности итальянку с картины Брюллова, если не Семирадского, — слово на этикетке так и хочется исправить на "бутоньерку".