В феврале Россия стала хозяином события, которое можно смело считать самым большим успехом в ее четвертьвековой истории. Вопреки сомнениям, она на высочайшем уровне провела первую свою Олимпиаду и на высочайшем уровне выступила на ней, взяв в Сочи первое место в командном зачете с давно забытыми советскими медальными показателями.
Феномен первой российской Олимпиады в том, что она, прошедшая под бесконечные песни казачьих хоров и мелодию славящего победы своих отечественного гимна, была не совсем российской. Или — возможна и такая интерпретация этих двух с небольшим февральских недель — совсем не российской.
"По-российски" она выглядела бы примерно так. Все — масштабно и ярко, пыли в глаза и мишуры тонны, на пять десятков миллиардов долларов, которые, по подсчетам западных экспертов, были инвестированы в сочинские Олимпийские игры. Большие и красивые арены, помпезные церемонии. Этим — цифрами, масштабами, аттракционами щедрости — Россия давно научилась удивлять мир, сражая его одновременно наповал еще и своим пренебрежением к нюансам и мелочам, которые в состоянии испортить самое шикарное шоу.
На Олимпиаде "по-российски" за красивыми фасадами арен, гостиниц и домов в олимпийских деревнях должны были скрываться недоделки. Транспорт для болельщиков должен был то и дело выбиваться из графика и опаздывать. Волонтеры — испуганно молчать, когда с ними начинают говорить на иностранном языке. Церемонии — испытывать дефицит тонкости, запоминающихся ходов. А те, кто отвечает за спортивную сторону вопроса, должны были забыть о суровой истине, согласно которой успех, восприятие любой Олимпиады в стране ее принимающей определяется в первую очередь не объемом инвестиций, не километрами построенных дорог и даже не комфортом, обеспеченным гостям, а все-таки тем, насколько хороша на ней сборная-хозяйка.
Сочинская Олимпиада удивила тем, что в масштабах не захлебнулась, обошлась минимумом накладок. Зарубежные туристы восхищались отелями, в которых жили, а спортсмены — олимпийскими деревнями и стадионами. Автобусы и поезда ходили строго по графику. Волонтеры улыбались и свободно разговаривали по-английски. Церемонии открытия и закрытия заслужили великолепные отзывы от профессионалов — как за дороговизну и броскость спецэффектов, за сложность постановок, так и за тонкость, за неординарный сюжет, за самоиронию. Но важнее всего, что сборная России не просто не испортила праздник — она превратила его в грандиозный.
На предыдущих зимних Олимпийских играх в Ванкувере она провалилась, завоевав всего три золота и очутившись на 11-й позиции в медальной таблице. Спустя четыре года российская команда финишировала на ее верхушке, обставив обладавших вроде бы колоссальным потенциалом норвежцев, канадцев, американцев, немцев. Такого на Олимпиадах — как зимних, так и летних — с ней не случалось два десятка лет, с 1994 года, когда в норвежском Лиллехаммере она забралась на первое место в командном зачете с еще богатым советским кадровым багажом. Советскими, то есть фантастическими по нынешним временам, были и показатели — чертова дюжина высших наград, 33 в общей сложности.
Но про возвращение подзабытой эпохи спортивной гегемонии СССР говорить, глядя на сочинские показатели, все равно было глупо. Чересчур свежи, чересчур подходили под современные тренды способы, которыми триумф был достигнут. Хотя бы в одной отдельно взятой отечественной отрасли состоялся триумф не вовремя вытащенного из-под слоя нафталина старого, а чего-то очень нового и очень свежего.
Российский спорт добился его, проведя кропотливую работу как по развитию прежде считавшихся экзотическими — чужими — а в Сочи приносивших награду за наградой видов: таких как шорт-трек, сноуборд, фристайл. Он добился его, научившись натурализовывать легионеров не наобум, ради строчки, свидетельствующей о стараниях, а под результат и бить с ними в "яблочко". Так получилось и с бывшим корейцем Виктором Аном, трехкратным сочинским чемпионом в шорт-треке, и с чемпионами двукратными по сноуборду и фигурному катанию — бывшим американцем Виком Уайлдом и бывшей украинкой Татьяной Волосожар. Он добился его, научившись выбирать классных, грамотных тренеров — как среди своих, так и среди иностранцев — и применять передовые методики подготовки. Он добился его, научившись быть предельно аккуратным в моментах деликатных, технологических — в тех, например, которые обеспечивают хозяевам превосходство над остальными в родном санно-бобслейном желобе. Он добился его, научившись брать не количеством — или по крайней мере не только и не столько количеством, сколько качеством.
И в этом смысле сочинская Олимпиада была чем-то большим, чем обычно бывают Олимпиады. Не горевшим пару недель ярко-ярко, но потухшим под слезы людей на церемонии закрытия пламенем, а раз и навсегда, в отличие от олимпийского факела, зажженным маяком, который указывает дорогу — не по какому-то особому, а просто по правильному пути.
Было совершенно справедливо, что те, кто отличился, зажигая этот маяк и заставляя его светить, оказались обласканы вниманием. Что глава олимпийского оргкомитета Дмитрий Чернышенко вошел в список наиболее востребованных российских руководителей. Что министр спорта Виталий Мутко приобрел кредит доверия, о каком, видимо, не может и мечтать никто из его коллег в правительстве. Что такой порции славы, которая досталась Виктору Ану, Вику Уайлду, Татьяне Волосожар и другим олимпийцам, обеспечившим России медальный прорыв,— фигуристкам Аделине Сотниковой и Юлии Липницкой, бобслеисту Александру Зубкову и биатлонисту Антону Шипулину, скелетонисту Александру Третьякову и лыжнику Александру Легкову — не доставалось, кажется, никому из ее спортивных героев.
А жаль было, что первая российская Олимпиада стала лишь одним из главных событий года для страны. В феврале 2014-го создавалось впечатление, что она обречена на то, чтобы быть, безусловно, главным. Но кто ж тогда знал, что следующие десять месяцев волновать россиян будут события с иным оттенком — чаще драматическими или трагическим — и свет олимпийского маяка в них чуточку потеряется.