Конфронтация с Западом развеяла множество мифов — в частности, выяснилось, что "газовой дубинки", о которой в последние годы много говорили и писали, у России на самом деле нет. Старательно ковавшееся "Газпромом" оружие на поверку оказалось настолько опасным для самого владельца, что применить его всерьез так и не решились. Уже очевидно, что в ближайшие годы Москва, до сих пор пытавшаяся решать вопросы в основном путем угроз и прямого давления, вынуждена будет переходить от газовых войн к газовой дипломатии. Вопрос в том, готовы ли к этому власти и руководство "Газпрома".
Конфликт вокруг Украины привел к далеко идущим последствиям для российской газовой отрасли: "Газпром", экспортная стратегия которого всегда шла рука об руку с российской внешней политикой, вынужден был в авральном режиме приспосабливаться к новой реальности. В итоге компания, 15 лет пытавшаяся получить доступ к конечному потребителю в Европе и с муками строившая обходные газопроводы, чтобы обезопасить эти поставки, теперь готова продавать газ на границе ЕС. Вместо газопровода South Stream "Газпром" строит "Силу Сибири" для поставок в Китай, ведет переговоры по еще двум газопроводам в КНР и мечтает о трубе в Индию. Примечательно не только качество перемен, но и головокружительная скорость, с которой они произошли: проект освоения Штокмана монополия хоронила четыре года, а South Stream — гораздо более важный и дорогой — был зарыт президентом Владимиром Путиным за один день, к изумлению не только международных партнеров, но, кажется, и самого "Газпрома".
Причина такого резкого изменения концепции в том, что в условиях конфликта с Европой знаменитое российское газовое оружие не сработало. ЕС, несмотря на некоторые колебания, ввел в отношении России жесткие санкции, и зависимость от ее газовых поставок европейцев не остановила.
Наступательный потенциал газового оружия тоже оказался ничтожен. Украина, до нынешнего года полностью зависевшая от российского газа, смогла более шести месяцев полностью без него обходиться, и, если бы не бедственное состояние финансов страны, стоило с уверенностью ожидать ее газовой независимости уже в 2015 году. Попытка "Газпрома" остановить реверсные перетоки газа на Украину из ЕС не привела ни к чему существенному, кроме штрафов для самой монополии. В итоге, чтобы вынудить Киев купить хоть немного газа у "Газпрома", России пришлось блокировать поставки угля, который до сих пор не применялся как средство давления.
Политика газового кнута и пряника в отношении отдельных стран ЕС, успешная на протяжении многих лет, также потерпела провал: "Газпром" не смог уговорить Болгарию — одного из самых слабых членов союза — не останавливать South Stream.
Но, даже несмотря на все эти неудачи, Москва так и не решилась применить последнее средство, серьезно сократив поставки газа в Европу: ответная реакция слишком дорого обошлась бы не только "Газпрому", но и России в целом, имидж которой за рубежом уже достаточно пошатнула позиция в украинском конфликте.
В то же время нельзя сказать, что газовое оружие полностью оказалось мифом. "Газпром" остался единственной крупной госкомпанией, которой санкции впрямую не коснулись. Фактор газа удержал европейцев от применения еще более жестких мер вроде отключения SWIFT. Однако выяснилось, что в новых внешнеполитических условиях для России слишком опасно использовать газовые поставки для прямого давления, речь может идти скорее о газовом сдерживании или даже о газовой дипломатии. В такой ситуации российское руководство пришло к выводу, что увеличение присутствия "Газпрома" в европейских активах контрпродуктивно: оно не только не укрепляет позиций России, но и фактически превращает монополию в заложника действий ЕС, что мы наблюдали в последние годы по мере внедрения Третьего энергопакета.
Желание Москвы развязать себе руки в отношениях с Европой, безусловно, стало важнейшей причиной того, что после долгих лет тяжелейших переговоров в мае наконец состоялось подписание твердого контракта с Китаем, во что уже почти не верилось. Показательно не столько само соглашение по поставкам по восточному маршруту со строительством газопровода "Сила Сибири", но также резкая интенсификация переговоров по другим направлениям и официально заявленная цель поставлять в Китай через десять лет не менее 100 млрд кубометров газа в год, что сопоставимо с объемом продаж в ЕС. Задача этих соглашений не только в угрозе европейцам — Россия получает и способ влияния на Китай, поскольку любые долгосрочные газовые соглашения создают сильную взаимозависимость между сторонами, прямо пропорциональную объемам поставок. В этом смысле даже сравнительно низкая цена газа по майскому контракту благоприятна для внешнеполитических целей России. "Это первая доза, которая бесплатна",— пошутил как-то в беседе со мной чиновник, принимавший участие в переговорах.
Что же в итоге? "Газпром" торопится продать побольше газа в Китай, меняя South Stream на не менее дорогую "Силу Сибири", европейцы уповают на зеленую энергетику и сжиженный газ из США, параллельно размышляя о собственном энергосоюзе. Тем самым обе стороны силятся ослабить связи, но их подходы выглядят блефом. "Газпром" не сможет физически перебросить европейские объемы газа в Китай и не станет этого делать, поскольку недозагруженные мощности монополии превышают 150 млрд кубометров в год — этот газ просто некому продать. У ЕС также нет другого источника поставок в таких объемах и по такой цене. Взаимную зависимость, создававшуюся десятилетиями, непросто разорвать. Любые шаги здесь дадут результат только через годы, а пока России и ЕС придется договариваться о новой модели отношений. То, что в конечном итоге поставки газа на Украину удалось согласовать, показывает — договоренность возможна. Вопрос в том, готовы и способны ли власти РФ и руководство "Газпрома" сменить газовое оружие на газовую дипломатию.