 |
Имя французского фотографа Бриса Флетьо получило мировую известность в октябре 1999 года, когда журналист был захвачен в заложники в Чечне. Карьеру стрингера Флетьо начал в Камбодже в 1989 году. После этого работал в Индии, Бангладеш, Вьетнаме и республиках бывшей Югославии. В конце сентября 1999 года Брис Флетьо прибыл из Тулузы в Анкару, а оттуда через Грузию добрался до Чечни. Он собирался сделать фоторепортаж из Грозного, перед тем как его возьмут федеральные войска. Однако Флетьо был похищен, а за его освобождение назначили выкуп. 12 июня 2000 года, после восьми месяцев плена, журналист получил свободу. При этом и французская, и российская стороны официально заявляли, что деньги боевикам не платили, а из плена Флетьо удалось освободить в результате спецоперации. 24 апреля Флетьо покончил с собой в парижской квартире. Ему было 34 года.
После короткого сообщения о гибели французского фотографа Бриса Флетьо наступила поразившая меня пауза. Во Франции как будто старались об этом не говорить и не писать. Потом я поняла, что это был шок. Добровольно ушел из жизни человек, всеми силами пытавшийся выжить восемь месяцев в чеченском плену. Когда он вернулся, Франция плакала от радости. Теперь она почтила его память молчанием.
Рукопись книги "Заложник в Чечне" была сдана в декабре прошлого года. Но с тех пор и до самой смерти Флетьо не дал ни одного интервью по поводу выхода книги. Он был в глубокой депрессии. Попытки Флетьо начать снова работать оказались не очень успешными. Брис ездил в Африку и Шри-Ланку, но остался недоволен своими поездками.
В последний раз он говорил со своим соавтором по книге Александром Леви за две недели до самоубийства, старался не жаловаться. Его проблемы были слишком личного свойства. Его жена, как тактично сказали мне французы, начала новую жизнь. Это вполне банальная ситуация, которую переживали многие. Брис с ней не справился. Может быть, именно потому, что до этого были восемь месяцев плена и мобилизации всех внутренних сил, а потом месяцы работы над книгой, когда он фактически заново пережил все, что с ним произошло в России.
Он не обращался к врачам, считая, что, пережив такое в Чечне, как-нибудь выживет в тихом, спокойном Париже. И не смог. Он пил и глотал таблетки. Он никого не хотел видеть и слышать. По сути, жизнь этого молодого человека из тихой Тулузы разделилась на 33 года и год, который он провел в Чечне и в размышлениях о Чечне.
В своей книге он пишет, что чеченцы предлагали ему воевать вместе с ними, но он сказал, что его единственное оружие — фотоаппарат. Тогда ему дали видеокамеру и предложили снимать. Он снимал. "Это не война, а мясорубка, в которой достается главным образом мирным жителям... Я очень надеюсь, что то, что я сейчас снимаю, поможет остановить эту войну".
Об этом он скажет потом и Владимиру Путину, встречу с которым Флетьо подробно описал в книге: "Я не мог поверить, что передо мной самый могущественный человек в России, о котором так часто мне говорили чеченцы. Мы беседовали с ним 40 минут о Чечне. Я сказал ему: 'Все, что вы сделали до сих пор, было ни к чему. Бандиты живы и здоровы, а гражданское население мучается'. 'Я знаю,— ответил он.— Но наша операция не закончена...' Его невозможно сбить с этой позиции. Он также дал мне понять, что не нуждается в уроках и выговорах. 'Если у вас, европейцев, есть идея получше, как справиться с терроризмом в Чечне, то давайте, а если нет — не мешайте'. Потом он заговорщически повернулся ко мне со словами: 'А сейчас я поделюсь с вами одним секретом: это я вооружаю Масхадова, чтобы он смог сам покончить с Басаевым и Хаттабом'. Он, наверное, думал, что мой чеченский опыт настолько размягчил мои мозги, что я готов поверить в эту несуразицу".
Так до конца и непонятно, выкупили его за деньги или обменяли на какого-то важного чеченца, как он сам сказал в одном из интервью. Известно, что французы получили две видеозаписи, на которых могли видеть Флетьо в чеченском плену. Точно известно, что одна из них попала во Францию с помощью Бориса Березовского. Француз, бывший посредником между французскими официальными лицами и российским предпринимателем, рассказал мне, что спецслужбы Франции сами обратились к Березовскому с просьбой о помощи.
Когда Флетьо описывает в книге, как снималась эта кассета, он рассказывает, что его попросили взять сигарету и вставить ее в рот обратным концом и он так и не понял почему. Мой собеседник, передававший кассету французским властям, рассказал, что это был условный код, о котором попросили французы, чтобы быть уверенными, что кассета подлинная.
Соавтор Флетьо, сотрудник организации "Репортеры без границ" Александр Леви, до сих пор не может поверить в его смерть:
— Это нереально, не может быть. Я прожил с ним и с его семьей — матерью и братом — шесть месяцев, пока мы писали книгу. Это очень особые отношения, когда вы пишете вместе: нас было двое в этом мире, кто знал всю историю. И он доверил эту историю мне. И я увидел конец этой истории.
— Вы были последним, с кем он разговаривал?
— Да, так оказалось. Временами он оживал, говорил: вот, будет книга, хорошая. Говорил, что счастлив. А потом впадал в депрессию. А в конце это уже был абсолютный мрак.
— В книге все, что он рассказывал, или что-то вы опустили?
— Если что-то и не вошло в книгу, то только очень личное...
— Брис был в таком замечательном настроении, когда вернулся во Францию. В какой момент это изменилось?
— Когда он понял, что изменилась его жизнь, ситуация в семье. Его жена... Возможно, еще до того, как он попал в Чечню, семья была уже не вполне стабильной. Он не мог найти себе места, и это стало главной причиной. Книга на какое-то время стала смыслом жизни, хотя это было очень выматывающе. Еще шесть месяцев, пока мы делали книгу, он заново все переживал. Это было тяжело, хотя он не признавался. Да даже если бы он пережил половину того, что пережил, ему нужен был врач. Мы настаивали, чтобы он пошел к врачу, но он отказывался.
— Его жена из Восточной Европы, кажется?
— Да, она румынка. Она очень за него боролась, пока он был в Чечне. Но она встретила другого. Ну ладно, бывает. Для него же это был конец жизни.
У него мать и брат. Замечательная семья. Вы знаете, они его боготворили. Но в конце жизни он отказался общаться с ними. Он просто от всех отгородился.
— Вы хотели бы издать эту книгу в России?
— Я считаю, что это уникальная история. Человек провел восемь месяцев в плену у чеченцев. Он увидел весь срез: бандитов, воров, патриотов, солдат, бизнесменов, мафию. Это очень богатый опыт. Брис идеалист, он очень наивный, но прекрасный человек.
— Парадокс какой-то — как можно оставаться идеалистом, пройдя столько войн?
— Парадокс, это правда. Причем он делал очень хорошие, но некоммерческие фотографии. Он всегда был фрилансером, он никакой не великий фотограф. А в Чечне он просто ничего не снял, потому что его сразу украли. Он все время был там заложником. И чудо состоит в том, что, будучи пленником, он сумел стать свидетелем. Он прожил эти месяцы с открытыми глазами и ушами. Он наблюдал. И он рассказывает, что были моменты, когда он переставал понимать: он кто — репортер или заложник, эти люди, с которыми он делит эту странную жизнь, они кто — похитители или друзья?
— Да, я заметила, что постепенно он начинает использовать в книге слово "компаньон" вместо слова "тюремщик". Это естественный синдром. И все-таки он был пленником.
— Конечно. Который очень дорого стоил. Его освобождение было результатом специальных договоренностей. И за деньги, будьте уверены.
— И это были большие деньги?
— Вы знаете, во время первых контактов французских официальных лиц с представителями ФСБ русские секретные службы запросили более $5 млн. Напрямую. Французы решили, что это очень дорого, и предпочли иметь дело с МВД: их запросы были скромнее.
— Так все-таки французы заплатили за Флетьо?
— Они умалчивают об этом, но я уверен, что платили несколько раз различные суммы, чтобы продолжать переговоры.
— В книге об этом, кажется, ничего нет.
— Нет, я готовлю об этом другую публикацию. Это же не моя книга, это его книга. А он просто описывает то, что видел и что знает. Я думаю, такая книга нужна в России, потому что я не уверен, что у вас выходили книги с таким взглядом на Чечню и на происходящее там. Это непосредственный, незамыленный взгляд француза, наивного парня из Тулузы, впервые приехавшего в Россию.
— Скажите, а почему французская пресса так мало пишет о его смерти?
— Потому что самоубийство. Это всегда воспринимается очень трагически. У нас есть такое выражение: он дал себе смерть, он выбрал смерть. Как же жаль!
Издательство Robert Laffont, в котором 16 апреля вышла книга "Otage en Tchetchenie", учитывая состояние автора, отменило все съемки и презентации, столь необходимые для "раскрутки" новой книги. И все-таки книга получила такое страшное, в буквальном смысле слова смертельное паблисити. На моих глазах в одном только книжном магазине Парижа через два дня после гибели Флетьо за пять минут было продано 17 экземпляров "Заложника в Чечне".
НАТАЛИЯ ГЕВОРКЯН