Понятие "неоосманизм" становится все более популярным применительно к внешнеполитической доктрине Турции. Анкара ищет новые рычаги влияния на бывших территориях Османской Империи, фокусируясь на мусульманских странах Ближнего Востока и Северной Африки. Сближение Турции и России на фоне непростых отношений обеих стран с Западом называют "особым взаимопониманием между двумя бывшими империями".
В первые недели января западные СМИ в подробностях описывали то, как в Турции встречали сначала палестинского лидера Махмуда Аббаса, а вслед за ним президента Азербайджана Ильхама Алиева. Оба в Анкаре желанные гости, и с обоими турецкий президент Реджеп Тайип Эрдоган стремится налаживать "особые отношения". В недавно возведенной резиденции главы Турции выстроился приветственный караул, переодетый в военную форму шестнадцати исторических тюркских государств. Оппозиционные турецкие издания иронично назвали участников костюмированного представления армией падишаха, уличив Эрдогана в имперских амбициях.
"Президент Турции встретил Аббаса в османском цирке",— отреагировали журналисты France-Presse: палестинский лидер и впрямь, казалось, с недоумением смотрел на разыгранную перед ним постановку и от растерянности даже не сразу ответил на рукопожатие Эрдогана. В Баку такой прием ожидаемо восприняли как дань "общим историческим корням и братским узам" турецкого и азербайджанского народов. "Турция сегодня представляет собой центр силы в мировом масштабе, и насколько сильной будет Турция, настолько сильным будет и Азербайджан",— заявил Ильхам Алиев по итогам своего визита в Анкару.
Становление Турции как "центра силы в мировом масштабе" традиционно связывают с периодом правления умеренных исламистов, соратников Эрдогана по Партии справедливости и развития (ПСР), бессменно руководящей страной с 2002 года. В 2008 году в основу внешнеполитической доктрины ПСР легла концепция, разработанная тогдашним министром иностранных дел, ныне премьером страны Ахметом Давутоглу. Она получила название "ноль проблем с соседями" и провозглашала необходимость укреплять партнерские связи со всеми близлежащими государствами — вплоть до нормализации отношений даже с такими проблемными, с точки зрения Анкары, странами, как Греция и Армения. Впрочем, большинству из этих устремлений было суждено сбыться лишь на бумаге.
Время показало, что концепция Ахмета Давутоглу провалилась фактически на всех направлениях. Застарелый кипрский вопрос так и не был разрешен, ЕС по-прежнему держит самого давнего кандидата на вступление в лице Турции "на безопасном расстоянии", турецко-армянская граница осталась закрытой: Цюрихские протоколы, которые могли нормализовать отношения между Анкарой и Ереваном, в итоге не ратифицировали парламенты обеих стран.
Окончательный разворот Анкары в сторону от "нулевых проблем" в 2011 году символизировала резкая смена тона турецких властей в отношении Дамаска. В Сирии уже вовсю шла война, когда, назвав происходящее там внутриполитическим вопросом для Турции, тогдашний премьер Эрдоган разорвал дружественные отношения с лидером этой страны Башаром Асадом, моментально превратившись в едва ли не самого ярого его противника.
Разворот Турции в сторону от "нулевых проблем" символизировала смена тона Анкары в отношении Дамаска
После этого Турция неоднократно оказывалась на грани открытой войны с сирийским режимом. Последний мандат на проведение на территории Сирии наземной операции, выданный турецкому правительству Меджлисом, остается в силе до октября.
Вступив в жесткое противостояние с правящей в Сирии алавитской верхушкой, ПСР одновременно начала экспансию собственных ценностей на Ближнем Востоке. Осенью 2011 года Эрдоган направился в Египет, где к тому времени произошла революция и на смену авторитарному правителю Хосни Мубараку под лозунгами умеренного исламизма пришли "Братья-мусульмане". Тысячи сторонников египетской революции приветствовали турецкого премьера как лидера всего мусульманского мира.
В Каире турецкий премьер произнес насыщенную арабизмами историческую речь о "грядущем возрождении исламского мира". Одним из символов такого возрождения, заявил тогда Эрдоган, должно стать создание признанного на мировой арене суверенного палестинского государства, то же самое он повторил в ходе своей последней встречи с Махмудом Аббасом.
Серия последующих успехов египетского президента Мохаммеда Мурси и умеренно-исламистских элит еще в нескольких странах (например, в Тунисе, где после долгих гонений во времена правления Бен Али сумела реабилитироваться партия "Ан-Нахда" Рашида Ганнуши) были восприняты турецким руководством с колоссальным воодушевлением. Падение арабских режимов, опиравшихся на армию и силовиков, было в глазах турецких властей настоящим прорывом и символизировало их собственные успехи по окончательному отстранению военных от управления страной.
Впрочем, все изменилось после кровавого разгона египетскими военными демонстрации сторонников "Братьев-мусульман" на каирской площади Рабиа в июле 2013 года и свержения правительства президента Мурси. Эрдоган занял непримиримую позицию по отношению к египетской военной верхушке и ее лидеру, фельдмаршалу Абдель-Фаттаху ас-Сисси. О разрыве отношений с официальным Каиром Эрдоган часто напоминает, приветствуя своих сторонников характерным жестом в поддержку "Братьев-мусульман".
Вслед за Израилем, с которым Анкара разорвала отношения после вооруженного рейда на доставлявшем в Сектор Газа помощь турецком гуманитарном судне, Египет стал еще одним символом окончательного ее ухода от внешнеполитической доктрины "нулевых проблем". Сегодня турецкие власти уже открыто признают провал этой концепции, однако объясняют это "непримиримой позицией партнеров".
"Эта концепция была задумана нами как идеал, как сигнал миру,— объясняет вице-премьер Турции Ялчин Акдоган.— У нас было много хороших инициатив в отношении Ирана, Ирака, Сирии, но не все получилось, как было задумано, и чаще всего из-за позиции руководств этих стран: в Ираке — из-за негибкости бывшего премьера Нури аль-Малики, в Сирии — из-за президента Башара Асада".
В свое время Турция отказалась выдавать руководству Ирака беглого вице-президента Тарика аль-Хашими. Дипломатический конфликт с Багдадом усугубился из-за тесных связей турецких властей с Иракским Курдистаном: Анкара договорилась с автономией об импорте нефтепродуктов в обход официального руководства Ирака.
Нас называют неоосманами — да, мы и есть неоосманы, мы вынуждены заниматься соседними странами и пойдем даже в Африку
В не самом лучшем состоянии за годы существования доктрины "нулевых проблем" оказались и отношения Анкары с ЕС. Отведенная Турции роль запасного игрока, так и не допущенного в элитный клуб европейских держав, стала постоянным раздражителем для руководства страны. С учетом устремлений турецкой исламистской элиты сблизиться с ЕС в стране был предпринят ряд значимых политических преобразований — и отстранение военных от руководства страной, и запущенная в 2000-х годах масштабная программа демократизации ключевых институтов государственной власти.
"Я не считаю, что мы принципиально расходимся с европейцами в представлениях о демократии,— говорит главный советник премьера Турции Этьен Махчупян.— Однако когда нам дают какие-то советы, они (руководство ЕС.— "Власть") часто не учитывают особенностей наших государственных институтов, которые пока до конца не перестроены". Махчупян при этом подчеркивает: решая внутренние проблемы, правящая партия не обязана всегда действовать демократично, "когда это расходится с ее собственными интересами". Такой логикой, приводит пример собеседник "Власти", ПСР руководствовалась, когда "проталкивала" в Меджлисе реформу Высшего совета судей и прокуроров, одного из ключевых в стране судебных органов. Он фактически был переведен под контроль правительства, и в руководстве ЕС эту реформу подвергли жесткой критике.
Самый серьезный за последние годы раскол в отношениях Анкары и Брюсселя наметился в 2013 году, когда турецкие власти отдали распоряжение о жестком разгоне гражданских протестов, начавшихся в Стамбуле с антиправительственного движения "Гези". Для Эрдогана, чья "антидемократическая политика" тогда насторожила почти всех европейских лидеров, эта история оказалась чревата серьезными издержками: в глазах европейского сообщества он превратился в авторитарного лидера, занимающегося "охотой на ведьм".
Вскоре последовала новая череда политических скандалов. Турецкая прокуратура возбудила против нескольких ближайших соратников Реджепа Тайипа Эрдогана масштабные разбирательства, обвинив их во взяточничестве (см. материал "Турецкопреданные" во "Власти" N4 от 3 февраля 2014 года). Это обернулось "закручиванием гаек" внутри самой Турции. Растущее в обществе недовольство заставило турецкое руководство пойти на репрессии в отношении тех, кто инициировал коррупционный скандал. Напомним, что расследование организовали сторонники живущего в изгнании в США влиятельного исламского проповедника Фетхуллаха Гюлена, позиции которых традиционно были сильны в турецких судебных и полицейских структурах. Заинтересованность в судебном разбирательстве проявляли и те, кто на этом фоне попытался поднять новую волну протестов. Чтобы хоть немного снизить градус общественного недовольства, власти на время заблокировали доступ к социальной сети Twitter и попытались усилить контроль над СМИ.
Шлейф этих скандалов тянется по сей день. В середине декабря турецкая полиция арестовала руководство и сотрудников связанных с Фетхуллахом Гюленом газеты Zaman и телеканала Samanyolu по обвинению в попытке госпереворота. В ЕС объявили, что действия Анкары, нацеленные на ущемление свободы слова, противоречат "европейским ценностям и демократическим стандартам", а заодно и давним планам Турции интегрироваться с Евросоюзом.
Усталость от регулярных перипетий с ЕС копилась на фоне серьезных изменений внутри турецкого общества. Тотальная дискредитация армии, традиционно игравшей в Турции ключевую роль в управлении страной, а также рост популярности насаждаемой правящей партией идеологии умеренного исламизма во многом предопределили политический разворот Анкары от Европы в сторону мусульманского мира.
"ПСР сумела привлечь в центр политической и общественной жизни тех, кто традиционно был от него удален,— консервативное население провинции,— объясняет логику произошедших за последнее десятилетие в турецком обществе перемен Этьен Махчупян.— Из числа сторонников правящей партии начинает формироваться монолитный средний класс, внутри него происходит беспрецедентное сближение светской и мусульманской прослойки". Успехи ПСР, по словам советника премьера, демонстрирует увеличение доли среднего класса с 20% населения в 2002 году до 40% сегодня.
Провал доктрины "нулевых проблем" и тектонические сдвиги внутри турецкого общества вместе создали предпосылки для рождения обновленной внешнеполитической концепции. В ее основе оказалось не тяготение к уже существующим "центрам силы", а экспорт собственных ценностей, ориентированных не только на постсоветские тюркоязычные страны, но на весь мусульманский мир.
"Идеи глобализации проникли в турецкое общество, и интересы живущих в Турции мусульман перестали замыкаться в рамках тюркского мира,— объясняет советник премьера,— наступает понимание, что мусульманская идентичность становится более глобальной и приобретает новый вес".
Слова Этьена Махчупяна во многом укладываются в логику концепции "неоосманизма", это еще один термин, характеризующий растущие амбиции правящей турецкой элиты, стремящейся превратить Турцию в мировой "центр силы".
Впервые термин "неоосманизм" был использован в Греции по следам кипрских событий 1974 года, когда Турция ввела на остров войска, провозгласив создание там независимой Турецкой Республики Северного Кипра. С подачи Афин, обвинивших тогдашнее турецкое руководство в стремлении вернуть историческое влияние на территориях бывшей Османской Империи, это понятие получило негативную коннотацию. Позднее термин "неоосманизм" подхватили западные эксперты, прогнозировавшие возвращение Турции к внешней политике, основанной на имперских традициях.
Турция намерена укреплять связи со всеми партнерами, сохраняя образ связующего звена между Западом и Востоком
В самой Турции понятие "неоосманизм" официально не закреплено ни в одном из документов, однако в конце 2009 года глава турецкого МИДа Ахмет Давутоглу открыто апеллировал к нему в одном из своих выступлений. "Нас называют неоосманами — да, мы и есть неоосманы,— признал он,— мы вынуждены заниматься соседними странами и пойдем даже в Африку". Анализируя геополитические интересы Турции в своей монографии "Стратегическая глубина", Ахмет Давутоглу подчеркивал необходимость усиления политической, дипломатической и экономической роли Турции на Балканах, Ближнем Востоке и в Северной Африке.
Геополитическую роль "старшего брата" Анкара пыталась примерять и раньше. Так делалось в начале 1990-х годов при президенте Тургуте Озале: распад СССР позволил тогдашнему турецкому руководству реализовать многие интересы в бывших союзных тюркоязычных республиках. Туда хлынул мощный поток частных турецких инвестиций, активно задействовались инструменты "мягкой силы", позволившие расширить не только экономическую, но и культурную экспансию. Аналогичные приемы использовались, когда было объявлено "историческое возвращение" Турции на Балканы.
Сегодня Турция продолжает укреплять связи с Африкой и арабским миром. "Африканская стратегия" Анкары предусматривает разработку проектов по развитию стран тропической Африки, в то же время основные политические интересы турецких элит сконцентрированы на севере континента, в период после "арабской весны" охваченного борьбой между светскими силами и сторонниками умеренного исламизма.
Наиболее остро этот вопрос стоит сейчас в Ливии, где установилось двоевластие: светское международно признанное правительство было выдворено ближе к границе с Египтом, а столицу заняло самопровозглашенное правительство, выступающее, как заявили его представители, с позиций умеренного исламизма. Помимо Анкары влиять на ситуацию в Ливии пытается Каир, потому развернувшееся там противостояние часто приравнивают к схватке турецких и египетских властей за сферы влияния в регионе.
В турецких госструктурах подчеркивают, что намерены и дальше укреплять связи со всеми партнерами, сохраняя образ связующего звена между Западом и Востоком и отказываясь от строго европейскоцентричного курса.
Все большее устремление турецких политических амбиций на Восток просматривается, например, в недавнем заявлении Эрдогана о планах более тесной интеграции с Шанхайской организацией сотрудничества. "Это был своего рода посыл Москве, обозначение геополитических интересов Турции на будущее",— комментирует эту инициативу собеседник "Власти" в турецком МИДе.
Курс на сближение с Москвой в Анкаре называют естественным. Декабрьский визит президента России Владимира Путина в Турцию, в ходе которого лидеры двух стран продемонстрировали полное взаимопонимание по всем вопросам, кроме сирийского, стал новой позитивной вехой в и так почти безоблачных отношениях. В нынешних условиях противостояния с Западом Реджеп Тайип Эрдоган оказался для России еще более ценным партнером, чем раньше, за что получил из уст Владимира Путина весомый комплимент — "крепкий мужик". В турецких госструктурах о Владимире Путине отзываются так же хорошо и благодарят его за намерения построить в Турцию новый трубопровод взамен "Южного потока".
Вслед за российским лидером в Анкару направилась высокопоставленная делегация из Брюсселя, пообещавшая ускорить процесс интеграции Турции в ЕС и помочь с содержанием почти 2 млн беженцев из соседней Сирии. "Если бы каждый приезд Владимира Путина так подталкивал ЕС к налаживанию с нами контактов, мы были бы этому только рады",— прокомментировали инициативу ЕС собеседники "Власти" в Анкаре.