Пересидим или преодолеем?

Экономические печали множатся для граждан страны едва ли не ежедневно. Они вторгаются в привычную жизнь то скачками курса в обменниках, то новыми ценами на товары и услуги, то извещениями о сокращении зарплат и перспективе лишиться работы вовсе. Власть убеждена: народ сплочен и к трудностям готов. Убежденность похвальна, но, похоже, обманчива. Неурядицы, которые множатся и затрагивают людей непосредственно, грозят размыть и сплоченность, и готовность. Пакет антикризисных мер, презентованный правительством на минувшей неделе, тревожных ощущений не изменил: он не успокоил ни граждан, ни президента. Куда дрейфуем, пытался понять "Огонек"

Александр Трушин

На прошлой неделе правительство обнародовало долгожданный антикризисный план. Это массивный документ, шесть десятков позиций. Его идеология незатейлива: надо подождать, пока мировые цены на сырье перестанут падать и вернутся после "дна" на стабильный уровень. Эта плодотворная идея вызвала волну разочарований и в экспертном сообществе, и на высшем уровне — президент, поручив Счетной палате взять под особый контроль распределение антикризисных денег, заявил: "Не надо ждать, пока улучшится внешняя конъюнктура, следует самим прилагать усилия для роста экономики, и прежде всего — менять ее структуру". По сути, это холодный душ для правительственной команды, формировавшей антикризисный пакет.

Кабинетная версия

Еще прошлой осенью, когда стало ясно, что страну накрывает небывалый экономический кризис, высокие чиновники заговорили о том, что волноваться не надо — у правительства есть антикризисный план. Деталей спасательной операции, правда, никто не раскрывал, но о том, что комплекс мероприятий продуман и проработан, говорил и экономический помощник президента Андрей Белоусов (в начале декабря), и глава правительства Дмитрий Медведев (в начале января), и его первый заместитель Игорь Шувалов (в Давосе, в конце января).

Эти анонсы на высоком уровне экспертное сообщество, мягко говоря, напрягали: точно было известно, что крупных экономистов к подготовке антикризисного плана не привлекали, публичного его обсуждения тоже не было — пакет готовился в чиновничьих кабинетах в обстановке секретности. Даже не далекий от этих кабинетов и секретности Алексей Кудрин в кулуарах Гайдаровского форума признавался, что ничего о "плане спасения" не знает.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Между тем за период ожидания антикризисного пакета цены на нефть катились вниз, пробив уровни 2008 года и добравшись до показателей 2004-го. Доллар по отношению к рублю рвался на высоты, где он прежде никогда не бывал,— после деноминации 1 января 1998 года он стоил 5 рублей 96 копеек! А индексы ММВБ и РТС вернулись к значениям 2008 и 2005 годов. Быть может, к счастью, но понять, где находится в текущий момент наш ВВП (внутренний валовой продукт), мы не можем — Росстат его еще не сосчитал.

На таком фоне и появился долгожданный, давно обещанный план спасения страны. Вот ключевая цитата: "Правительство Российской Федерации рассчитывает, что постепенная стабилизация мировых сырьевых рынков и предпринимаемые совместно с Банком России меры позволят нормализовать ситуацию на валютном рынке и создать условия для существенного снижения номинальных процентных ставок и повышения доступности кредитования". То есть, похоже, правительство предлагает дожидаться, пока нефть даст вожделенный отскок. Не сказано, правда, при какой именно цене начнется "нормализация": при 60 долларах за баррель? При 80? И до какого уровня после этого будут снижаться процентные ставки?

Что занятно, точной стоимости антикризисного пакета нет. Проект, который члены правительства показывали Владимиру Путину 26 января, стоил 2,4 трлн. Но потом, как написал "Коммерсантъ", Минфин настоял, чтобы из большинства пунктов убрали суммы расходов. Мотивировка оригинальная: они будут рассчитываться ежеквартально или по истечении года.

Впрочем, комментарии министра финансов Антона Силуанова такой подход разъясняют вполне. "Главная цель плана,— заявил министр,— это бездефицитный бюджет". А достигать ее будут за счет сокращения расходов. Всех, кроме расходов на оборону, примерно по 10 процентов с каждого пункта.

По мнению экспертов, однако, объявленный таким образом бюджетный секвестр — не самое интересное в плане. "Самое" — это заявленные в пакете "структурные реформы госуправления". Как выяснилось, значение этих слов надо понимать не в соответствии с буквами, и речь идет вовсе не об изменениях устаревшей структуры экономики в целом или промышленности в частности. Речь, как пояснил Руслан Гринберг, директор Института экономики РАН, совсем о другом: "Под структурными реформами понимается "усиление механизмов саморегулирования и личной ответственности граждан". Если перевести на человеческий язык, это означает сокращение государственных обязательств. То есть теперь граждане сами должны будут платить за образование и здравоохранение. Социальные расходы, в частности пособия по бедности, тоже будут сокращаться".

Возникает резонный вопрос: если секвестр и сокращение расходов главное, то в чем суть антикризисного пакета? Просто пересидеть трудные времена, ничего не меняя? Похоже, вопрос риторический: "Если это план, то должен быть обозначен ясный набор целей, которых правительство хочет достичь,— говорит Сергей Дубинин, председатель наблюдательного совета ВТБ.— Но этого нет. Цифры могут меняться, так же как и намеченные мероприятия, ведь они никак между собой не связаны. О таком документе трудно говорить как о плане, в котором есть какое-нибудь целеполагание".

Четыре раза на том же месте

Нашу страну за последние 25 лет накрывает уже четвертый экономический кризис: начала 1990-х, 1998-го, 2008-го и 2014-2015 годов. И каждый из них мы встречаем с накопившимся багажом нерешенных проблем. Сама повторяемость экономических обвалов ставит вопрос: правильной ли была экономическая политика последних лет, туда ли мы шли все это время?

Но на этот вопрос никто не отвечает, дискуссия ведется совсем о другом: нужно ли отпустить и максимально либерализовать экономику, чтобы "свободная рука рынка" сама навела порядок в большом российском хозяйстве, или следует озаботиться стратегией развития производства и выявлением экономических приоритетов и планированием достижений? Короче: рынок или госрегулирование?

В метаниях на этот счет прошли уже четверть века, пора бы определиться. Но определиться никак не получается, и нынешний антикризисный пакет тому очередное подтверждение — вместо вектора движения избрана тактика выжидания. Внешне вполне разумно: и овцы целы, и волки сыты. По сути же — очередная потеря времени.

Как говорит Руслан Гринберг, "нам всем не повезло, что наша великая трансформация по времени совпала с модой на демонизацию государственной активности. Государство рассматривалось как зло, которого должно быть как можно меньше. Это была западная мода. Мы вообще любим заимствовать не только моду, но и доктрины. Но, в отличие от нас, на Западе к доктринам относятся не так слепо, а с некоторыми оговорками, с поправками на реальную жизнь. У нас же есть генетическая склонность к внедрению единственно верных экономических теорий, будь то марксизм или свободный рынок. Мы легко меняем одну утопию на другую".

Так в борьбе с утопиями страна и переезжает из одного кризиса в другой. Опыта при этом не набираемся, зато "мозоли" уже наросли. По мнению Сергея Дубинина, "к кризису 2008 года у нас сложился отечественный вариант дирижизма, который получил название "ручного управления". Тогда мировой циклический кризис вызвал значительный спад российской экономики. Финансовый кризис сопровождал снижение объемов производства. Методы ручного управления с тех пор не изменились".

Абел Аганбегян, академик РАН, полагает, что Россия застряла на перепутье: "Россия — не последовательно рыночная страна, скорее — государственно-монополистическая и полурыночная. Поэтому у нас государственное регулирование играет значительно большую роль, чем в любой развитой стране".

Хотелось бы понять только: в чем именно эта роль состоит? В удержании статус-кво?

Игорь Николаев, директор Института стратегического анализа ФБК, рисует идеальную картинку сожительства полярных концепций: "Свободный рынок в нормальном понимании предусматривает либерализацию хозяйственной деятельности, ценообразования, рынка труда и т.д. Но обеспечить эту либерализацию может только серьезное регулирование, нормативно отлаженный механизм функционирования рыночных институтов. Госрегулирование в этом случае направлено не на то, чтобы что-то директивно запрещать, а на то, чтобы обеспечить жесткие гарантии существования самого свободного рынка".

До идеала нам далеко. Тем более теперь.

Абел Аганбегян считает, что "сегодня сошлись одновременно три взаимосвязанных процесса: стагнация, рецессия и стагфляция. Самое плохое, что может быть в экономике. Цены растут, спроса нет, экономика падает, деньги дорогие".

Наш кризис не похож на то, что не так давно переживали развитые страны. Европа и США выходили из кризиса за счет снижения цен, но не по указаниям сверху, а в результате уменьшения банковской процентной ставки до нуля. Это называется политикой "количественного смягчения". Если в стране дешевые деньги и дешевые товары, если при этом потребитель уверен, что его не уволят с работы, он покупает. В кризис автомобили продаются на 20 процентов дешевле, и вам еще предлагают кредит с нулевым процентом — вы берете новую машину. И ваш сосед, глядя на вас, тоже думает: почему бы и мне не купить? То же самое с покупкой квартиры. Автомобилестроение и строительство жилья начинают дышать и развиваться. Эти отрасли обладают огромным мультипликативным эффектом, они тянут за собой другие, экономика начинает выходить из штопора.

Но такие меры не применимы к нашему кризису. У нас поначалу народ тоже бросился в автосалоны покупать автомобили. Но никакого мультипликативного эффекта не получилось, потому что автомобили — не нашего производства. У нас ведь отверточная сборка, с очень небольшой долей локализации автостекол и резины. Рынок жилья тоже повел себя странно: рублевые цены на новое жилье подскочили в декабре на 12 процентов, а на вторичку чуть поднялись на 0,2 процента. Оживления продаж тут пока не предвидится.

Почему у нас получается все не как у людей? Руслан Гринберг считает, что "мы переживаем кризис рыночной, но уж очень архаичной экономики. Конечно, мы создали капитализм, но не с человеческим лицом. Примитивная производственная структура плюс скандальное неравенство доходов бедных и богатых людей — такая экономика всегда уязвима. Ведь, в сущности, все благополучие страны основывается на высоких ценах на нефть. В нулевые годы на нас пролился золотой дождь, по тогдашнему курсу около 9 трлн рублей, но львиная доля этих денег пошла в кубышку, а остальные распределялись очень неравномерно и несправедливо. Добавьте к этому повсеместное господство крупного капитала, едва заметное присутствие малого и среднего бизнеса, а также очень мощное государственное давление на частных предпринимателей, и вы поймете, насколько мы уязвимы перед экономическими потрясениями".

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Вопросы без ответов

Антикризисная стратегия, обнародованная в середине прошлой недели, по идее, должна была всех успокоить. Вышло наоборот: граждан волнует не борьба за бездефицитный бюджет, а совсем другие вопросы. Например, какой будет инфляция в 2015 году и что правительство будет делать, чтобы она не зашкалила? Чем кончатся походы прокуроров по супермаркетам — "посадками" продавцов, директивно спущенными ценами и пустыми полками, как в Венесуэле? Будут ли повышаться на величину инфляции зарплаты работникам бюджетного сектора — учителям, врачам, социальным работникам? Что будет с людьми, взявшими в банках ипотечные кредиты? Что делать заемщикам, если они не смогут в ближайшее время их оплачивать? Какими в 2015 году будут процентные ставки по потребительским кредитам? Каким будет пособие для тех, кто потеряет работу, и можно ли будет прожить на него до лучших времен? Будут ли организованы в регионах бесплатные курсы для тех, кто захочет поменять профессию? Состоится ли снижение налогового бремени для малого бизнеса?

Ответов нет. Зато зреет понимание: если будем проедать средства из резервных фондов, ожидая, пока цены на нефть опять поднимутся, тогда ничто не защитит нас от следующего неминуемого кризиса. Ведь нерешенные проблемы его только приближают.

"Снизить ставку, поддержать инвестиции"

Абел Аганбегян, академик РАН

В антикризисном плане правительства много правильного и разумного. Но нет трех важнейших вещей.

Первая — необходимо снизить ключевую процентную ставку ЦБ с 17% хотя бы до 8%, до уровня ожидаемой инфляции. И это надо сделать в ближайшие месяцы. А в 16-м году и то, и другое снижать до 5%.

Но для этого надо по-новому подойти к подавлению инфляции. Это должно быть задачей не одного ЦБ, как сейчас, а главной задачей всего руководства страны. Начать надо хотя бы с разработки трехлетней программы по ограничению тарифных ставок естественных монополий и олигархических структур, с перехода на режим строгой экономии госкорпораций, развития конкурентной среды в народном хозяйстве и др.

Второе. Надо сделать жест доброй воли и отказаться от антисанкций, снова допустить в страну продовольствие из Европы. Это явится серьезным шагом по нормализации отношений с Европейским Союзом и позволит одновременно снизить инфляцию и улучшить снабжение населения. Сейчас для этого очень благоприятный момент — многие на Западе тоже ставят вопрос об отмене санкций. И самое главное, чего нет в плане правительства,— это поддержка форсированных инвестиций. Экономику двигают вперед только инвестиции, и больше ничего. У нас инвестиции уже второй год снижаются. Если не принять программу поддержки инвестиций, они упадут очень сильно — на 10-15%.

Инвестиции — это вложения в будущее. Если инвестиции снизились в 2014 году, значит, в 17-м или 18-м году не может быть экономического роста, потому что новые производственные мощности не закладывались. Нам нужен ежегодный 10-процентный рост инвестиций, как это было предусмотрено в майских указах В. В. Путина, где была поставлена задача повысить долю инвестиций в ВВП с 20% до 25% в 2015 году. Если бы правительство выполнило эту задачу, сейчас не было бы ни стагнации, ни рецессии, ни девальвации рубля. Мы жили бы лучше, с экономическим ростом 3-4%.

Откуда брать деньги для формированных инвестиций? Не из бюджета, там их нет. Но есть активы банков, составляющие около 67 трлн рублей. Цифра, близкая к ВВП страны. Из них инвестиционные кредиты составляют 1,5%. Эту долю легко можно удвоить или утроить. Чтобы переход к форсированным инвестициям дал наибольший эффект и позволил двинуть экономику вперед, надо подкрепить его более сильными мерами стимулирования экономического роста и устранением барьеров на этом пути. Именно поэтому необходимы институциональные изменения и структурные реформы.

"Есть шанс все исправить"

Руслан Гринберг, директор Института экономики РАН

Нам надо задуматься о целеполагании того, что мы делаем с точки зрения экономических перспектив. Ни одна страна не добивалась благоденствия, если она не планировала желаемой цели и путей ее достижения. Нам нужно вводить индикативное планирование, где план — это не приказ, а стимул к развитию. И в антикризисном плане, который мы сегодня обсуждаем, должны быть прописаны не только задачи выживания, но изменения самой структуры экономики. Если мы выживем, но ничего не изменим, мы опять будем зависеть от капризов нефтяной конъюнктуры. Надо создавать такую структуру экономики, которая была бы застрахована от любых турбулентностей на рынке нефти.

Эта задача комплексная, объединяющая разные сферы — технологическую, финансовую, региональную, демографическую. Есть существенные вещи, связанные и с политической системой: несменяемость руководящих экономикой лиц очень сильно вредит развитию. Напротив, сменяемость — это реальный инструмент изменения экономической политики. У новых людей всегда свежий взгляд.

Кризис и санкции дают возможность нам что-то исправить в нашей жизни. Сейчас можно создать что-то новое в противовес той монокультурной экономике, которая у нас сложилась. Производить продукты с высокой степенью переработки, с большей долей добавленной стоимости. Но для этого надо мыслить иначе.

Известен афоризм: "Люди берутся за ум, лишь испробовав все остальные альтернативы". Мы напробовались достаточно.

"Кризис уйдет, а недоверие останется"

Александр Шохин, президент РСПП

Мы предлагаем ориентироваться на системные антикризисные меры, а не ограничиваться поиском оптимального распределения триллиона рублей. По духу это ближе к свободному рынку, хотя включает и меры госрегулирования:

- снижение ключевой ставки — сложно найти легальный бизнес, который может хотя бы вести обычную деятельность при ставке 30 процентов годовых;

- перенос минимум на год реализации принятых решений в части увеличения как фискальной, так и административной нагрузки;

- реализация ряда налоговых стимулов для инвестиционно активного бизнеса (инвестльгота, инвестиционный налоговый кредит и ряд других вопросов);

- стимулирование регионов к активной политике по улучшению предпринимательского климата (значительная часть проблем связана с недостатками в правоприменении), а не "выжиманию" денег из существующего бизнеса и федерального бюджета.

Это далеко не полный перечень антикризисных предложений, но очевидно, что ориентироваться надо на эффективные, а не простые рецепты. Текущий же формат регулирования нельзя назвать идеальным, причем и для кризисного периода, и для периода экономического роста.

Административные барьеры не дают развиваться добросовестному бизнесу. В ряде случаев избыточное и несбалансированное регулирование отношений между экономическими субъектами приводит к перекосам. Соответственно, наша принципиальная позиция — государство не должно слишком активно вмешиваться в экономику, регулирование должно быть эффективным, а не тотальным. Искусственное сдерживание цен традиционно приводит либо к дефициту товара, либо последующему взрывному росту цен, либо (и это худший, но реальный вариант) к банкротству компаний-производителей. Попытка "добрать" сократившиеся из-за ухудшения экономической ситуации бюджетные доходы через административный нажим ведет к сокращению, а не увеличению налоговых поступлений. Ограничения на вывоз капитала лишь ускоряют его бегство из страны.

Но ключевая проблема ужесточения госрегулирования в кризис — радикальное снижение и без того не очень высокого доверия бизнеса к власти. Кризис уходит, а недоверие (а значит, и нежелание инвестировать в сложные, инновационные проекты) остается.

Такая позиция находит отклик у руководства страны. Не зря в послании президента России озвучены не только "точечные" меры, такие как мораторий на проверки для добросовестного малого бизнеса, но и принципиальное изменение подхода к организации контрольно-надзорной деятельности в целом.