11 февраля в Кремле состоится премьера художественного фильма "Территория", в котором рассказывается об открытии месторождения золота на севере России. Режиссер картины Александр Мельник рассказал спецкорреспонденту ИД "Коммерсантъ" Ольге Алленовой, почему он не любит "депрессивное" кино и можно ли с помощью кинематографа создать новую государственную идеологию.
Фото: Коммерсантъ / Василий Шапошников / купить фото
Фото: Владимир Максимов
Фото: Владимир Максимов
"К концу экспедиции все были матерыми полярниками"
Почему вы выбрали для фильма именно такой сюжет — Север, золотодобытчики, советская эпоха?
Я встретил людей, которые хотели снять фильм именно по роману Олега Куваева "Территория", потому что любили его с молодости. У них были первоначальные деньги, и это позволило начать работу. А вторая причина была во мне самом: я любил эту книгу, читал ее, хранил, рассказывал детям. Роман печатался в толстых журналах, он имел колоссальный успех. Это было в семидесятые, я тогда поступил в Одесский гидрометеорологический институт и уже после первого курса уехал в Магаданскую область, в стройотряд. Увидел Север и был им очарован: Заполярье, Арктика, сопки, белые ночи, потрясающие пейзажи, воздух, настроение и настоящий большой труд. А на следующий год я уехал на Обь, и мне попалась эта книга — роман наконец-то вышел отдельным изданием. "Территория" произвела на меня тогда огромное впечатление. И это не просто романтика... Куваев сам иронически говорил, что романтика — для пижонов, которые сидят в городах и портвейн цедят через соломинку. Есть книги, которые сделаны по определенному стандарту, для романтического настроения, а эта книга другая, это такой "Моби Дик". Куваев написал книгу о страсти человека к своему делу, одержимости, связанной с трудом, долгом, честью, достоинством. И о людях, которые ставят работу превыше всего. В хорошем смысле слова — настоящую, большую работу. Но для того, чтобы сделать эту работу, нужно было пройти в одиночку 500-600 км, переправиться через реки — и мы об этом в фильме тоже рассказываем. Сейчас очень сложно вернуть человеку ощущение, что то, что он делает, имеет значение не только для него с точки зрения его личного благополучия или личного достижения.
А сама эта идея не устарела? Про страсть к работе, про то, что твое дело может быть не личным, а неким общественным? Мы живем в век индивидуализма, каждый стремится открыть себя, для себя.
Ну сколько длится век? Проходит век, и вдруг человечество начинает искать смыслы в том, для чего оно живет, работает, задает вопрос: а зачем вообще это все?
Посмотрит молодой человек ваш фильм и скажет: "Ну и что хорошего у геологов на Севере? Сидят без горячей воды, ресторанов, девушек, ради чего?"
У птиц, летящих на Север, есть внутренняя установка: прилететь и попить талой воды, потому что там настоящая живая вода. Они летят на Север, чтобы испить талой воды и вывести потомство. Может быть, и в человеке заложено на каком-то уровне вот это ощущение, что мы все-таки должны совершать какие-то дела, выходить за пределы нашего личного "зачем".
Вам власти как-то помогали в съемках фильма?
Помогали. А как иначе? Это же Север. Вот, например, нам не хватало людей для массовки второго плана, прихожу к главе поселка и говорю: "Слушай, мне нужно человек десять, у которых благородные лица, бороды..." Он улыбается и отвечает: "Посмотри на меня, сейчас я соберу замов, и все будет".
Это все же личные контакты. Государство деньги вам давало? Министерство культуры?
Первый импульс проекту дал Сергей Шойгу, президент Русского географического общества. Ключевыми партнерами фильма выступили Министерство природных ресурсов и Роснедра. Понимаете, роман этот является культовым для каждого человека, который связан с геологией и смежными науками. У наших партнеров была прямая заинтересованность в экранизации книги, так как фильм может привлечь внимание ко многим профессиям, способствовать решению проблемы кадрового голода на Севере. Одно название романа открывало нам многие двери, так как практически все руководители крупнейших компаний-недропользователей не просто знают эту книгу, а считают, что она повлияла на их личную судьбу и выбор профессии. Мы получили поддержку и от Фонда кино, часть средств мы должны вернуть. Но одними деньгами на Севере все вопросы не решишь. Поэтому большую роль сыграла и практическая поддержка компаний на местах.
Это вы про "Норильский никель"?
Да, конечно, и про них тоже. Без их поддержки при съемках в Норильске и на плато Путорана мы бы не справились. Все вертолеты "Норильского никеля" обычно работают под завязку, и просто за деньги арендовать эту технику невозможно — необходимо получить специальное разрешение руководства. А без вертолетов там кино не снимешь.
Какой у фильма бюджет?
500 млн рублей. Немало, но тут и строительство большой декорации (поселок геологов) на Чукотке, и несколько автономных горных экспедиций съемочной группы, и сложные вертолетные съемки, и актерский ансамбль, и постпродакшен фильма в формате 4К. Фильм, кстати, снят на пленку. Все это составляющие, без которых мы бы не получили того качества, к которому стремились.
Когда "Территория" выйдет в прокат?
16 апреля. В феврале--апреле мы поездим по стране, у нас будут премьеры в Магадане, на одном из крупнейших золотодобывающих предприятий, в Анадыре, в Хабаровске. Мы хотим сначала показать его тем людям, которые там живут и являются прообразами наших героев. А премьера пройдет в Кремле 11 февраля. Фильм очень понравился геологам. Ассоциация геологических организаций подключилась, хочет, чтобы фильм как-то прозвучал. У нас будет первый показ в стране в формате 4К, это высочайшее качество. Никто еще не делал этого в России. Экран 30 метров, два проектора, серьезное оборудование.
Где проходили съемки?
На Таймыре, на плато Путорана — от Норильска это километров 300. И на Чукотке.
Сколько времени они продолжались?
Первая, летняя, экспедиция заняла около двух месяцев, потом была весенне-зимняя, еще два месяца, и еще одна в ноябре-декабре, около месяца.
И как ваши актеры выдерживали такие условия? Без горячей воды, тепла...
У нас была баня и в летнем, и в зимнем лагерях. Человек привыкает к разным условиям жизни, а если ему создают минимум комфорта в этих условиях, он даже умеет радоваться. Мы жили в надувных модулях, в палатках, которые подогревались работающим дизелем, воняло соляркой, дуло со всех сторон. Спали в спальниках на раскладушках, потому что другой возможности не было, и снег под дном палатки лежал такими прессованными кусками. После бани народ научился обтираться снегом, обливаться ледяной водой. К концу экспедиции все были такими матерыми полярниками, можно было уже значки раздавать. Летом вообще было замечательно. Воду пили из реки. Удивлялись, как меняется цвет лица, кожа. Отваливалась вся городская шелуха. Люди приезжали со смены, ужинали, играли в волейбол, сидели, пели песни у костров. Потом два-три часа спали — и опять в горы.
Рядом с лагерем было несколько съемочных площадок, до которых мы добирались пешком, своим ходом. А были площадки в горах, куда только на вертолетах. Высаживались, и он летел за следующей партией, не садясь. Все научились на зависающем вертолете выгружаться. У нас очень много локаций в фильме, и это достоинство картины, потому что план постоянно меняется, и мы видим много разных географических площадок. У зрителя постоянно меняется ощущение, настроение: вот озеро черное, а вот старик Кьяе и его яранга, а где-то выпь кричит, а дальше река, потом горы.
Меня впечатлила сцена, когда герой ночью идет по хребту,— красиво, высоко, опасно. А как вы на самом деле это снимали?
Я не могу сказать, что это было безопасно. Это была ночь полярного дня, часа 3 утра, надвигалась гроза, Гришу Добрыгина высадили на хребет, дали ему охранника с карабином. Потому что медведь может подняться, росомахи там есть. Грише дали рацию, у командира экипажа вторая рация, и Гриша ходил по этому хребту туда-сюда, а мы летали и снимали. Было очень тяжело, командир борта в какой-то момент нас всех высадил, оставил только оператора, потому что сильный ветер, скалы, сложные условия, а оператору нужно, чтобы было близко. Это вообще был сложный день для Гриши, он часов 18 отработал, как настоящий полярник. Это хорошая сцена: маленький человек на вершине мира, и он в хорошем смысле властелин этого мира.
"Мы раньше делали великое кино, и мы снова должны его делать"
Мне показалось, или вы все же немного идеализируете страну под названием Советский Союз?
Я не ставил перед собой такой задачи. Мне хотелось показать, какой я видел эту страну и каким был народ, с которым я жил, когда уехал работать на Север. Когда я приехал в Тикси в 1980 году, там была такая коммуна, община молодых людей, потрясающих по своей образованности, интеллектуалов, любителей литературы, пения, музыки. Это были выпускники ленинградских, московских вузов, а я попал туда из Одессы. Это было замечательное время. Настоящая работа: вот летчики прилетели, вот ледовая разведка села, вот геологи пришли, вот пограничники. Деньги были всего лишь следствием нашей работы, но не целью. И может быть, поэтому до сих пор все, что там открыли, обеспечивает страну, например, природными ресурсами.
Но у вас в фильме один герой стреляет в другого из-за денег.
Это не из-за денег, это из-за золота. Этого момента нет в книге, и он еще будет вызывать споры, но мне очень хотелось показать разрушительное, иррациональное влияние золота на человека. Ветераны, которые занимались золоторазведкой, рассказывали мне, какое магическое действие оказывает этот металл на людей.
То есть финал с первоисточником не связан?
Он достаточно вольный. В романе все заканчивается очень коротким эпилогом. Там нет действия, он как будто предполагает дальнейшее развитие. Может быть, Куваев не успел что-то еще сказать. Но мы ведь использовали достаточно много его личных записок, писем, заметок, его незавершенные вещи — например, роман "Правила бегства", где он много философских зернышек разбросал. Мне хотелось отдать дань Куваеву, потому что истории, которые я внес в свой фильм, возникают у него в диалогах и письмах.
А вообще сюжет фильма сильно отличается от романа? На мой взгляд, у вас некоторые герои получились очень современными.
Что-то мы изменили, например, основой для образа Монголова (герой Егора Бероева) стали два куваевских персонажа. Или, например, Сергушова, героиня Кутеповой, у Куваева не занимает такого места. Мы отдали женщине право рассказывать историю. Я очень люблю этих героев, и мне казалось, что они такими и должны быть, разными.
Да, но практически все персонажи фильма, помещенные в жестокие условия Севера, оказались героями. Мне кажется, вы и страну, и людей сильно идеализируете.
В обществе всегда есть определенная доля людей, которые готовы жить такой жизнью и не готовы от нее отказаться ни за какие блага.
И сейчас такие есть?
Да, я их знаю. Действующие геологи, например. Вот у них есть мечта, и эта мечта до сих пор не иссякла, не истощилась, подогревает их, тащит вперед. Они до сих пор любят свою жизнь и свою работу. Это такое большое исключение.
Вы надеетесь, что это перестанет быть исключением, и героев станет больше? Но в кино все всегда выглядит заманчиво, а в жизни серо, мрачно, холодно.
Ну мы-то там жили. Мы все очень мерзли, иногда сутками не спали. Это были тяжелейшие условия, но личное наблюдение подсказывает мне, что большинство людей, которые работали в нашей киноэкспедиции, вспоминают и будут вспоминать ее как одно из лучших событий своей жизни.
Я думаю, властям ваше кино понравится, потому что на нем можно строить некую идеологию.
Мне кажется, что есть идеология государства, которое существует в данный момент. А есть идеология индивидуального человека — это его мировоззрение. Мы живем сегодня в мире, в котором этой идеологии нет. У нас даже нет понимания своей собственной, личной ответственности за то, что происходит вокруг нас. Человек остался в пространстве, в котором ему очень сложно ориентироваться. Ему завязали глаза, раскрутили и говорят: ну, теперь живи! И он ищет хотя бы какой-то звук, какой-то ориентир, потому что внутри ничего нет. Вот этой веры в то, что я могу сделать шаг и не оступлюсь, у него нет. А герои фильма имеют такую силу, они могут с закрытыми глазами идти по хребтам, через реки и взглядом проникать в глубь земли. И это удивительное состояние!
Что такое служить государству? Мы служим государству сегодняшнему, или отдельным людям, которые находятся во власти, или вообще государству как таковому? Россия — это у нас что? Каким периодом времени ограничивается для меня или для вас это понятие? Где те люди, которые служили этому государству вне всяких идеологических параметров, но оставили колоссальный след в истории человечества? В литературе, в искусстве, в географии? Мы закончили работу над "Территорией" поздно ночью, сидели на "Мосфильме", и финский композитор Туомас Кантелинен, который работал над фильмом, сказал: "Александр, мне так нравится наше кино. Ты знаешь, у нас с тобой получилось русское патриотическое кино. Но не пропагандистское, здесь нет пропаганды, а есть добрый патриотизм. Я так рад этому!" Вот его оценке я был очень рад, потому что человек приехал из другого мира, и он понял, что можно рассказывать о России, что за это не стыдно, это можно показывать людям, и, наверное, это поможет нам каким-то образом общаться друг с другом. Ну нет у нас другого выхода — не можем же мы все время жить на ножах. Мы, наверное, должны и силу свою продемонстрировать, но силу не столько физического превосходства, сколько силу духа, силу воли, силу мысли, силу своей красоты.
То есть вы против "депрессивного" кино? Того, в котором говорится, что жизнь безнадежна, бессмысленна, а Россия — жестокая и бесправная страна?
У нас много такого кино. Мне кажется, идет соревнование: кто же еще депрессивнее покажет, как человека превратить в скотину и объяснить, что это некая ошибка Бога? Я совершенно не против того, чтобы такое кино было. Но тогда должно существовать и другое направление, в рамках которого мы все-таки пытаемся разглядеть в человеке отражение Бога. Ведь не может же человек жить одной ненавистью, одной завистью. Все равно же мы верим, что в своей жизни встретим людей, которые нам будут близки, к которым мы не сможем повернуться спиной и которые не предадут нас в сложные моменты жизни. А раз верим, значит, кино об этом тоже нужно снимать.
Есть некий фундамент, платформа, на которой держится цивилизация. Я очень люблю Алексея Лосева и его замечательную работу "Диалектика мифа", за которую он потом всю жизнь страдал. Один из главных для меня выводов, которые он делает: народ, перестающий творить мифы, обречен на поражение, развал и уничтожение.
Но, создавая мифы, можно уйти в параллельную реальность и оторваться от жизни.
Реальная жизнь делается реальными людьми. Если человек верит в то, что здесь он может жить вот так, то он и будет так жить. Вот приезжает Егор Бероев на площадку, и мы ему говорим: два-три дня готовься, потом съемки. На следующий день прохожу мимо его палатки и вижу, что он вокруг нее колышки поставил, плетень сплел, вычистил все, столик какой-то организовал и вечером сидит чай пьет. Человек создал себе определенный уровень комфорта, потому что у него внутри есть понимание, что человек должен жить как человек. В красивом месте, которое красивым может стать, если он туда пришел. И все вдруг посмотрели и сказали: "Красиво же, давай-ка и мы так сделаем". И в нашем лагере началось преображение. Вот так и в остальной жизни. Есть люди, художники, писатели, режиссеры, которые несут импульсы, и от этих импульсов зависит, как будет жить простой человек. Сегодня стремительно разрушается вот эта система взаимоотношений с авторитетом, с героем. Мы все время повторяем: у нас все плохо, героев нет, мы разрушаемся. А кто в этом виноват? Государство? Или мы все вместе взятые?
Но власти герои не очень нужны — потому что ими сложно манипулировать.
Герои бывают липовые, а бывают настоящие. Если создать систему производства героев, то их можно много наделать. Но, столкнувшись с реальными обстоятельствами, они в какой-то момент начинают рассыпаться. Для того чтобы не рассыпались, существует в первую очередь литература — она героя рассматривает, выбирает, заставляет проходить через все и остаться героем. Для этого существует и драматургия театральная, для этого и кино. Один приятель рассказал мне, что во Владивостоке академический театр поставил спектакль по роману Валентина Пикуля "Крейсера" — о том, как русский крейсер, окруженный японцами, не сдается и уходит под воду с поднятым флагом. И вдруг — какой-то невероятный успех, билеты проданы до весны. И пришел на спектакль какой-то руководитель региона. "Он же броней покрыт,— рассказывает мне приятель,— а тут вдруг в конце спектакля плачет". Значит, кто-то нашел в броне щель, через которую его в сердце укололи легонько и сказали: "Слушай, ты же рожден для того, чтобы быть таким, как эти герои". У меня есть ощущение, что мы стоим на пороге, когда творческим людям открываются потрясающие возможности — только надо человека представлять человеком. Есть же "Весна на Заречной улице" и есть "Июльский дождь" — разное кино, сделанное в одно время, но в этом кино есть люди, которые каким-то образом повлияли на нас. Мы раньше делали великое кино, и мы снова должны его делать.