06.02.2015, 00:00

Война взглядов

Михаил Трофименков о фильме Конрада Вольфа «Мама, я жив»

Советская интеллигенция не уважала кино ГДР — в отличие от польского и венгерского,— считала серым и казенным. Казалось бы, хватало одного Конрада Вольфа (а были еще Франк Байер, Златан Дудов, Курт Метциг), чтобы это мнение изменить. Но автор "Звезд" (1958), первого в мире великого фильма о еврейском геноциде, и "Гойи" (1971), сыгранного Донатасом Банионисом, пожалуй, что и не воспринимался как немецкий режиссер. Он был своим, как своим был для советских разведчиков и родной брат Конрада (1925-1982) — гений разведки Маркус Вольф, которого они звали просто "Мишей". Братья росли в СССР, куда бежал от нацистов их отец — знаменитый драматург ("Профессор Мамлок") и не менее знаменитый врач, гигиенист и борец против запрета абортов Фридрих Вольф. В Германию Конрад вернулся советским офицером, сотрудником "Подразделения по разложению войск противника", работавшего в пекле передовой, фронтовым другом и конкурентом по добыванию "языков" Эммануила Казакевича, временным комендантом городка Бернау: об этом он снимет "Мне было девятнадцать" (1968). "Многие знакомые, даже, пожалуй, друзья станут думать, будто у меня болит сердце оттого, что жаль немецкие города, население. Я заявляю совершенно открыто — нет, мне не жалко, потому что я сам видел, что они натворили в России, и я понимаю, что только таким путем можно отговорить когда-либо снова затевать войну". И "Мама, я жив" можно было бы назвать одним из лучших советских фильмов о войне, хотя — несмотря на обилие блестящих советских актеров — это даже не копродукция. Просто он очень близок и "лейтенантскому кино", и военному реализму в духе Алексея Германа: войне Вольфа веришь безоговорочно, он знал на собственной шкуре то, о чем снимал. Знал, как режут пайковый хлеб, как танцуют девчонки — военные переводчицы (одна из лучших ролей Маргариты Тереховой), как мельтешит генеральский адъютант (Евгений Киндинов).

Весь фильм построен на скрещении взглядов: персонажи могут ничего не говорить — их взгляды слишком красноречивы. Даже у тех, кто ненадолго мелькает на экране: детей на глухом полустанке, крестьянок, какого-нибудь старшины в бане. И эти взгляды ранят героев навылет. Ведь они, пусть и переодетые в красноармейскую форму без знаков различия, для советских людей остались "фрицами", а для "фрицев" стали предателями. Гюнтер (Петер Прагер), Вальтер (Уве Цербе), Карл (Эберхард Кирхберг) и Гельмут (Детлеф Гисс) — бывшие плотник, гимназист, студент-теолог и сельский почтальон, выдающий себя, интересничая, за циркача-акробата. В советском плену они "изменили рейху", присоединились к комитету "Свободная Германия", но продолжают решать для себя дилемму, которая даже не вставала перед юным Конрадом Вольфом: насколько далеко они готовы зайти, смогут ли они стрелять в соотечественников? И Вольф, несмотря на свою былую категоричность, относится к их чувствам осторожно и бережно. "Свои" немцы — товар дефицитный. У майора-пропагандиста Мауриса (Банионис) их волевым решением конфискует генерал (Иван Лапиков), которому они нужны для заброски во вражеский тыл. Плотник Вальтер отказывается, потом соглашается, не желая возвращаться в лагерь, и уходит на смерть, а в живых остается — так решил жребий — Гюнтер, как раз мечтавший о революции в Германии. Если искать образец работы со звуком, ничто не выдержит сравнения с эпизодом из "Мама, я жив". "Утомленные солнцем" штабного баяниста вдруг переходят в "Землянку" и замирают. Уступив место девичьему — губами, почти без звука: "Горе горькое по свету шлялося и на нас невзначай набрело". Русское горе было горем и для Конрада Вольфа.

"Mama, ich lebe!", 1977