 |
— Вы признаете, что ваш недавний приказ расстреливать на месте тех, кто убивает русских жителей, был противоправен?
— Почему-то ни прокуратура, ни правозащитники не обратили внимания на известное обещание Владимира Путина "мочить террористов в сортире". На меня же спустили всех собак за то, что я призвал уничтожать убийц — обратите внимание — в момент совершения ими тягчайшего преступления, а не во время посещения ими туалета.
Шум по поводу моего заявления Каламанов (уполномоченный президента России по правам человека в Чечне Владимир Каламанов.— Ъ) поднял с целью саморекламы: дескать, смотрите, какой он принципиальный — готов защищать права даже террористов. Он бы лучше права мирных жителей защищал, которые попираются денно и нощно, а уж с бандюгами мы как-то сами разберемся.
— Кто и зачем убивает русских в Чечне?
— Не исключаю, что непосредственными исполнителями являются молодые чеченцы, которые таким образом зарабатывают себе на жизнь. Я слышал, что за одного убитого русского платят 300 долларов США — огромные деньги для Чечни. Но я абсолютно убежден, что заказчики этих преступлений находятся за пределами Чечни, а цель их — противопоставить русских чеченцам, сделать конфликт на Северном Кавказе межэтническим.
— Полтора года идет война, и фактически все ключевые фигуры боевиков не пойманы. В чем дело — они всесильны или бессильна российская армия?
— Вряд ли федеральные вооруженные силы, федеральные оперативники, спецслужбы справятся с этой задачей самостоятельно, вряд ли. Да, Басаев, Радуев, Масхадов могут быть ими пленены, убиты, но это будет чистой случайностью. Ну, если такова судьба, если они где-то там споткнутся, ошибутся, попадут под массированный артиллерийский огонь, который открывается то там, то здесь... Я не считаю, что это возможно в результате подготовленной спецоперации без участия чеченцев, без участия оперативных подразделений, которые будут состоять именно из чеченцев. Главная ошибка сейчас — это то, что нам, чеченцам, до сих пор не доверяют, на нас до сих пор не делается основная ставка в антитеррористической операции.
Недавно новый министр внутренних дел Борис Грызлов упрекал меня за то, что я не могу обеспечить порядок в городе. Смешно! В моем подчинении 12 моих личных охранников, которые даже не имеют права на ношение оружия. Формально мою охрану можно назвать незаконным вооруженным формированием. А федералов сколько? Десятки тысяч, причем до зубов вооруженных. Почему же им не удается изловить бандитов и террористов, защитить местных жителей от насилия? Потому что они не заинтересованы в этом. Федералам не жить в Чечне — повоевали и уехали. Отсюда и наплевательское отношение к республике, к бедам ее жителей. Посмотрите, все силовики в чеченском правительстве — нечеченцы. Нам не доверяют. Сотрудники местной милиции практически безоружны, не у всех есть даже служебные удостоверения. Я уж не говорю про экипировку, связь и транспорт. А как у прикомандированных милиционеров? Вооружены и экипированы по последнему слову, все на колесах, и, конечно, никаких проблем с зарплатой.
Повторяю, никогда федералы не смогут навести порядок в республике. Это под силу только нам, чеченцам.
— А вы не боитесь, что, если вооружить чеченцев, война станет гражданской?
— Может быть, в ваших словах есть какой-то смысл. Но у меня есть своя логика. Я еще раз говорю, что, до тех пор пока чеченцы не возьмутся за оружие по идейным соображениям для борьбы с бандитами, эта война будет продолжаться и они будут гулять на свободе. Нет желающих поймать Басаева, нет желающих поймать Масхадова. Именно среди чеченцев нет. Вот когда федеральный центр создаст такие условия, при которых появятся желающие это сделать, тогда они будут пойманы. Как это сделать? Некоторые считают, что надо заплатить деньгами, что можно это сделать. Я вас уверяю — нельзя! Я беседовал с руководителями и Министерства обороны, и МВД и говорил, что можно нанять убийц — одного, второго, третьего, но я вас уверяю, что такую сложнейшую задачу за деньги не выполнить. Чеченцы выполнят больше за медаль, чем за миллион долларов.
— Вряд ли можно упрекнуть федералов в том, что они боятся давать оружие чеченцам. Ведь они могут с этим оружием уйти к боевикам.
— Я не знаю. Но у меня на это есть очень простой ответ: если мы боимся вооружить несколько тысяч чеченцев-милиционеров, то что мы вообще делаем в Чечне? И правое ли наше дело?
— Вы неоднократно публично обвиняли российских военных и милиционеров в преступлениях против местного населения, но не всегда доказательно. Например, вы говорили, что милиционеры из Ханты-Мансийска убили и закопали на территории Октябрьского ВОВД 17 местных жителей. Однако трупов так и не нашли.
— У меня есть свидетель, который видел, как заместитель начальника Октябрьского ВОВД отрезал ухо одному из задержанных чеченцев! При этом велась видеосъемка.
— Живому?
— Именно живому. И этот свидетель жив до сих пор. Он может дать в любое время показания. 28 человек, привод которых в Октябрьский ВОВД задокументирован, пропали бесследно. Куда они, по-вашему, делись? Я хочу, чтобы руководство российского МВД ответило на этот вопрос. Не могут же люди просто испариться — либо они убиты, либо сидят в какой-нибудь тюрьме. Третьего не может быть!
А 17 трупов... Да, я их не видел. Но о захоронении рассказали люди. А когда мы приехали туда, нас туда не пустили. На второй день нас тоже не пустили. На третий день объявили, что ничего нет, но мы раскопки продолжим... Сейчас они приостановлены.
Я все-таки намерен заставить ответить этих людей за убийство 250 человек на территории одного района города Грозного. Это после войны! 137 только убитых от огнестрельных ранений. Это люди, которые после войны выходили на улицы. Их один застрелил, второй застрелил... Есть свидетели, которые говорят, что не боевики стреляли, стреляли те, кто охранял этот район. Еще 57 неопознанных трупов — это уже порядка 190. 28 я уже упоминал, и еще 26 пропавших на этой территории без вести — это порядка 250 человек. Это те люди, которые нами установлены. А сколько неустановленных?
Можно посчитать, что в одном районе Грозного каждый день за год после войны убивали по одному человеку! Что он делал, этот ОМОН? Для чего они приехали из Ханты-Мансийска сюда? Что, у них своих хантов и мантов не было для того, чтобы каждый день убивать у себя?!
Если они пришли наводить порядок и охранять мирных чеченцев таким образом, что в районе каждый день убивают по одному человеку, то нам такой порядок не нужен. Вот почему война не заканчивается, вот почему!
У нас появляются любители, которые на эту мою правду отвечают, что вот Бислан пошел против власти, начал обливать грязью войска, милицию. Тех, кто воевал, я никогда не обливаю грязью. Сейчас в Чечне находятся как раз те, кто не имеет никакого отношения ни к войне, не имеют никакого отношения ни к боевым действиям. Это в основной своей массе люди, приехавшие заработать деньги. Вот те, кто воевал, мирных людей не убивали. Те, кто действительно имеет заслуги и перед Чечней, и перед страной в целом, грудь не выпячивают.
— А вам не надоело постоянно воевать? Вы небедный человек и могли бы спокойно жить, забыв о Чечне.
— Мои домашние были бы рады, если бы я принял такое решение. Да и я сам не однажды задумывался об этом, но каждый раз отбрасывал эту мысль. Если мы, чеченцы, устранимся, то кто же восстановит нашу разрушенную республику? Хотя воевать мне действительно надоело — с удовольствием занялся бы бизнесом. Но, увы, пока у меня других дел хватает.
— Если верить слухам, то у вас все же хватает времени и на бизнес. Поговаривают, например, что ваши люди контролируют незаконный вывоз из Грозного конденсата и металла.
— Кто так думает, пусть приезжает в Грозный и посмотрит, что там можно своровать. В Грозном не работает ни один завод, в Грозном не добывается нефть, в Грозном не перерабатывается нефть. И если что там есть, это конденсат, нефтяные отходы, которые растаскивает население. Они живут на этом конденсате. Моя программа была открытой, я сказал: "Эти люди мрут от голода. Пусть они хоть из-под земли достают этот конденсат, продают его и хоть на эти деньги существуют". Если кто-то считает, что мэр на этом наживается и команда мэра на этом наживается, я им предлагаю этот город — пусть приедут и попробуют. Что касается металла, то да, весь город — это металл. Весь город — это металл, это куча мусора, это куча сваленного строительного материала. Если опять же кто-то позарился на этот металл, то ради бога — пусть приезжает, я готов свое место уступить.
— Скажите честно, мечтаете стать президентом Чечни?
— Будь по-моему, я бы уже в конце года провел в республике выборы. Не поверите, на президентских выборах я бы поддержал Ахмада Кадырова. Что касается меня, то я жду нового назначения. Мне на выбор предложили несколько должностей: заместителя полпреда в Южном федеральном округе по Чечне, заместителя председателя чеченского правительства и еще одну, про которую я пока не могу говорить. Но какой бы в будущем пост я ни занял, влияние в Грозном я сохраню.
Знаете, я к проблеме чеченской власти отношусь с легкостью, может быть, иногда с преступной легкостью, хотя сам не считаю, что она преступная, и с таким оптимизмом, что, наверное, мне надо бы только завидовать. Я считаю, что, когда сам Бог посчитает, что нужен Гантамиров, не будет такой силы, которая бы могла мне воспрепятствовать в этом.
Меня вообще трудно сломить. Я не люблю вспоминать тюремную жизнь, но даже там я, как говорится, адекватно реагировал на малейшую попытку надавить на меня. Первое время я сидел в камерах, где по сто человек было. Выяснив мое милицейское прошлое, некоторые сокамерники, считавшиеся крутыми, пытались подчинить и меня своим порядкам. Пришлось постоять за себя. А вообще, надо сказать, что те три с половиной года, которые я находился в неволе, не прошли для меня даром. За это время я прочитал больше книг, чем за всю свою предыдущую жизнь, бросил курить. А вот плохих привычек не приобрел. Ни разу даже карты в руки не взял!
— И все-таки скажите, вы не устали от политики? Насколько вашего ресурса может хватить?
— До тех пор пока меня обратно не посадят в тюрьму (смеется).