 |
Новый роман Юрия Мамлеева "Блуждающее время", который в этом году номинирован на премию "Букер", начинается со встречи на скамеечке где-то в районе Арбата: с молодым человеком по имени Павел заговаривает странный старичок. По воле Безлунного — так зовут старичка — герой попадает в загадочную квартиру. Когда ему после ссоры с хозяевами чудом удается оттуда выбраться, оказывается, что он побывал в прошлом: беременная женщина, которую он видел, была его собственной матерью, а парень, которого он побил,— его отцом.
— Извините, начну с банальности: как вам, семидесятнику, живется в новое время?
— К сожалению, я часто вижу в глазах людей ожесточение. Вспоминаешь 60-70-е годы, когда люди на улицах были гораздо более добрыми. Сейчас чувствуется затаенный страх перед незнакомым человеком. Нужно укрепить нормальные человеческие традиции, тогда всем легче будет жить в стране. Разгул негативизма — плевать на семью, плевать на других, лишь бы тебе было хорошо,— для российского человека с его крайностями губителен. На Западе индивидуализм очень жесткий, но там это сглажено организацией жизни. В России нужна гармония.
— Похоже на Астафьева или Распутина...
— Распутина я очень люблю, великолепный писатель и человек тоже. Вообще "я" творческое и "я" человеческое могут очень сильно различаться. У писателя существует художественное видение, по нему он идет, как по лучу. И он в этом смысле уже несвободен, талант его ограничивает, как это ни парадоксально звучит. Конечно, бывает, что два "я" сливаются: ярчайший пример — Александр Блок. Или есть более или менее спокойная литература вроде, например, "Записок охотника" — тогда человеческое и творческое тоже совпадают. Но чаще бывает большой разрыв. Это известно: юморист может быть мрачным человеком. А человеческое "я" можно высказать в публицистике.
— Если нужно... Ведь писатель может быть аполитичным и не зависеть от властей?
— Что касается отношений с властью — это проблема не писателей, а проблема власти. Писатель должен быть абсолютно свободен. Он, безусловно, любит свою родину, но это не значит, что он должен приближаться к власти. Власть всегда исходит из своих соображений. В советское время это было понятно. Но любая власть, будь то Россия или Западная Европа, и даже академические институты с опаской относятся к литературе нового плана. Мол, может быть, он и великий писатель, но он необычный. Лучше проверенные, традиционные писатели. Поэтому и получается, что более 30% писателей, получивших Нобелевскую премию, давно забыты. А великие имена, определившие развитие литературы в XX веке: Джойс, Музиль, Кафка, Пруст... На них смотрели с ужасом. "Лолиту" Набокова и близко не подпускали к Шведской академии.
— А каковы перспективы у сегодняшних молодых писателей?
— Внешне в нашей литературе произошел большой переворот. Писатели перестали играть роль идеологических функционеров, стали свободными, но их социальный статус понизился. Все оказалось поставлено на коммерцию. Выживать могут те, кто печатается за границей, основная масса просто как-то перебивается. Но статус, престиж литературы по-прежнему очень высокий. Молодые люди страстно хотят писать. Хотя первые шаги материально вообще ничего не дают. Но культурный статус писателя или художника в России необычайно высок по сравнению с Западом. Получилось так, что политический статус писателя не то чтобы снизился, он отодвинулся. Писателей перестали рассматривать как каких-то политических деятелей. Это в общем-то нормально. Если раньше на каждое невинное стихотворение Серебряного века смотрели как на идеологическую диверсию, это был абсурд. Сейчас я удовлетворен статусом писателя в России.
— А своим новым романом?
— Новый роман стал для меня переломным. Обычно, если в произведении описывается сдвиг во времени, это — либо литературный прием, либо фантастика. Мне же фантастика совершенно чужда. Я, вслед за Достоевским, считаю, что сама жизнь гораздо фантастичнее. Меня интересовала психология и метафизическая судьба человека, попавшего в водоворот времени. Если это представить реально, а не в качестве приключенческой литературы, это настолько жутко, что совершенно неописуемо. Существуют вполне реальные свидетельства того, что люди, перемещаясь во времени, попадали к нам из будущего. Подобные истории зафиксированы во Франции, в Великобритании — однако научного объяснения пока не получили. Сходный случай стал темой "Блуждающего времени".
Двигатель романа — это судьба человеческого "я": кто мы и кто я? Герой встретил в прошлом мать. Возникает вопрос, может ли он встретить самого себя. Если бы это произошло, все бы сместилось. Этот роман в известной степени — анти-"Шатуны" (предыдущий роман Мамлеева, главный герой которого, Федор Соннов, на пути к истине совершает кучу убийств.— Ъ). Второстепенные герои "Блуждающего времени" еще напоминают шатунов. Но мрак "Шатунов" необходимо было преодолеть. Хотя, конечно, этот мрак тоже относительный: мне стало известно, что чтение этого романа спасло двух человек от самоубийства.
— Правда?
— Первый шаг в нашей жизни — ощущение мрака: жизнь короткая, убивают все время, и вообще плохо... Но ясно, что существует какой-то свет, выход. Гоголь пытался изобразить светленькую жизнь на обыденном уровне — ничего не вышло. Если бы я пошел по этому пути и изображал счастливеньких людей, которые ухаживают за своим садиком,— это был бы анекдот. Я пытался найти выход за счет расширения реальности. Мир — вовсе не тюрьма. И время, если по нему путешествовать, может стать пространством. Реальность настолько огромна и фантастична, что говорить о каком-то тупике смешно. Как индолог, приведу знаменитые слова "Упанишад": "Не ищите счастья в малом, а ищите счастья в огромном". Счастье заключается не столько в жизни, сколько в бытии. Поскольку жизнь — только форма бытия. Беда моих героев в том, что они пытаются ответить на вопросы, которые человеческий разум вместить не может. Попытки найти решение могут лишь привести к безумию, к прорыву в неизвестность. На вопрос "Почему мир лежит во зле?" никто ответить не в состоянии.
Юрий Мамлеев родился в 1931 году в Москве. В 1955 окончил Лесотехнический институт, преподавал математику и физику в школах рабочей молодежи. Первые рассказы были опубликованы лишь за границей. В 80-е выходят переводы на европейские языки книг "Небо над адом" и "Изнанка Гогена", а также самый известный роман — "Шатуны". В России писателя читают в самиздате. Жизнь тогдашних подпольных эзотерических кружков описана в его романе "Московский гамбит" (1985).
В 1974-м он вместе с женой эмигрировал в Америку. Преподавал в Корнельском университете. С 1983-го жил во Франции. С конца 80-х Мамлеева начинают издавать на родине. Писатель публикует и свои философские сочинения, в том числе ключевую работу "Судьба бытия". В середине 90-х Мамлеев возвращается в Россию. Сейчас он живет по очереди то в Москве, то в Париже. В прошлом году писатель был удостоен Пушкинской премии фонда Альфреда Тепфера.
"Шатуны, шептуны, бегуны"
"Управдом перед смертью", "Утопи мою голову", "Упырь-психопат", "Прыжок в гроб", "Люди могил", "Дикая история", "Блаженство и окаянство" — все это типичные названия мамлеевских рассказов. Неповторимый стиль писателя узнаваем уже с первых строк.
"-- Семен Кузьмич сегодня умер.
— Как, опять?!
В ответ всплеснули руками. Этот разговор происходил между двумя темными, еле видимыми полусуществами в подворотне московского дворика".
"Михаил Викторович Савельев, пожилой убийца и вор с солидным стажем, поживший много и хорошо, заехал в глухой район большого провинциального города".
"Шел 1994-й год. Зарплату в этом небольшом, но шумном учреждении выдавали гробами".
В чеховском формате Мамлеев описывает достоевские страсти. Композиция его рассказов всегда выверена до мельчайших подробностей. Чем точнее определено время и место в начале рассказа, тем в финале открытее будет выход в обобщенную бесконечность. Его герои — "шатуны, шептуны, щекотуны, бегуны и хохотушкины". Даже самая шокирующая отечественная реальность и самая рутинная повседневность не могут отвлечь их от поисков "иного" и "запредельного". В стремлении к смерти сходятся и простой мужик — серийный убийца Федор Соннов, и московские "метафизические" интеллигенты. Поиски продолжаются и в романном пространстве "Шатунов": "Набросившись, они стали что-то вынимать из сеток. К немалому удивлению Федора, это оказались: два щенка, котята, птички в клетке и еще какая-то живность... Тот, кто был с непонятно-дегенеративным лицом, схватил щенка и, вцепившись, перекусил ему зубами горло... Тоненький, присев, сделал какие-то нелепые, похожие на ритуальные движения и, вынув иглу, стал выкалывать котятам глаза. Белокурый же, спрятав личико на нежной груди, покраснев от усилия, пинцетом расчленил птенчика. Молодой же человек в белой рубашке сидел на пеньке и, отпивая сухое вино, плакал".