"Я, если честно, не понимаю, что мне 50 лет,— сказал АНАТОЛИЙ КАРПОВ в ответ на поздравления корреспондента Ъ АЛЕКСЕЯ Ъ-ДОСПЕХОВА с юбилеем.— Ощущения такие, потому что жить интересно, потому что планов много".
— Наверное, великими чемпионами становятся те, в ком стремление к этому заложено с рождения?
— Я пришел в шахматы не потому, что хотел стать чемпионом, а просто потому, что очень их любил. Вообще, это огромное счастье, когда работа и увлечение совпадают. Значит, я счастливый человек.
— Какие моменты в жизни вы чаще всего вспоминаете?
— Если брать шахматы, то их было очень много. Мне ведь принадлежит абсолютный рекорд. Я 16 раз становился чемпионом мира в личном и командном зачете: последний почему-то часто забывают. Семь раз был чемпионом Европы... Можно пойти дальше: количество выигранных соревнований, партий, лучшие процентные результаты на турнире — как в классических, так и в быстрых шахматах... Из значимых только одно достижение у Каспарова — по индивидуальному рейтингу. А в жизни?.. В жизни, по-моему, тоже все нормально: живем дружно, дай Бог всем здоровья. Сыну — 21 год, дочке — скоро два года, начинает говорить.
— Вот вы говорите, что абсолютно счастливый человек, что жизнь удалась. Зачем тогда было это открытое письмо Кирсану Илюмжинову?
— Да потому что в шахматах, по-моему, наконец сложилась такая ситуация, когда можно найти общий язык. Нет, не с FIDE. Я имею в виду понимание среди гроссмейстеров экстра-класса, которое бы позволило все-таки выработать нормальную формулу чемпионата мира, объединить разные системы. Пусть FIDE проводит свой чемпионат, любительский. А ведущие гроссмейстеры, если объединятся, уверен, смогут привлечь финансовые средства, чтобы организовать настоящий турнир. И тогда посмотрим, какую из двух систем предпочтут шахматисты: лотерею FIDE или настоящее профессиональное первенство.
— По существу, речь идет о возвращении к той системе, при которой вы были чемпионом мира?
— Думаю, что так. Разве что на первых порах придется сделать какой-то матч-турнир. И все сильнейшие должны будут признать его победителя чемпионом мира. А потом уже все как раньше — отборочные соревнования, затем встреча за титул.
— В FIDE говорят, что такой растянутый по времени цикл не очень интересен...
— А что на самом деле интересно в чемпионате мира, который организует она? Да только финал. Вся предварительная часть — пустой звук. В свое время был проведен такой опыт на турнире в Тилбурге: там поменяли традиционную круговую систему на "нокаут". Участвовало в этих соревнованиях гораздо меньше шахматистов, чем в чемпионатах мира. И все равно опытные голландские журналисты признавались, что на первых порах, допустим в 1/32 финала, им просто не о чем писать! Приходили в себя журналисты лишь в полуфинале. Так вот, то же самое происходит на чемпионатах FIDE.
— Многих удивило, что ваша подпись появилась в знаменитом открытом письме рядом с подписью Гарри Каспарова. Значит, вы теперь готовы к компромиссам?
— Нас объединила опасность, которая нависла над шахматами. Ни Каспарову, ни мне, ни другим чемпионам мира не нравится то, что титул обесценивается. Если сегодня любой шахматист без труда назовет вам имена всех чемпионов мира, то скоро, если нынешняя система сохранится, мы придем к тому, что не будут помнить даже последних. Гроссмейстер Свешников однажды правильно сказал: отсчет "исторических" чемпионов закончился на Каспарове, а дальше пошли "новые" чемпионы. Три года назад я обыграл Вишванатана Ананда и стал чемпионом по новой системе. Владимир Крамник стал чемпионом, так скажем, по системе Каспарова... Согласитесь, все эти неясности только вредят. Как, кстати, нанесет урон шахматам и идея изменения контроля времени, если она будет реализована. Ведь мы привыкли наслаждаться красотой партий, искусством. В конечном счете же можно и монетку бросать.
— Кирсан Илюмжинов и его сторонники считают, что при более жестком контроле партии станут более зрелищными, а следовательно, привлекательными для болельщиков...
— Чушь. Как и заявление Илюмжинова, что изменений требует МОК, чтобы шахматы могли быть включены в программу Олимпийских игр. Да обман это, нет таких требований. В феврале я разговаривал с Самаранчем. Ни слова не было сказано о каких-то требованиях, которые ставит МОК. Единственное пожелание — именно пожелание — это найти формулу, которая бы привлекала к участию в чемпионатах мира всех сильнейших шахматистов. МОК ставит условия исключительно по программе Олимпийских игр. А федерация очень слабо работает. В 1998 году была возможность обсудить олимпийскую тему с руководителями МОК. Вопрос ставился так: в какие Игры входить — в летние или зимние? Руководители МОК склонялись к тому, что лучше в зимние, поскольку программа летних и так перегружена. С точки зрения освещения в прессе это было бы более выгодно. Но прошло три с лишним года, а FIDE даже не выработала предложения, какими она видит олимпийские шахматы: то ли это будет личный турнир, то ли командный, как будет определяться состав участников... Если бы у меня было время, я бы разработал систему за неделю. А тут недавно Илюмжинов заявляет, что шахматы будут на Олимпиаде в Солт-Лейк-Сити, что идет активная работа. Какие шахматы, если уже мест в гостинице не достать! Я спросил Самаранча, когда теперь идея может осуществиться, может, в 2006 году. Он ответил, что с такими темпами мы имеем слабенькие шансы на 2010 год.
— Вот мы говорим об Олимпиаде. А не кажется ли вам, что то звание чемпиона мира, которым владели вы, было самодостаточным?
— Ну, звание чемпиона мира в личном зачете — это мечта для миллионов шахматистов! За всю историю розыгрышей им владели лишь гиганты шахмат. Даже непродолжительное чемпионство, как у Таля,— это целая эпоха. А Ботвинник был чемпионом с перерывами 15 лет, я — десять... Вообще, в мире спорта, быть может, это самое желанное звание.
— Десять лет на вершине — это было тяжело?
— Безумно. Вообще, удержать титул гораздо сложнее, чем его завоевать. Видимо, человеческая психология, резервы организма настроены на достижение новой цели, а не на повторение. Когда ты пытаешься достичь цели, ты все подчиняешь этому, жертвуешь почти всем. Когда достиг, то появляются какие-то другие планы, интересы.
— С Виктором Корчным в 1978-м вам, иными словами, было интереснее играть, чем спустя шесть лет с Гарри Каспаровым?
— Да нет, с Каспаровым у меня тоже все матчи боевыми были. И зрелищными. Это я возвращаюсь к теме, какая система интереснее. Матч в Севилье вообще был рекордным по количеству освещавших его журналистов — 670, со всех стран мира! А с Корчным... Пресса приезжала в далекий филиппинский Багио, в крохотный швейцарский курорт Мерано, где и разместиться-то толком было нельзя. Если есть имена, есть ажиотаж. А если, как сегодня, до финала добираются случайные люди, вроде румына Нисипяну в Лас-Вегасе, а Крамник может вылететь в четвертьфинале, то нет и ажиотажа.
— Кризис системы...
— Да, кризис. Возникший из-за кризиса руководства. Они не понимают, что творят, пытаются поменять все, в том числе и то, что менять не надо. Да, наверное, матчи за титул были слишком длинными. Но так ведь можно сократить число партий — с 24, скажем, до 18 или 16. Мы же с Гатой Камским так и играли. И в Элисту, в степь, в город, который на карте найти никто не может, приехало огромное количество людей.
— Почему к вам в FIDE не прислушивались?
— Почему Русь пала перед татарами? Была бы единой, не пала бы... FIDE как-то лавировала между группами шахматистов, используя нашу разрозненность. Я не могу сказать, что шахматисты всегда были вместе, но существовали общие позиции. Из-за этого с нами вынуждены были считаться, по крайней мере с чемпионами мира. А тут возникли какие-то странные люди, странная структура — FIDE Commerce. Ее лидер (Артем Тарасов.— Ъ) футболками, помнится, торговал. Вот торговал бы и дальше. Но вместо этого он выступает с совершенно безумными идеями, вроде отменить... правило пата! Или даже доходит дело до настоящего шантажа: организаторам крупных традиционных турниров угрожают уничтожением, если они не будут подчиняться федерации. Кто этим людям дал такое право? Идет какое-то вымывание серьезных лидеров в шахматах. И мир, что еще более странно, пасует перед шахматным невежеством.
— Почему странно? Вы же сами сказали: нет лидера...
— Да. Даже прежний президент FIDE Флоренсио Кампоманес, хотя к нему была масса претензий, не был авантюристом. Если бы он не допустил тех безобразий, что творились на московском конгрессе, то до сих пор оставался бы президентом. Там проституток под делегатов подкладывали, шантажировали людей — все делали, чтобы за Кампоманеса голосовали. Он выиграл... Но через год после того, как мы провели кампанию, заставили его созвать чрезвычайный конгресс в Париже, Кампоманес, естественно, проиграл. А перед Илюмжиновым, которого избрали, мы поставили условие — очистить шахматы от грязи. А он очистил шахматы от думающих людей...
— У вас нет мысли стать тем цементирующим звеном, которое могло бы положить конец хаосу? Знаю, что многие хотели бы видеть вас президентом FIDE...
— Нет... Мне европейцы предлагали в 1994 году стать президентом. Но я в то время не мог предположить, что Илюмжинов вот так будет руководить федерацией. Его предвыборная кампания — это и две мои бессонные ночи. Я считал, что мы избираем толкового лидера, настроил на это европейцев. И он победил — при том, что у Кампоманеса силы были,— с фантастическим перевесом.
— Сколько, по-вашему, может понадобиться времени, чтобы преодолеть кризис?
— Сначала должна быть реорганизована федерация, сами принципы управления ею. Например, принцип "каждая страна имеет один голос" только выглядит демократическим. На самом деле он абсурден. До маразма же доходило. Есть американские Виргинские острова и английские Виргинские острова. Когда мы с Фишером бились, обсуждая его ультиматум, СССР при 200 гроссмейстерах имел один голос, а виргинцы при 16 шахматистах — два! Сегодня шахматы развиты в основном в Европе. Но Европа при принятии решений почти ничего не значит, поскольку не имеет, по-моему, и трети голосов, да и руководство Европейским шахматным союзом ослабло. Нужен новый лидер. А в самой FIDE, на мой взгляд, поменять ничего нельзя, она безнадежна.
— Среди всего этого хаоса вы не вспоминаете с ностальгией советские времена, когда все было просто и понятно, когда вас на руках носили?
— (Улыбается.) Да у меня лично все в порядке. Меня по-прежнему отлично принимают. Я езжу по стране: может быть, уже не собираю по две тысячи человек, но интерес у людей есть. Вообще, я наверное, единственный шахматист сейчас, кто ведет активную работу по России. На днях подписали соглашение о развитии шахмат с губернатором Ямало-Ненецкого округа — осенью в дополнение к шахматной школе Карпова откроем в Салехарде шахматный клуб. В Якутии был — там тоже создадим школу. Функционируют кемеровская, чернобыльская школа, которой исполнилось десять лет, в Воронеже, в Туле, в Мытищах, в Смоленске, в Екатеринбурге, в Перми... В Москве в одном частном лицее ввели преподавание шахмат — и для мальчиков, и для девочек. Главное, потребность в шахматах у детей есть, им нравится. Без меня просто трудно договориться непосредственно с губернаторами и мэрами.
— Фонд мира, который вы возглавляете 20 лет, еще дееспособная организация?
— Да. Хотя многие люди, действительно, удивляются: а что, он еще существует? Но мы не развалились. Наоборот, привлекли к сотрудничеству Прибалтику, Болгарию, Австрию, Австралию, Бельгию. У нас отличные отношения с Китаем, КНДР, Вьетнамом, Лаосом, с арабскими соседями: есть совместные программы с Ираном, Ираком, Сирией. Партнеры в Испании, Франции, Турции... Похвалюсь: недавно я лично и фонд получили поздравление от генерального секретаря ООН. Заодно отчитаюсь перед теми, кто жертвовал нам деньги — а жертвовали почти все советские граждане: никто их не своровал, не увез за границу... Какие конкретно проекты мы реализуем? По большей части, они связаны с детьми. В частности, отправляем детей-сирот на отдых. Есть прекрасный диагностический центр, где проходят обследование пострадавшие в Чернобыле. Хотим создать его филиалы в Белоруссии. С финансами, конечно, сложно — безумные реформы Гайдара разорили нас, как и всю Россию, таких возможностей, как в советские времена, когда по финансовым ресурсам мы были чуть-чуть послабее партии и профсоюзов, нет. Но все равно работаем. Несмотря на сложности, из последних сил вот закончили "Книгу памяти". Обработали больше 24 млн архивных дел, выпустили больше 1300 томов! Теперь все, что мы знаем о погибших в годы Второй мировой войны, есть в банке данных, вся информация, не только "родился-умер".
— Ограничить свои общественные обязанности не собираетесь?
— Намек понятен. Что ж, если в шахматах будет создана серьезная система, то придется. Буду готовиться. Знаете, хочется еще раз добиться самого высокого успеха.
АЛЕКСЕЙ Ъ-ДОСПЕХОВ