На прошлой неделе скончался отец сингапурского экономического чуда министр-наставник Ли Куан Ю. Его опытом авторитарной модернизации хотели бы воспользоваться многие. "Деньги" попытались разобраться в причинах успеха четырех "малых Китаев" — Сингапура, Гонконга, Макао и Тайваня — и поняли: копирование вряд ли даст желанный результат.
Фото: Reuters
Фото: Коммерсантъ / Даниил Иванов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лекай / купить фото
Фото: Reuters
Фото: Reuters
Фото: Reuters
Фото: AP / Kin Cheung, File
Фото: AFP
Меньше и лучше
В своей книге "Антихрупкость. Как извлечь выгоду из хаоса" Нассим Николас Талеб доказывает, что самыми устойчивыми экономическими объектами являются маленькие. В своем блоге на фейсбуке он даже призывал шотландцев во время референдума голосовать за отделение Шотландии, аргументируя свой призыв одним коротким лозунгом: "Small is Good".
Действительно, европейские страны-карлики очень успешны экономически. ВВП на душу населения в 2013 году составил в Монако €163 тыс., в Лихтенштейне — €132 тыс., Люксембурге — €111 тыс., Сан-Марино — €62,8 тыс., Андорре — €46 тыс., Гибралтаре (заморская территория Великобритании) — €38,8 тыс. Список самых богатых по уровню ВВП на душу населения в мире открывают вышеупомянутые Монако, Лихтенштейн и Люксембург, за ними следуют небольшие Норвегия и Катар с населением 5 млн и 1,7 млн человек соответственно, а дальше идут Макао (специальный административный район Китая) и Бермудские острова (заморская территория Великобритании) — тоже крошечные, как по количеству населения, так и по площади. И лишь за ними Швейцария — по меркам европейских карликов страна с внушительными территорией и населением, но небольшая по мировым меркам. Затем Австралия — с огромной территорией и средним населением. Дальше — Сан-Марино, Дания, Швеция, Кувейт и Сингапур. Если даже исключить Бермуды и Макао, не являющиеся самостоятельными государствами, то по-настоящему крупная страна — США — лишь на 13-м месте в мире. Размер имеет значение?
Маленькой стране проще найти инвестиционную идею, которая превратила бы ее в развитую. Логика примерно такая. Не так давно российская IT-компания разработчик игр Game Insight перенесла офис в Литву. Ее выручка — $100 млн в год и почти вся она в твердой валюте. Если бы ее примеру последовала "Лаборатория Касперского" с выручкой в $667 млн (2013 год), то Литва закрыла бы треть дефицита торгового баланса (€1,9 млрд). Еще пара таких компаний, и нет проблемы. Правда, условия нужно создать. Лихтенштейн и Люксембург привлекли богатых низкими налогами и создали развитые индустрии по управлению деньгами. Монако с его вечными ценностями в виде куска Лазурного берега для повышения привлекательности хватило пиара в виде женитьбы князя Рене на Грейс Келли.
Как видно из рейтинга самых богатых стран, европейскость не является обязательным условием попадания в топ. Наличие нефтяных ресурсов — как у Катара и Кувейта — тоже. Как объяснить, что Сингапур с населением в 5,3 млн человек и с показателем ВВП на душу населения в $55 тыс., ничего не добывая, идет ноздря в ноздрю с Кувейтом, у которого лишь на тысячу больше?
Азиатская экономическая загадка
В мировом масштабе эту задачку не решить. Но если взглянуть только на азиатские страны, напрашивается вывод: самые успешные — четыре территории, населенные китайцами. В 2013 году на первом месте Макао, на втором — Сингапур, на третьем — Тайвань с $41 тыс. ВВП на душу населения, на четвертом — Гонконг с $38 тыс. Этнических китайцев в Макао — 95%, в Сингапуре — 75%, на Тайване — 98%, в Гонконге — 95%. В самой КНР китайцев 95%, то есть Тайвань, образно выражаясь, святее папы римского.
Китайские — три из четырех "азиатских тигров", так называют бурно развивавшиеся начиная с 1960-х годов Южную Корею, Тайвань, Сингапур и Гонконг. И Южная Корея с ее $33,7 тыс. ВВП на душу населения от трех других "тигров" помаленьку отстает. Да что тут говорить, если они обогнали уже и Японию (ВВП — $36,6 тыс. на человека)!
Анализируя, в чем общность этих стран, при помощи детской игры на развитие логики "уберите лишнее слово", можно исключить ряд других факторов. Во-первых, размер: Тайвань не такая уж маленькая страна, ее население больше 23 млн человек.
Во-вторых, фактор "бывшая английская колония" — ими в течение более ста лет были Гонконг (1841-1997) и Сингапур (1819-1959), но не был Макао, это колония португальская, а Португалия в XX веке не самая передовая страна. Тайвань вообще был китайской территорией. Когда в 1950 году после поражения в гражданской войне туда бежали сторонники Гоминьдана (правительство Чан Кайши), он был мало населен и не имел почти никакой экономики.
Не важным оказывается и то, когда и в чьи руки были переданы заморские территории бывшими метрополиями. Сингапур получил независимость от Малайзии, которая хотела избавиться от региона с преимущественно китайским населением, в 1965 году. Гонконг никогда не был самостоятельным: он перешел от Великобритании к Китаю в 1997-м. Макао был передан КНР Португалией в 1999 году. С Тайванем вообще хитро: то ли Тайвань отделялся от материкового Китая, то ли наоборот. А сама КНР, напомним, этот факт вообще не признает.
Если бы раннее отделение Сингапура от Великобритании было значимым фактором, то мы бы не наблюдали следующую картину: к 1980-м годам Гонконг и Сингапур подошли с примерно равным ВВП на душу населения, Гонконг был даже немного впереди ($5700 и $5000 на душу соответственно). До 2003 года Сингапур дышал Гонконгу в спину: их ВВП на душу составил $24 тыс. у Гонконга и $23,6 тыс.— у Сингапура, отставание Гонконга наметилось лишь в 2004-м. С 2004 по 2013 год ВВП Гонконга на душу населения рос средним темпом 4,7%, Сингапура — 8,9%. Кроме того, если бы имело значение то, что Сингапур независимая страна, а Гонконг и Макао — часть КНР, то ВВП Макао не рос бы на 17,9% в год в этот же период.
Можно исключить и стратегическое географическое положение. Да, оно есть у Сингапура, Макао и Гонконга, и именно потому они стали колониями. Но его нет у Тайваня. Гонконг и Сингапур в качестве крупнейших портов мира, консолидирующих товарные потоки, идущие в Европу и Америку, продолжают его использовать, а Макао, геоположение которого практически идентично положению Гонконга, имея под боком мощного конкурента и бухту чуть похуже, выбрал другую бизнес-модель — сделал ставку на развитие игорной индустрии. Кроме того, в отличие от Макао, и Гонконг, и Сингапур стали не только крупными портами, но и индустриальными странами.
Мощнейшая подпитка игорного бизнеса Макао идет из материкового Китая, где казино запрещены, но это не гарантия успеха. У нас они тоже под запретом, а игорные зоны на ладан дышат. Доходы Макао от игорной индустрии ($45 млрд в 2013 году) сейчас в семь раз выше, чем у Лас-Вегаса ($6,5 млрд) и возникли не на пустом месте. Этот бизнес там развивался с XIX века, но до 1960-х играли только в китайские игры. В 1962 году консорциум бизнесменов из Гонконга и Макао получил монополию на развитие отрасли на 40 лет, ввел классические западные игры и улучшил транспортное сообщение между Макао и Гонконгом, что привлекло миллионы туристов. В 2002 году монополия была отменена, новые инвесторы построили отели и казино мирового класса. Кстати, доля игорного бизнеса в ВВП Макао не растет — она стабильно составляет от 40% до 50% (в Лас-Вегасе — более 60%).
Может, все дело в уровне экономического развития на момент, когда началось бурное развитие? Нет, в 1960 году ВВП Гонконга на душу населения составлял (в ценах 1985 года) $2200, Сингапура — $1600, Тайваня — $1200 (по Макао замеров нет). Все эти страны отставали от Великобритании (примерно $9500). На момент ухода англичан из Сингапура его называли фортифицированным болотом, фортифицированным — потому что там была английская военная база, а болотом, потому что это была совершенно неразвитая в экономическом и социальном отношении территория. Обслуживание базы давало почти 30% ВВП. Начинать пришлось с чистки зловонных каналов и реки, пишет в мемуарах "Сингапурская история: из третьего мира — в первый" покойный премьер Сингапура в 1959-1990 годах Ли Куан Ю.
Не только экономика
Посмотрим теперь на неэкономические факторы. Пожалуй, можно исключить и тип власти. Режимы Сингапура и Тайваня не относятся к демократическим. Ни Ли Куан Ю, ни Чан Кайши демократами даже не пытались казаться. Более того, на примерах этих стран (плюс Южная Корея и Чили времен Пиночета) обычно доказывается, что и жесткие режимы могут достичь колоссальных успехов в экономике.
Ли Куан Ю открыто пишет в своих мемуарах, что держал коммунистов в тюрьмах без суда и следствия, потому что ему нужно было заботиться об общем благе. Такая позиция лидера Сингапура настолько хорошо им артикулирована, что возник даже термин "тезис Ли", под ним подразумевается отказ от базовых гражданских и политических прав, который якобы дает преимущества при стимулировании экономического развития.
Макао и Гонконг — колонии демократических стран, где насаждалось общественное устройство метрополий, в последние десятилетия колониального периода, закончившегося не так давно, можно считать более демократическими. В лекции 1998 года нобелевский лауреат Милтон Фридман охарактеризовал Гонконг как государство laisser-faire (исповедующее либерализм в экономике), в послевоенные годы — более либеральное, чем сама Великобритания, где у власти были социалисты.
Среди экономистов нет консенсуса насчет того, являются ли демократические страны более успешными экономически, особенно если речь идет о группе относительно бедных стран. Скорее есть понимание, что разброс результата у демократий меньше, им легче избежать экономической катастрофы. Напрашивающееся объяснение — на успех страны в гораздо меньшей степени влияет тот факт, насколько умен или глуп, честен или коррумпирован человек, занимающий пост главы государства. Он не может принять решение, резко меняющее судьбу страны. Его влияние ограничено институтами.
Мортон Гальперин, Джозеф Сигл и Майкл Вайнштейн, авторы книги "Преимущества демократии" 2005 года, доказывают, что среди группы богатых стран быстрее растут демократические, а среди группы бедных зависимости от типа режима нет. Средний рост по этой группе неплох за счет нескольких исключений, все они — страны Восточной Азии: кроме Сингапура, Южной Кореи и Тайваня это еще Индонезия (они отнесены к группе бедных по уровню на 1960 год). Именно они вытягивают экономический рост в подгруппе авторитарных на терпимый уровень. Более редкие экономические катастрофы у демократий — это тоже вывод авторов "Преимуществ демократии", и здесь опять чемпионами по коллапсам из авторитарных режимов являются отнюдь не страны Восточной Азии: Гальперин с соавторами выделяют, например, Чили, экономика которой росла в среднем быстро, но испытала два серьезных кризиса: падение ВВП на 12% в середине 1970-х и на 17% — в начале 1980-х.
Итак, мы исключили географическое положение, тип режима, наличие статуса бывшей колонии европейской страны, тот факт, является ли территория независимым государством или административной единицей, годы получения независимости или перехода под новую юрисдикцию, уровень экономического развития после Второй мировой войны. Обнаружили, что количество населения влияет весьма относительно — в списке самых удачных стран нет очень крупных, но население в Тайване примерно такое же, как, скажем, в Австралии. Что остается?
Конкурентные преимущества
Возможно, сыграл роль фактор хаба. Гонконг — торговый хаб материкового Китая. Макао — тоже хаб, хотя и специфический. Тайвань хабом Китая не назовешь: если Китай с легкостью покупал тайваньские товары, то в силу натянутых отношений между странами импорт из Китая на Тайвань стал активно развиваться только в 2000-е годы, реэкспортом китайских товаров Тайвань также не занимался. Тайвань, однако, был очень сильно связан с другой крупной экономикой — японской, а тот факт, что коммунистический Китай оказался закрыт для сотрудничества, сыграло ему в плюс. Сингапур сделался хабом — торговым и финансовым для крупных экпортно ориентированных экономик Малайзии и Индонезии, рядом с которыми он находится, а позже — за счет банковского и финансового сектора — стал для Китая чем-то вроде азиатской Швейцарии.
Вторым важным фактором является то, что все четыре страны привлекли мигрантов с коммерческими задатками из Китая и других стран. Когда в стране случается революция или гражданская война, а за ней следует отъем собственности, эмигрируют обычно самые экономически активные, состоятельные и образованные члены общества, которым есть что терять. Население Макао резко возросло во время Второй мировой войны: китайцы бежали от японской оккупации материкового Китая, не все вернулись назад. Множество талантливых предпринимателей и просто образованных людей выехали в Тайвань из Китая вместе с правительством Чан Кайши, он умудрился даже вывезти из Китая лучших поваров. Гонконг испытал наплыв иммигрантов из Шанхая в 1960-х. Именно в эти годы, а не раньше, потому что Мао добрался до вольного города Шанхая не скоро: национализация предприятий там прошла лишь в 1955-м, и долгое время их бывшие владельцы управляли своими компаниями в качестве наемных директоров. Шанхайские текстильные магнаты создали текстильную промышленность Гонконга, с которой, как и в других странах Азии, начался экономический бум.
Есть прямая аналогия с Дубаем: после получения независимости от Англии Джавахарлал Неру предпринял национализацию крупных предприятий и сильно ограничил свободу средних и мелких, и многие индийские предприниматели, в основном из Бомбея, перебрались в Дубай и стали вести бизнес оттуда. В Сингапур из Китая перебирались в XIX веке, но после обретения им независимости он привлек этнических китайцев — иммигрантов из стран Юго-Восточной Азии, где мусульманское или буддистское большинство их дискриминировало. И не только, кстати, китайцев: можно вспомнить, что главным министром Сингапура в 1955-1956 годах был Дэвид Шауль Маршалл из семьи багдадских евреев, которая столетиями была связана с этой страной.
Ли Куан Ю связывает успех Сингапура с религиозными воззрениями основной массы его населения и лидеров: "Сингапур был обществом, основанным на конфуцианской морали, которая ставит интересы общества выше интересов индивидуума", в систему ценностей которой не входят коррупция и кумовство. Еще к конфуцианским ценностям Ли Куан Ю относит бережливость, трудолюбие, уважение к образованию, преданность семье, клану, нации. Он подчеркивает, что конфуцианские ценности не совпадают с индуистскими, мусульманскими или буддистскими.
По мнению Ли Куан Ю, конфунцианские ценности преобладают в культурах Китая, Кореи, Японии и Вьетнама, стран, которые использовали китайскую письменность и находились под влиянием конфуцианской литературы. Именно конфуцианские традиции помогли сохранить общественное согласие, поддержать высокий уровень сбережений и инвестиций, что обеспечило высокий уровень производительности труда и быстрые темпы экономического роста.
Но и это недостаточное объяснение. Как мы видели, китайские города-государства обошли Японию и Корею. И если их можно отнести к группе развитых стран, то материковый Китай явно отстает, а о Вьетнаме и говорить нечего.
Есть и другой фактор, оказывающий непосредственное влияние на экономику. У "китайских тигров" более передовые экономические институты, нежели у Китая и других стран с конфуцианской традицией. Посмотрим на индекс экономической свободы, рассчитываемый Wall Street Journal и исследовательским центром Heritage Foundation. В 2015 году его возглавили Гонконг (89,6 из 100 баллов) и Сингапур (89,4). С 1995 года, когда индекс рассчитали в первый раз, мало что изменилось, и в том рейтинге лидировала эти страны. Они относятся к полностью свободным государствам, которых в мире всего пять. Тайвань на 14-м месте (75,1 балла, в 1995-м был на седьмом месте), Макао — на 34-м (70,3), они классифицированы как страны по большей части свободные. В эту же категорию попадает Япония (20-е место с 73,3 балла) и Южная Корея (29-е место с 71,5 балла). Китай на 126-м месте с 52,7 балла, Вьетнам — на 148-м с 51,7 (ВВП на душу населения в 2013 году 11,9 и $5,3 тыс. соответственно). Обе в категории стран в основном несвободных.
Если брать выборку стран с конфуцианской традицией, то прослеживается явная корреляция между значением индекса экономической свободы (индекса коррупции — в меньшей степени) и ВВП на душу населения. Китай и Вьетнам пережили периоды социалистической ориентации, и рыночная экономика в них стала развиваться позже, это мы, конечно, помним, но вопрос в том, где тут причина, а где следствие? Корни зла в социалистической ориентации в прошлом, или она сама есть результат чего-то более глубинного, что не позволяет достигнуть более высокого уровня? Да и со времени смены курса прошло не так много лет.
Цена успеха
Впрочем, для живого человека важен не столько ВВП на душу населения, сколько его цена. Философ Михаил Маяцкий в книге "Курорт Европа" пишет, что европейцы уже не готовы больше работать ради светлого будущего детей: потомки пусть выкарабкиваются сами. Еще один фактор — продолжительность рабочей недели и отпуска. Действительно, если посмотреть на рэнкинг стран не по ВВП на душу населения, а по ВВП, созданному за час работы, окажется, что "малые Китаи" сильно отстают от Западной Европы. В Сингапуре, Гонконге и Тайване он примерно одинаков — около $40. Во Франции, Германии и Великобритании — $59, $57 и $51 соответственно. Европейские страны по-прежнему более эффективны с точки зрения создания ВВП, просто их население работает меньше, при этом не столько рабочий день короче, сколько отпуск гораздо длиннее.
Доля сбережений в ВВП, о которой говорит Ли Куан Ю,— еще один важный фактор экономического развития. Высокая доля сбережений — а значит, и инвестиций — обеспечивает высокие темпы роста экономики. Во всех странах, населенных китайцами, она очень велика: по данным Всемирного банка, в 2012 году (более поздние оценки еще недоступны) в Макао она составила 58% (третье место в мире), в Сингапуре — 48%, Тайване — 30%, Гонконге — 27%. В Китае — 51%. В Европе она ниже: если исключить нефтедобывающую Норвегию, то самый высокий показатель в Европе — в Швейцарии (35%), в Германии — 26%, во Франции — 21%, в Великобритании — 13%.
Высокий уровень сбережений — это отказ от текущего потребления ради будущего. Европейцы на это готовы тоже гораздо в меньшей степени, чем китайцы из городов-государств, которые могут следовать конфуцианской морали или отказываться платить налоги на потребление — стоимость владения личным автомобилем в Синганпуре и Гонконге запретительна.
Ли Куан Ю, его соратники и последователи на одну мораль полагаться не стали и добавили кнут — и не один! — для повышения нормы сбережений. Мощнейший фактор стимулирования сбережений — например, пенсионная система. Средний сингапурец на пенсии получает около $250, что очень мало для развитой страны. Для сравнения: в начале 2014 года средний пенсионный доход в Великобритании составил около $1200 в месяц. Существенная часть зарплаты работника в Сингапуре идет на спецсчет, с которого можно оплачивать только расходы на лечение, образование и ипотеку, а при избытке средств на этом счете их можно только инвестировать. В Гонконге государственной пенсионной системы вообще нет.
Когда экономисты говорят о плюсах и минусах демократии для стимулирования экономического роста, в качестве минуса они как раз отмечают связанные с ней сдвиги от накопления к потреблению, замечая, что это компенсируется тем, что демократии умеют более эффективно распределять ресурсы. И в частности, труд там тоже используется более эффективно. Впрочем, это спорный аргумент: в демократиях как раз разрешены профсоюзы, что делает стоимость труда выше рыночной в их отсутствие, с другой стороны, это стимулирует рост производительности за счет технологий, а не трудозатратный экономический рост, на который полагаются многие диктаторские режимы, которые обычно запрещают объединения работников.
Западноевропейские страны пока впереди по совокупному показателю уровня жизни: Гонконг и Сингапур, занимающие 18-е и 19-е места в мировом рейтинге, обошли только Францию. Тайвань на 22-м месте, сразу за Японией. Но когда-то и это изменится. Китайцы начнут больше тратить на текущее потребление. Как говорила Алиса, должен же когда-нибудь "джем на завтра" превратиться в "джем на сегодня".
Похоже, что в рецепте успеха Сингапура, Гонконга, Макао и Тайваня основные составляющие таковы: небольшая экономика, позиционирующая себя как хаб рядом с крупной, неважно, более бедной или более богатой; "нация мигрантов", как Израиль, с экономически пассионарным населением; конфуцианская религия и вытекающие из нее последствия в виде высокой нормы сбережений и т. п. и высокий индекс экономической свободы. Насколько связаны конфуцианская мораль и индекс экономической свободы, до конца не ясно, потому что Китай и Вьетнам — явные исключения: мораль есть, а свободы нет. Гораздо более сложный вопрос, почему одни страны создают соответствующие институты, а другие, с той же религиозной моралью, в этом не преуспевают. К сожалению, простого ответа нет. Зато, похоже, есть ответ на другой вопрос: позволит ли простое копирование опыта этих стран добиться столь же впечатляющих успехов в экономике? И он отрицательный.