В рамках экспериментальной программы Театральной олимпиады на сцене Центра имени Мейерхольда выступили два европейских театра-лаборатории — "Один-театр" из Дании и Центр театральной практики из польской деревни Гардзенице. Оба хорошо известны в мире, но в России побывали впервые.
При всем несходстве двух этих любопытных коллективов у них есть немало общего. Прежде всего — та "шинель", из которой оба они вышли и которую звали Ежи Гротовский. Основатель "Один-театра" Эудженио Барба (Eugenio Barba) работал с Гротовским в начале 60-х годов, руководитель центра из Гардзенице Влодимеж Станевский (Wlodzimierz Staniewski) — в 70-е. Оба они ушли от самого знаменитого театрального гуру, чтобы основать собственное театральное дело. Оба удалились от суеты театральных столиц. Итальянец Барба в середине 60-х вместе со своей интернациональной труппой осел в маленьком датском городке Хольстебро. Станевский родину не покинул, но некоторое время буквально скитался со своими последователями по польской провинции, пока не нашел Гардзенице, как он говорит, самую бедную и заброшенную деревню в Польше, в которой и поныне находится Центр театральной практики.
Традиционную театральную продукцию — спектакли — оба производят редко, раз в несколько лет. Зато много ездят по миру: потребности окрестных зрителей удовлетворяются быстро, а международный спрос на оба театра большой. Прежде всего потому, что и у Барбы, и у Станевского есть свои системы тренинга, свои театральные ноу-хау. Барба даже основал особую науку, театральную антропологию, изучающую закономерности поведения человеческого тела на сцене. Учебники по ней переведены на все основные мировые языки, кроме русского.
В Москву и Барба, и Станевский привезли не только спектакли, но и рабочие демонстрации своей театральной методики (с таким набором они ездят всюду). Сначала давали спектакли. "Один-театр" показал "Мифы" — театральное действо, в котором известные герои античных эпосов (Медея, Эдип, Сизиф, Кассандра, Орфей, Дедал и Одиссей) встречаются, чтобы совершить похороны всемирной истории, а на деле убивающие некоего обобщенного революционера всех времен и народов. Более подробно в смысл происходящего лучше не вникать: Барба снабдил спектакль высокопарными рассуждениями, достойными какого-нибудь амбициозного шарлатана. Но актерская техника, прежде всего техника голосоведения, действительно впечатляет. Правда, играют в "Мифах" соратники Барбы со стажем, и многие изощренной пластической партитуры уже не выдерживают.
А у Станевского актеры помоложе, да и само представление по мотивам "Золотого осла" Апулея смотрится поживее. Если Барба пытается грузить спектакль философией, то в "Метаморфозах" важна прежде всего подвижность и энергия. С таким первозданным задором играются хорошие студенческие спектакли. Разница в том, что технология игры в Гардзенице такая, что не снилась большинству опытных профессионалов.
Зрители, ограничившиеся просмотром спектаклей, совершили ошибку — главный интерес обеих гастролей заключался не в постановках, а в последующих "разоблачениях". Спектакли лишь оформляют режиссерские исследования в более привычную для зрителя форму. Что касается Станевского, то он проверяет "Золотым ослом" свою любимую идею о родстве фольклора и античной культуры — весьма спорную с точки зрения классической науки. Впрочем, когда актриса из Гардзенице считывает с выбитой на камне надписи античную музыкальную строфу, озвучивая древний текст, о науке не вспоминаешь. А когда актриса труппы Барбы Роберта Каррери (Roberta Carreri) показывает, как она овладела способами концентрации голоса или как она, словно конструктор, буквально "складывает" и "перекладывает" свое тело из набора жестов, забываешь, что в драматической роли Кассандры она не слишком выразительна.
Тут и скрыто основное отличие учеников от учителя. Гротовский уподоблял свой театр секте, а тренировка актерского "инструмента" была лишь частью тренинга личности, способом почти религиозного самопознания. "Один-театр" и центр в Гардзенице — отнюдь не монастыри, хотя актеры и там и там выполняют хозяйственные "послушания". Но светская разгерметизация давно произошла в обоих театрах. Они стали всемирно признанными популяризаторами театральных наук.
Хотя повседневной жизни театра как общественного института они не касаются. "Я гоняю своих актеров по музеям и библиотекам",— рассказал Станевский. На вопрос: "А как насчет театров?", он уклончиво ответил: "У нас на это нет времени". Барба, вероятно, ответил бы примерно в том же духе. "Один-театр" и центр из Гардзенице столбовых дорог буржуазного театра чураются как огня. Театр для них по-прежнему не поточное производство зрелищ, но способ постижения себя. Столь разные актеры Станевского и Барбы — абстрактные носители абсолютной сценической техники. А навестившие Москву театры-лаборатории — что-то вроде театральной палаты мер и весов. Зрителю вряд ли интересно наведываться в нее регулярно, но один раз свериться с эталонами передвижных лабораторий не только необходимо, но и увлекательно.
РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ