Формально Россия не участвует в войне на Украине, и происходящие там события не принято называть войной, но ее ветераны уже появляются. "Власть" разбиралась в том, что государство собирается делать с вернувшимися домой ополченцами, а также изучала международный опыт.
Счет российских граждан, участвующих в боевых действиях в Новороссии, идет на тысячи
Фото: Дмитрий Коротаев, Коммерсантъ / купить фото
Лидер движения "Светлая Русь" Игорь Мангушев уже второй месяц собирает справки из всех больниц, в которых успел оказаться с контузией за то время, что воюет под Луганском. Тем же заняты и его соратники — в заваленном касками, бронежилетами и имперскими флагами офисе "Светлой Руси" на Большой Никитской к бюрократии теперь относятся внимательно. Недавно у Мангушева состоялся разговор "со знакомым из Генштаба", который настоятельно рекомендовал ему озаботиться сбором подтверждений его участия в борьбе за независимость Луганской народной республики. "Сказал, что в течение года-полутора всем ополченцам дадут какой-то официальный статус, а для этого нужно иметь хоть какие-то подтверждения",— говорит Мангушев.
Члены националистической "Светлой Руси" вообще привыкли одними из первых чувствовать конъюнктуру. Националистическое движение, основанное Мангушевым в конце 2009 года, привлекло к своей работе членов ряда патриотических клубов и тесно сотрудничало с близким к РПЦ "Народным собором". Впервые оно заявило о себе 30 декабря 2009 года митингом, который был посвящен убитому священнику Даниилу Сысоеву, но вскоре переключилось на борьбу с нелегальными мигрантами, при этом тесно сотрудничая с полицией. В 2011 году, когда на волне скандала с арестом российских летчиков в Таджикистане в Москве начались облавы на мигрантов, они одни из первых стали устраивать рейды по подвалам и общежитиям. Когда Россия начала принимать в свой состав Крым, устраивали на полуострове пророссийские акции, а с началом войны в Донбассе занялись сначала поставкой гуманитарной помощи, а затем втянулись и в войну.
Теперь активисты "Светлой Руси" не хотят пропустить раздачу официальных статусов ополченцам из числа бывших гражданских. Но как дать хоть какой-то правовой статус тем, кого Россия не признает своими солдатами в войне, которую официально не ведет?
Для тех, кого родина отправляла воевать официально, существует первая статья закона "О статусе участников боевых действий". В соответствии с ней таковыми признаются следующие категории граждан: "военнослужащие, работники органов внутренних дел, учреждений и органов уголовно-исполнительной системы, в том числе уволенные в запас, проходившие военную службу либо временно находящиеся в воинских частях, штабах и учреждениях, входивших в состав воинских формирований, которые принимали участие в вооруженных конфликтах и общевойсковых операциях, а также в условиях чрезвычайной ситуации на территориях РФ, стран СНГ и в других государствах". Под эту длинную формулировку в разные годы подпадали и ветераны обеих чеченских кампаний, и бывшие военные консультанты, оказавшиеся в Анголе, и ветераны Афганистана. А вот с пассионариями, которые к войскам никакого отношения не имеют, все гораздо сложнее.
Тот же Мангушев долгое время работал политтехнологом, до начала войны подрабатывал написанием аналитических докладов для различных госструктур, но всегда, утверждает он, "верил в русский мир". Чтобы бросить спокойную гражданскую работу и отправиться через пропускной пункт "Изварино" в Донецк воевать, в самом деле нужно верить в "русскую весну". Но тот, кто сменил размеренную жизнь на окопы по собственному желанию, хочет рассчитывать на признание родиной едва ли не сильнее, чем те, кто занимается этим профессионально.
В Приднестровье почти у всех военнослужащих было российское гражданство, и мы фактически за один день одним приказом перешли под юрисдикцию российской армии и начали действовать
В 2014 году депутаты Госдумы попытались придать официальный статус тем, кто уехал воевать в Новороссию по зову сердца. Такой законопроект в парламент в прошлом декабре внес коммунист Вячеслав Тетекин. По замыслу депутата все ополченцы должны получить ветеранский статус, а как следствие — льготы, пенсии и прочие полагающиеся тем, кто сражался в интересах РФ, привилегии. Тетекин среди прочего отмечал, что в России действует уголовное наказание за наемничество, и теоретически многие из ополченцев, официально получающих в Донецкой или Луганской народной республике "боевые", могут попасть под соответствующую статью. Правда, тот же Мангушев считает, что даже при наличии выплат (он называет цифры от $100 до $300 в месяц) некоторым ополченцам доказать что-либо будет трудно, поскольку с финансовым документооборотом в самопровозглашенных республиках пока плохо. "Да это и самоубийство — как-то преследовать людей, которые убивали за русский мир",— считает он.
Инициатива Тетекина разбивается о следующие аргументы. Официально Россия никаких боевых действий на территории Украины не ведет, власти страны толком не определились с признанием самопровозглашенных республик, да и называть происходящую на юго-востоке бойню войной здесь тоже никто не спешит. Российских ополченцев никто в Донбасс не посылал, приказов на бумаге тоже не печатал, а значит, они воюют сами по себе.
Однако, как выяснила "Власть", существует несколько теоретических вариантов решения вопроса о статусе российских ополченцев, и ближайший пример, к которому могут обратиться законодатели,— это Приднестровье.
"К тому моменту, как Лебедь в 1992 году прибыл в Приднестровье, здесь царила полная анархия. Армия неясно под чьей юрисдикцией, вооруженные казаки на улицах, полный хаос",— вспоминает в беседе с "Властью" бывший военный комендант Тирасполя, а теперь — спецпредставитель президента Приднестровской Молдавской Республики (ПМР) в России Михаил Бергман.
Бергман прослужил вместе с Александром Лебедем почти 13 лет, в его кабинете висит портрет генерала практически в натуральную величину. Вспоминая о ходе приднестровского конфликта, он, кажется, до сих пор восхищается тем, как бывший начальник решил вопрос с гражданством своих подчиненных. "Это то, чего не хватает сейчас в Донбассе,— третьей стороны, которая раздаст всем подзатыльники и остановит кровопролитие. В Приднестровье почти у всех военнослужащих было российское гражданство, и мы фактически за один день одним приказом перешли под юрисдикцию российской армии и начали действовать",— рассказывает он. Одномоментно, объясняет Бергман, на территории Приднестровья оказалось несколько тысяч бойцов российской армии, а территория военной комендатуры, которую он возглавил, стала считаться российской территорией. "Мы начали разоружать откровенных бандитов, ввели комендантский час, отправляли всех задержанных в эту комендатуру",— вспоминает он. Впоследствии к Бергману появились вопросы у Страсбургского суда, из-за того что он, будучи гражданином другого государства, задерживал на территории Молдавии местных жителей. Эту проблему в 2000 году решило российское правительство, выдавшее Бергману дипломатический паспорт, который оберегает его от задержаний в Европе и где бы то ни было еще.
Но опыт Бергмана с его запутанным, но все же надежным юридическим статусом скорее исключение, чем правило. На нечто подобное смогут рассчитывать разве что лидеры самопровозглашенных ДНР и ЛНР, но уж точно не рядовые ополченцы. Депутат Верховного совета ПМР Дмитрий Соин, имеющий российское гражданство и участвовавший в боестолкновениях 1992 года, считает, что для новороссийских ополченцев можно придумать многоуровневую схему. Когда выстрелы стихли, Соин с единомышленниками принялся создавать Союз защитников Приднестровья — организацию, сначала отвечавшую исключительно социальным требованиям новоиспеченных ветеранов, а затем начавшую лоббировать их интересы в местном парламенте. "Нам в итоге удалось провести многих членов союза в Верховный совет, чтобы впоследствии принять закон о статусе защитников Приднестровья. В итоге и я, даже будучи гражданином РФ, на территории ПМР получаю льготы и пенсию",— говорит он. В России политик состоит в небезызвестном "Боевом братстве", объединяющем участников локальных конфликтов и официально включившем в себя и защитников ПМР. В случае с бойцами ДНР и ЛНР Соин также предлагает оставить право на получение льгот и пенсий исключительно в Донбассе: "Если боевые действия когда-либо закончатся, то те россияне, которые хотят льгот и статуса, могут остаться в ДНР и получать их там. Думаю, что средства найдутся". Социальной защитой тех, кто решит вернуться домой, убежден Соин, должны будут заняться благотворительные фонды. "На базе того же "Боевого братства" вполне можно создать такой фонд, который бы помогал участникам войны в Новороссии, привлекая крупных меценатов",— считает он.
Придание официального статуса ополченцам необходимо властям и из соображений безопасности
Депутат Госдумы от "Единой России" и один из лидеров "Боевого братства" Франц Клинцевич говорит, что общественных организаций, готовых помогать ополченцам в РФ, хватает и так. Правда, парламентариям пока не удалось придумать никаких юридических лазеек для того, чтобы придать бойцам какой-либо официальный статус. Законопроект своего коллеги Тетекина Клинцевич считает неисполнимым и утверждает, что в Госдуме "никаких законопроектов такого рода" сейчас не рассматривается. "Идет серьезная исследовательская работа, но пока мы не пришли к какому-либо результату. Тут и федеральные законы, и Конституция, и многое другое. Путей решения я пока не вижу, и хотелки тут учитывать нельзя",— заявил он "Власти".
Утром 13 февраля жители хутора Волченского Каменского сельского района Ростовской области могли наблюдать настоящую погоню со стрельбой. Виляющий по дороге "КамАЗ", следом за ним несколько легковых автомобилей, из которых по грузовику ведется стрельба. Внезапно дорогу "КамАЗу" перерезает такой же грузовик — столкновение, крики. Из преследуемой машины извлекают вооруженных до зубов пассажиров в камуфляже, укладывают лицом в землю. Так российские пограничники ловили группу ополченцев из Новороссии, которые, будучи пьяными, толком не понимали, где находятся, но задержавшим их сотрудникам ФСБ объясняли, что "очень устали и хотели домой".
Еще раньше, в декабре 2014 года, в международный розыск был объявлен ополченец из Луганска Михаил Константинов с позывным Медведь. В ноябре прошлого года его остановили на посту ДПС по подозрению в вождении в нетрезвом виде. Один раз предложив инспекторам "разойтись по-хорошему", Константинов вернулся в машину, взял пистолет и расстрелял обоих полицейских.
"Чем дольше продлится эта война, тем больше будет инцидентов подобного рода, угрожающих безопасности РФ. Этих людей в будущем надо адаптировать к мирной жизни и как-то вести их учет, но пока не ясно, кто и как будет это делать",— предупреждает Михаил Бергман.
Так что придание официального статуса ополченцам властям необходимо еще и из соображений безопасности. Одним из путей решения этой проблемы Игорь Мангушев из "Светлой Руси" считает создание частных военных компаний (ЧВК). "У нас накопилось достаточно военной техники, которую мы отняли под Луганском у украинцев, достаточно оружия и боевого опыта. Мы готовы заниматься этим бизнесом",— говорит он. Члены "Светлой Руси" уже даже придумали название для будущей ЧВК — Enot Corp. И эмблему в виде оскалившегося железного енота (возможно, вдохновившись мохнатым персонажем фантастического боевика "Стражи Галактики").
Идею держать ополченцев на виду, объединив их в ЧВК, обсуждали и депутаты Госдумы, но дальше обсуждений дело не пошло. "Это слишком серьезный вопрос, чтобы вот так просто принять закон: свою позицию пока не высказали ни в ФСБ, ни в МВД, а ЧВК должны контролироваться государством на сто процентов",— объясняет депутат Клинцевич.
Никаких специальных объединений для ополченцев можно было бы не придумывать, имей они все тот же официальный статус. Как объясняет представитель организации "Солдатские матери Санкт-Петербурга" Александр Передрук, все участники боевых кампаний, которые Россия официально вела, по возвращении получают соответствующую отметку в военном билете и личном деле. Этот документ, в свою очередь, хранится в Главном управлении кадров Минобороны. Аналогичные структуры есть в МВД и ФСБ. "Но в данном случае государство в принципе не знает, кто уезжал добровольцем в Новороссию",— объясняет он.
Впрочем, по словам Мангушева, в последнее время (во всяком случае, в ЛНР) была налажена работа военных комиссариатов, поэтому некоторый учет примкнувших к рядам ополчения все же ведется. "Уже нет такого, как в первые месяцы войны: приехал, представился вымышленным именем, получил автомат и куда-то пошел. Все официально: сдал паспорт, тебя переписали, выдали вот такой военный билет",— рассказывает лидер "Светлой Руси", выкладывая на стол заламинированную карточку с флагом Новороссии. Этой информацией, говорит он, военные комиссариаты непризнанных республик стараются делиться с российскими силовиками — от ФСБ до ГРУ и МВД. "Поэтому пока мало-мальский учет ополченцев ведется только таким образом, хотя ясно, что граница по-прежнему дырявая, а провезти через нее автомат в Россию все так же легче легкого",— говорит Мангушев и в качестве примера приводит опыт своего недавнего возвращения. Друзья подкинули его до границы с Ростовской областью, после чего он еще два часа шел пешком, пока не увидел первых людей. "Это было какое-то село, куда даже такси не закажешь, выбирался на тракторе",— вспоминает ополченец.
Пока определить, сколько граждан РФ воюет в Новороссии, не берутся даже сами ополченцы, но очевидно, что счет идет на тысячи. Кто-то уезжает в поисках адреналина, кто-то — отчаявшись что-то поменять у себя дома, а кто-то — будучи одержимым идеей "русского мира". И разница между ополченцами и ветеранами того же Афганистана в том, что вторых отправляло воевать государство, а первые сами проявили инициативу. "Это идейные люди, которым нужны не ветеранские пенсии, а признание дома. Власти же тоже не идиоты: надо что-то делать с таким количеством идейных отморозков в лучшем смысле этого слова",— рассуждает Мангушев, поглядывая в окно офиса, из которого виден Кремль.
С фронта в политику
Вернувшиеся домой участники вооруженных конфликтов в СНГ нередко принимали активное участие в общественной и политической жизни своих стран.
В 1992 году полпредом президента Азербайджана Абульфаза Эльчибея в Нагорном Карабахе стал командующий Агдеринским военным корпусом Сурет Гусейнов. После неудачи на Агдеринском фронте в феврале 1993 года он был отстранен от командования и снят со всех постов, но его 709-я бригада не подчинилась новому руководству. 4 июня мятежные "гусейновцы", базировавшиеся в Гяндже, при попытке их разоружения убили 69 силовиков. В середине июня сторонники Гусейнова дошли до Баку и вынудили президента покинуть столицу. Спустя неделю парламент лишил его полномочий. Страну возглавил Гейдар Алиев, а Сурет Гусейнов получил пост премьера. Сторонники Сурета Гусейнова вошли в национальную гвардию Азербайджана.
В октябре 1994 года в ходе очередного политического кризиса сподвижники премьера Гусейнова подняли мятеж, захватив правительственные здания в Гяндже и Евлахе. Но попытка переворота провалилась, 129 человек были арестованы, политик был отстранен от должности и бежал в Россию. В 1997-м он был выдан Азербайджану и осужден на пожизненное заключение. В 2004 году Гусейнов был помилован. Его сторонники в 1995-1996 годах были приговорены к различным срокам, в том числе к высшей мере.
В 1993 году советник президента Армении Левона Тер-Петросяна экс-командир добровольческих отрядов ополченцев Вазген Саркисян создал и возглавил союз "Еркрапа", состоявший из участников и ветеранов карабахской войны. В 1995 году он стал министром обороны, в 1996-м подконтрольные ему отряды "Еркрапы" участвовали в разгоне оппозиционных митингов, начавшихся после победы Тер-Петросяна на президентских выборах. В 1997 году в парламенте была сформирована самая многочисленная оппозиционная депутатская группа "Еркрапа", состоявшая из 72 депутатов, под давлением которой в феврале 1998-го Тер-Петросян ушел в отставку. На внеочередных выборах президента союз "Еркрапа" поддержал премьера Роберта Кочаряна. В парламенте, избранном в 1999 году, "Еркрапа" входила в получивший большинство блок "Единство". Вазген Саркисян, возглавивший правительство в июне 1999-го, погиб при теракте в парламенте Армении 27 октября того же года. После его смерти несколько членов союза "Еркрапа" продолжали работать в правительстве, пока в 2008 году президентом не стал Серж Саргсян.
19 октября 1998 года на западе Грузии полковник Акакий Элиава вывел с Сенакского батальона танковую бригаду и повел ее на Тбилиси с требованием отставки президента Эдуарда Шеварднадзе и восстановления Верховного совета времен экс-президента Звиада Гамсахурдиа. Глава мятежников был экс-командиром отряда звиадистов, перешедшим в ходе гражданской войны 1992-1994 годов на сторону Шеварднадзе и продолжившим службу командиром танковой бригады. Бронетехника была остановлена у Кутаиси. 21 октября около 400 солдат и офицеров сдались властям. Элиава бежал с несколькими сторонниками, был объявлен в розыск и в июле 2000 года убит спецназом на западе Грузии.
Вернувшиеся с войны
Статистика показывает, что судьбы тысяч военных и добровольцев, вернувшихся из горячих точек, в дальнейшем не сложились. С января 2008-го по март 2015 года в информационной системе "Правосудие" упоминается 1177 бывших военнослужащих—обладателей боевых наград, находившихся под судом.
Через Афганскую войну (1979-1989), по официальным данным, прошло около 620 тыс. советских военнослужащих, а по информации Союза ветеранов Афганистана — до 1,5 млн. После войны, по сведениям ветеранской организации, минимум 35% ее участников остро нуждались в психологической помощи, до 70% выражали готовность в любой момент вернуться в горячую точку. По данным на ноябрь 1989 года, 372 тыс. бывших воинов-"афганцев" в той или иной степени страдали от алкоголизма и наркомании. 3,7 тыс. человек уже в конце 1989-го были осуждены за убийства и грабежи. В начале 1990-х годов организованные преступные группировки, состоявшие из ветеранов Афганистана, появились в Екатеринбурге, Санкт-Петербурге, Иркутске, Красноярске и других городах. Одной из наиболее влиятельных была Купеевская ОПГ в Тольятти, шесть лидеров которой в 1998 году были застрелены прямо в городском филиале Союза ветеранов.
В Абхазской войне 1992-1993 годов приняли участие тысячи добровольцев с Северного Кавказа. Одним из самых крупных стал пятитысячный отряд чеченцев под руководством Шамиля Басаева. В 1994 году, в разгар Первой чеченской войны, "абхазский батальон" Басаева выступил против федеральных войск, в июне 1995-го у села Ведено он был разбит. Уцелевшие 200 человек в том же месяце захватили в заложники более 1600 жителей Буденновска, 147 из них погибли. К 2005 году 30 членов "батальона" Басаева, участвовавших в теракте, было убиты, 20 — задержано. Сам Басаев убит в 2006-м в Ингушетии.
В первой (1994-1996) и второй (1999-2009) чеченских войнах, по консервативным оценкам, приняло участие не менее 600 тыс. бойцов вооруженных сил и внутренних войск. По данным Центра социальной и судебной психиатрии имени Сербского, к 2003 году 70% ветеранов конфликта страдали посттравматическим синдромом. В 2004-м среди прошедших Чечню было зафиксировано более 1 тыс. попыток самоубийства. В 2005 году, по данным Союза ветеранов участников локальных войн, 13 тыс. бывших бойцов состояли на учете в психоневрологических диспансерах. За тяжкие преступления в тюрьмах и колониях находилось около 100 тыс. ветеранов локальных войн, многие из которых прошли Чечню. Одним из резонансных стало дело об участии незадолго до этого вернувшегося из Чечни уфимского ОМОНа в массовых "зачистках" в Благовещенске в 2004 году, в результате которых было задержано и избито более 300 человек. Командиры были позже осуждены на условные сроки за превышение должностных полномочий.