За Николаем I давно и прочно закрепилась слава сурового императора-солдата, превратившего всю Россию в большую казарму. Однако запомнившиеся современникам эпизоды его жизни и царствования свидетельствуют о том, что этому российскому самодержцу ничто человеческое не было чуждо.
Фото: Росинформ
Фото: Росинформ
Фото: Росинформ
В числе арестованных по делу 14 декабря 1825 года оказался 20-летний юноша, юнкер лейб-гвардии Конного полка князь Суворов-Рымникский. Его отправили в Зимний дворец, в одном из залов которого заседала следственная комиссия.
— Как, и ты здесь? — спросил Суворова случайно встретившийся с ним император.
— Я не виноват, государь,— отвечал юнкер.
— Даешь слово?
— Даю.
— Ступай домой; внук великого Суворова не может быть изменником отечеству,— сказал император.
***
Один из сыновей графини С. И. Сологуб в начале 1830-х годов возвратился из Парижа в Петербург с новомодной в то время во Франции прической "a la мужик" и явился на бал к княжне Белосельской.
Император, увидев его, спросил:
— Где вы торгуете, в Гостином или в Апраксином дворе?
Этих слов было достаточно: граф Сологуб немедленно исчез с бала и переменил прическу.
***
Император обожал театр и бывал на представлениях при всякой возможности. Однажды в 1836 году, присутствуя на представлении оперы "Жизнь за царя", император остался особенно доволен игрой знаменитого певца О. А. Петрова и, придя на сцену, сказал ему, что от такого пения поднимаются остатки волос под париком:
— Ты так хорошо, так горячо выразил любовь к отечеству, что у меня на голове приподнялась накладка!
***
На монетном дворе при вырезках из полосового золота кругляков, из которых чеканят империалы и полуимпериалы, остаются урезки. Эти урезки, известные министру финансов, не записывались, однако ж, ни в какие отчетные книги. Таких урезков накопилось столько, что из них было вычеканено пятнадцать тысяч полуимпериалов. Граф Канкрин надумал сделать государю нечаянный подарок и поднести их на Пасху 1837 года в красном яйце. Для этого, по его указаниям, в Технологическом институте сделали из ольхового дерева огромное яйцо, в которое и вложены были 15 тысяч червонцев! Яйцо, разрезанное надвое, раскрывалось пополам посредством сделанного механизма. В первый день Пасхи яйцо привезли во дворец чиновники Министерства финансов, а в комнаты государя внесли его за графом Канкриным несколько камер-лакеев.
— Это что? — спросил государь.
— Позвольте, ваше величество,— сказал министр,— прежде похристосоваться! — Государь расцеловался с ним.
— Теперь, ваше величество,— продолжал Канкрин,— осмеливаюсь представить красное яйцо от ваших же богатств и просить вас дотронуться до этой пружины.
Император, дотронулся, яйцо раскрылось, и показался желток — полуимпериалы.
— Что это, что это, сколько тут? — спросил удивленный император.
Граф Канкрин отвечал, что тут 15 тысяч полуимпериалов, и объяснил, что они вычеканены из урезков, нигде не показываемых по отчетам. Государь не мог скрыть своего удовольствия и вдруг сказал:
— Урезки — экономия? Ну так пополам.
Министр отвечал:
— Нет, ваше величество, это твое от твоих и только тебе одному принадлежит.
***
В 1837 году Николай I в первый раз пожелал посетить Кавказ.
Из Керчи император отправился на пароходе в Редут-Кале — крепость к северу от Поти; осенью очень жестокие бури бывают на Черном море, но, несмотря на это, государь не отменил поездки, опасаясь кривотолков в Европе, где пристально следили за его здоровьем и делами.
Когда стихия разыгралась не на шутку, встревоженный Николай Павлович начал петь молитвы, заставляя подпевать композитора А. Ф. Львова, автора музыки гимна "Боже, Царя храни!", к которому император благоволил и брал с собой в поездки.
— Я не имею никакого голоса,— говорил насмерть перепуганный бурей Львов.
— Не может быть,— отвечал развеселившийся от вида трясущегося музыканта государь,— ты же говоришь, а стало быть, голос никуда не пропал.
***
В 1844 году во время приезда в Англию император Николай Павлович встретил и узнал в числе прикомандированных к нему лиц одного из старейших пажей королевы Виктории, Кинерда, который прислуживал ему еще во время первого посещения Николаем Павловичем Великобритании в 1817 году, то есть 27 годами ранее.
Когда император удалился вечером, в 11 часов, в свои комнаты, он снова увидел там Кинерда и вступил с ним в разговор.
— Много лет прошло с тех пор, как я был здесь в последний раз,— сказал Николай Павлович.— Был я тогда молод, и мы весело проводили с вами время. Теперь я император и дедушка. Вы думаете, что я счастливый человек потому, что я "великая особа". Да, я счастлив, но не потому, почему вы думаете, и покажу вам сейчас, в чем заключается мое счастье.
И Николай Павлович открыл шкатулку и достал из нее миниатюрные портреты императрицы и великих княжон.
— Вот,— сказал он,— источник моего счастья: жена и дети. Может быть, мне и не следовало бы этого говорить, но в Петербурге нет красивее девушки, чем моя дочь Ольга.
***
В Петербурге городские общественные дилижансы впервые появились в 1840-х годах благодаря предприимчивости директора 1-го кадетского корпуса барона К. А. Шлиппенбаха.
Появление этих омнибусов сделалось событием дня, очень понравилось публике, и каждый считал своею непременною обязанностью прокатиться в них, чтобы, заплатив гривенник за проезд по Невскому, иметь возможность поговорить со знакомыми о впечатлениях, испытанных при этом путешествии.
Успех этого предприятия, дешевизна и удобства путешествия в омнибусах сделались известными императору, и он пожелал лично убедиться в этом. Гуляя однажды по Невскому и встретив дилижанс, он сделал знак остановиться и влез в него. Хотя было тесно, но место нашлось, и государь доехал до Адмиралтейской площади.
Здесь он хотел выйти, но кондуктор его остановил:
— Позвольте получить гривенник за проезд?
Николай Павлович оказался в затруднительном положении: денег с собою он никогда не носил, а из спутников его никто не решался или, быть может, не догадался предложить ему свой кошелек. Кондуктору пришлось поверить в долг русскому царю.
На другой день в контору дилижансов камер-лакей доставил десять копеек с приложением двадцати пяти рублей на чай кондуктору.
***
Николай I любил ездить быстро и всегда на превосходном рысаке. Однажды при проезде государя по Невскому проспекту перебегал через улицу какой-то человек и, несмотря на оклики кучера, едва не попал под лошадь императора, который даже встал в дрожках и схватил кучера за плечи.
Неизвестный человек оглянулся, государь погрозил ему пальцем и жестом подозвал его к себе. Но пробегавший махнул отрицательно рукою и побежал дальше.
Дерзкого нашли, доставили немедленно во дворец и привели к императору, который спросил его:
— Это ты так неосторожно сунулся под мою лошадь? Ты знаешь меня?
— Знаю, ваше императорское величество!
— Как же ты осмелился не послушаться своего царя?
— Виноват, ваше императорское величество... Некогда было... у меня жена в трудных родах мучилась... и я бежал к повивальной бабке.
— А! Это причина уважительная! — сказал государь.— Ступай за мною!
И он повел его во внутренние покои к государыне.
— Рекомендую тебе примерного мужа,— сказал он ей,— который, чтобы оказать скорее медицинскую помощь жене своей, ослушался призыва своего государя. Примерный муж!
Ослушник оказался бедным чиновником. Этот случай был началом счастья всей его семьи.
***
Николай Павлович не любил перемен. Если ему подавалась, например, новая лошадь, и на его вопрос: "Что это за лошадь?" — ему отвечали: "Новая, ваше величество!", то он восклицал обыкновенно: "Дрянь, слабосильна!"
И затем делал на ней такие концы по городу, что лошадь действительно возвращалась домой усталою и вся в мыле.
— Я говорил, что слабосильна,— замечал император, выходя из саней.
Новый экипаж точно так же всегда казался государю с недостатками:
— Короток! Негде ног протянуть!..
Или:
— Трясок и узок, просто ехать невозможно!
Ввиду этого новую лошадь или экипаж всегда старались подать государю в первый раз вечером, например когда он ехал в театр.
На другой день, когда взор его падал на поданную ему новую лошадь или на новый экипаж и он спрашивал: "Это что за лошадь? Что за экипаж?", ему отвечали: "Вчера изволили ездить в театр, ваше величество!"
Замечаний он уже не делал.
***
По Исаакиевской площади, со стороны Гороховой улицы, две похоронные клячи влачили траурные дроги с бедным гробом; на гробу — чиновничья шпага и статская треуголка, за гробом следовала одна бедно одетая старушка. Дроги приближались уже к памятнику Петру I. В это время навстречу, со стороны Сената, показался экипаж государя. Император, увидев процессию, возмутился, что никто из сослуживцев не пришел отдать покойному последний долг. Он остановил экипаж, вышел и, повернув назад, пешком последовал за гробом чиновника по направлению к мосту. Пока гроб выехал на мост, провожающих набралось много всякого звания, преимущественно из высшего сословия. Государь оглянулся и сказал провожавшим:
— Господа, мне некогда, я должен уехать. Надеюсь, что вы проводите его до могилы.
***
Незадолго до Крымской войны император Николай I, не поставив в известность своего министра иностранных дел Нессельроде, отправил к турецкой границе два армейских корпуса. Тайна распространилась по городу. Английский посол Сеймур встревожился и заявил Нессельроде, что такие слухи должны произвести тяжелое впечатление в Европе. Император разгневался, узнав о распространенности слуха, и призвал шефа корпуса жандармов князя Орлова.
— Для чего у меня тайная полиция? — крикнул император.
— Ваше величество это лучше знает,— ответил Орлов.
— Совершенно верно; я только не знаю, на что она годна. И если вы мне в 24 часа не откроете изменника, который распространил тайну о мобилизации 4-го и 5-го корпусов, то будете уволены, князь Орлов!
— О,— возразил князь Орлов,— моя полиция такая образцовая, что мне не нужно 24 часов, чтоб открыть изменника.
— Значит, вы знаете кто? Вы знаете?
— Я знаю, что я знаю, ваше величество, но я могу назвать его только по настоятельному приказанию императора.
Оказалось, что император всегда забывал, когда говорил в салоне императрицы о государственных делах и особенно о военных мероприятиях, что у каждой из присутствующих там дам не только по два уха, но есть и братья, кузены и родственники в армии, которым они рассказывают все, что слышат. И так распространялось по городу всякое слово, пророненное императором.
После такого рапорта князь Орлов остался в прежней должности. А император несмотря на это не только не переставал рассказывать о том, что его занимало, на вечерах императрицы, но и везде он мыслил вслух.
***
Однажды пажи находились одни в огромном Большом тронном зале Зимнего дворца. Молодежь расходилась, начала прыгать и дурачиться. Один из пажей забылся до того, что вбежал на бархатный амвон под балдахином и сел на императорский трон, на котором стал кривляться и отдавать приказания. Вдруг он почувствовал, что кто-то берет его за ухо и сводит со ступеней престола. Паж обмер. Его выпроваживал сам государь, молча и грозно глядевший. Когда все пришло в должный порядок, император улыбнулся и промолвил:
— Поверь мне: совсем не так весело сидеть тут, как ты думаешь.